«Как тараканы в микроволновке — дергаемся, но не дохнем»: фельетон об одном педсовете

Жизнь учителя — это ежедневные приключения в мире бюрократии, родителей и электронных журналов. Блогер «Мела» Александр Заправдин поделился с нами своим сатирическим рассказом о школе. «Читайте, смейтесь — а потом плачьте в подушку», — напутствует нас автор. Что ж, приступим.

Введение

Рай — это когда все цифры сходятся, даже если за ними никто не стоит.

Ад — когда за цифрами стоят все, кроме тех, кому они нужны.

Школа № 113 стояла на холме, как заброшенный маяк. Ее кирпичи, выкрашенные в жизнерадостный салатовый, давно покрылись язвами трещин. Крыша, проржавевшая еще при Горбачёве, сочилась неисполненными циркулярами в виде разноцветных заплат: каждую весну потолок актового зала превращался в звездное небо, а лужи в кабинете истории отражали бюст Ленина — словно он утонул в бесконечных приказах сверху. Но главной бедой здесь были не дыры в крыше, а дыры в здравом смысле. Школа жила по законам абсурда: вместо уроков — фотоотчеты, вместо знаний — статистика, а вместо детей — «контингент».

Кабинет директора утопал в сизом дыму от дешевых духов Маргариты Аркадьевны. На стене висел график регистрации на форум «Цифровая трансформация сознания», похожий на ЭКГ умирающего. В центре кабинета, словно проклятый остров, возвышался овальный стол. На нем царил мертвый порядок: папки с личными делами сотрудников стояли, вытянувшись в ровную линию, как на параде. Напротив личных дел, будто готовясь ринуться на них в атаку, выстроилась армия формуляров с надписью «Срочно». Между ними хрустальная ваза с леденцами казалась единственной наградой для тех, кто не пал во время сражения с полчищами «срочных дел».

Маргарита Аркадьевна — женщина, чей голос напоминал сирену воздушной тревоги, а мозг — компас с оторванной стрелкой, — стучала ногтем по протоколу педагогического совета под номером 666. Ее управленческий стиль был коктейлем из маниакального контроля и хаоса. А лицо вечно дергалось, будто под кожей копошились черви нереализованных амбиций. Особенная гордость — брошь в виде совы, купленная в «Светофорчике» за 79 рублей. Сова была слепа на один глаз, как и сама директриса.

— 93,7%! — заревела, врезав кулаком по столу, Маргарита Аркадьевна. Бюст Ленина в кабинете истории уронил подбородок. — Департамент требует 96! Где остальные 2,3%? Умерли или в бегах? — Указательный палец директрисы хрустнул суставом, упираясь в график на стене, который уже перешел в стадию предсмертной агонии.

— Маргинализация родительского контингента требует точечного прессинга! — пискнуло существо, вылупившееся из учебников по педагогике 50-х годов. Это была Лидия Павловна — завуч школы. Ее речь напоминала фейерверк из терминов: «инновация», «синергия», «копинг-стратегии» — всё это она вбрасывала в разговор, как гранаты, не понимая, куда летят осколки. Считала себя интеллектуальной элитой, но путала Сократа с сахаром. Носила юбки-карандаши, которые, казалось, сжимали не только бедра, но и мозг.

Мечтала занять место директора, но боялась, что после этого ей придется работать самой

— Нужен парадигмальный прорыв! — продолжала Лидия Павловна, кривя губы, похожие на два свежеокрашенных забора. — Объявим, что незарегистрированные родители — угроза нацбезопасности! Пусть классные руководители звонят им в 5 утра — время, когда их совесть еще спит!

— Гениально! — хрюкнула директриса, и брошь-сова на ее груди захлопала единственным глазом. — А тех, кто не ответит, объявим… м… экстремистами! — завершила она, гордясь своим предложением, как Фемистокл гордился идеей сплотить Грецию перед нашествием персов.

Над педагогическим советом повисла гробовая тишина.

— Принято, Маргарита Аркадьевна! — бойким голосом из-под стола, нарушив тишину, скрипнула Зоя Семёновна — женщина-тень, чье лицо стерлось от вечных «да-конечно-сразу». — Я уже поставила будильник на 4:40. — Бодрилась она, дергая головой с глазами той самой «лошади, которая больше всех старается в колхозе».

Тягучий гул фразы «96% регистрации» висел в воздухе, как прокисший компот. Маргарита Аркадьевна, чей взгляд метал молнии в сторону невидимых врагов, царапала маникюром график, словно пыталась оживить его электрошокером.

— Валерий Петрович! — гавкнула она, щуря слепой глаз в сторону мужчины, чьи усы напоминали два сломанных ершика для чистки кальяна. Его лицо, красное, как кнопка пожарной тревоги в день инспекции, дергалось в такт лаю директрисы. — Ваш 8 «Б» — позор школы! Из 30 родителей зарегистрировались 28! Вы им что, «Марсельезу» спели вместо инструкций?!

Валерий Петрович вскочил, опрокинув стул, который упал с грохотом, достойным падения Берлинской стены. Его пиджак эпохи Ельцина, заляпанный кофейными пятнами, трепетал, как флаг революции на ветру глупости.

— Это провокация либероидной хунты! — каркнул он во всё горло, размахивая кулаками, будто отбивался от роя пчел, которых сам же и разозлил. — Я не позволю, чтобы эти ваши «цифровые штучки» лишали родителей священного права… м… не регистрироваться! — Он замолчал, запыхавшись, словно пробежал марафон в поисках мысли, которая так и не пришла.

— Два человека! — Маргарита Аркадьевна обняла график, будто это был парашют над пропастью департаментского гнева. — Вы понимаете, что из-за них нашу школу опустят в рейтинге?! — В моменте визг директрисы превысил диапазон в 4200 Гц, от которого в учительской треснули все кружки с надписью «Лучшему учителю», подаренные коллективу вместо премии к Новому году. — А меня! — Неожиданно голос директрисы рухнул на дно октав, загудев, как паровоз, который вот-вот сойдет с рельсов. — Человека, который 10 лет держит школу на плаву, как… как…

— Как пробка в унитазе образования! — процедил физрук Геннадий, не отрываясь от созерцания своих кроссовок, прожженных сигаретами и судьбой.

— Да как вы смеете?! — внезапно встряла Зоя Семёновна, вскочив так резко, будто сидела на электрическом стуле

Ее голосок зазвенел, как тявканье чихуахуа. — Маргарита Аркадьевна — наше всё! Наш маяк! Наш… наш… — она задохнулась от рвения, — …гуру образовательного процесса! — Она уставилась на Геннадия взглядом, который пытался быть грозным, но напоминал испуганного хомячка. — Вы… вы просто завидуете, что не способны понять ее гениальных стратегий!

— Стратегий? — пробормотал под нос физик Сергей Витальевич, человек со взглядом, выражающим вечное «Я вас услышал, но мне всё равно». — На бумаге красиво, а на деле… — И, не отрываясь от кроссворда, где на вопрос «Бесполезное занятие» он вывел «ПЕДСОВЕТ», лениво ткнул пальцем в потолок, откуда капала вода прямо в хрустальную вазу с леденцами.

Когда-то Сергей Витальевич любил физику и детей, но после того, как Лидия Павловна назвала его уроки уродством, он стал похож на выключенный телевизор с тихим треском сгоревших микросхем.

— Молчать! — взвыла директриса, наполняя кровью капилляры слепого глаза, но Зоя Семёновна уже вскочила, перекрывая ее крик своим визгливым рвением:

— Маргарита Аркадьевна, я лично возьму этих двух родителей! — Она выпрямилась, как солдат перед расстрелом. — Я буду звонить им каждый час! Нет… каждые полчаса! — Она вдохнула так глубоко, что пуговица на блузке едва не отлетела. — Нет!.. Каждую минуту! Я… я приду к ним домой! — Она встала на цыпочки, будто тянулась к невидимой вершине. — Я буду стучать, пока они не откроют! Я… я… — Голос сорвался в шепот, и она закрыла глаза, будто в трансе. — …принесу им свой ноутбук… и зарегистрирую их сама… Даже если придется… держать их на прицеле…

Последняя фраза вырвалась тихим стоном, после чего Зоя Семёновна обмякла, как марионетка с перерезанными нитями, и рухнула на стул, тяжело дыша. На ее лице застыло выражение, будто она только что пересекла финишную черту забега, который бежала всю жизнь.

— Прицеле?! — Валерий Петрович фыркнул. — У вас что, пистолет есть?

— Нет! — Зоя Семёновна гордо подняла подбородок. — Но есть… моральный долг! — В этот момент она выглядела, как героиня картины Делакруа «Свобода, ведущая народ».

— Оставьте ваш альтруизм для субботников по воскресеньям, Зоя Семёновна! А регистрацией родителей займется классный руководитель, ему за это деньги платят! — протрубила директриса, переводя ярость на Валерия Петровича, чьи усы тут же стали дергаться в такт его дыханию.

— Я буду жаловаться! — взорвался Валерий Петрович, вновь вскочив со своего места так резко, что стул полетел под шкаф с пыльными грамотами. — Я не раб системы, чтобы ночами шаманить с этими порталами! — Его лицо пылало, как лампочка в подъезде, которая вот-вот перегорит. — Да вы знаете, что у меня в классе многодетная мать-одиночка? Она на трех работах! Когда ей регистрироваться?! В перерыве между сменами?!

— Ваши эмоции — это ваша профессиональная несостоятельность! — отрезала Лидия Павловна, складывая пальцы в фигуру, напоминающую храм ее самомнения. — Нужна персонифицированная адресность! Предложите им… м… мотивацию!

— Да вы еще скажите, что незарегистрированных детей сбросят со скалы, как в Спарте сбрасывали слабых и некрасивых, — вздохнул Сергей Витальевич и потянулся за термосом, из которого пахнуло чем-то крепким.

— Молчать! — Маргарита Аркадьевна зарядила в него степлером, но промахнулась

Степлер вонзился в плакат «Наша школа — территория успеха!», оставив дыру ровно над словом «успеха».

— Сергей Витальевич, ваша циничность — это клинический случай! — Лидия Павловна скривила губы, будто попробовала лимон. — Вы забыли, что мы здесь ради светлого будущего?

Физрук Геннадий, до этого молча ковырявший гвоздь в ботинке, поднял голову. — У нас в спортзале люстра с прошлого года на двух проводах висит. Может, сначала проводку починим, а потом про будущее?

— Прекратите! — директриса ударила кулаком по папке с ЕГЭ-отчетами, и оттуда вылетела моль, проживавшая там с 2015 года. — Все силы — на регистрацию! Зоя Семёновна, подготовьте памятку: «Как убедить родителей, что их жизнь зависит от этого форума». Валерий Петрович, если к завтрашнему утру у вас не будет 96%, пишите заявление по собственному! Сергей Витальевич…

— Всё равно, — перебил он, не отрываясь от кроссворда. — Пишите сами, я подпишу.

Педсовет погрузился в унылое молчание. Тишину нарушал только скрип шариковой ручки Зои Семёновны, которая, наивно высунув язык, аккуратно вырисовала схему захвата недостающих процентов регистрации.

К вечеру школа № 113 затихла, как пациент после дозы транквилизаторов. Трещины в потолке актового зала сплелись в узор, напоминающий логотип департамента образования. На бюст Ленина лёг вечерний мрак, и он стал похож на абстрактную скульптуру под названием «Крах утопии».

Зоя Семёновна, вооружившись фонариком, дежурила под дверью последнего незарегистрированного родителя. Валерий Петрович пытался придумать мотивацию сначала для родителей, а когда отчаялся, стал искать ее для себя. Сергей Витальевич, найдя в кроссворде слово «НАДЕЖДА», зачеркнул его и написал сверху: «НАДОЕЛО».

А Маргарита Аркадьевна, вставляя в рамку очередную грамоту «Лучший менеджер образования», принимала новые указания от департамента.

И только физрук Геннадий, сидя на ветке дерева с видом на вечно ремонтируемую крышу, сказал в темноту:

— Как тараканы в микроволновке — дергаемся, но не дохнем.

И школа, вздохнув, прожила еще один день, чтобы завтра всё началось сначала.

Обложка: © Everett Collection / Shutterstock / Fotodom