«Ну, Дим, скоро у тебя третья рука вырастет». Чем занимаются стажеры в научных лабораториях

Часто студенты разочаровываются в своем обучении из-за того, что не понимают, как применять полученные знания в реальной жизни и как начать работать по специальности. Одно из решений — бесплатные стажировки. Но получится ли совмещать очное обучение и работу? И где искать мотивацию? Об этом мы поговорили с Дмитрием, молодым ученым, который с первого курса работает в научных лабораториях.

«Обстановка была похожа на фильм ужасов»

Я учился в аграрном университете на направлении, связанном с генетикой. На моем факультете было очень много немотивированных студентов, а университетским лабораториям всегда нужны свободные руки для проведения рутинных экспериментов, чтобы нарабатывать статистику. Студент обычно выучивает один протокол и повторяет его много раз, чтобы на это не тратил времени профессор. Руководитель формулирует гипотезу, а студенты по ночам исследуют его идеи. Поэтому сразу на первом курсе я без труда попал в лабораторию искусственного климата.

Там мы экспериментировали с гидропонными установками, питательными средами и освещением для выращивания растительных культур. В рамках исследования у меня была небольшая «плантация» базилика, с которой я ежедневно проводил всё свободное время после пар. В мои обязанности входило сравнение питательных сред, а для этого нужно было таскать сотни литров воды каждый день. Обстановка была похожа на фильм ужасов: я в полном одиночестве таскаю пятилитровые ведра туда-сюда по сырому темному подвалу, который местами подсвечивается фитолампами.

В какой-то момент я понял, что это не мое. А в университете над моим подвалом располагалась лаборатория молекулярной биотехнологии. По приглашению подруги я пришел туда попробовать свои силы в выделении ДНК и понял, что это мне нравится гораздо больше, чем таскание ведер. Но, к сожалению, в лаборатории было ограниченное количество мест для студентов, и выбрали самых лучших, в число которых я не попал. Поэтому я продолжил возиться с базиликом.

Как-то потом к нам на пару пришли представители исследовательского института с рассказом о своей научной деятельности. Я был молодым амбициозным студентом с горящими глазами, который был готов работать задаром. И меня взяли в лабораторию, которая занималась селекцией растений. Помню, я однажды сидел там до глубокой ночи с мешком семян пшеницы и рассеивал их на чашки Петри.

У меня был огромный стол, как в кабинете какого-то большого начальника, который весь был уставлен чашками с пшеницей

Выглядело это всё совершенно фантасмагорически. Но, несмотря на это, я старался и стремился хорошо себя показать, чтобы устроиться на работу в лабораторию. В итоге там я научился таким базовым методам исследования, как ПЦР и электрофорез.

Но потом началась пандемия, подкралось разочарование в правильности выбранного направления, я забрал документы из университета и пустился в свободное плавание. Решил пересдавать ЕГЭ и параллельно искал работу в научной сфере, где смог бы применить накопленные навыки. Через уже установленные связи в прошлой лабе я попал на стажировку в коммерческий проект помощником научного сотрудника.

Нашей задачей была оптимизация праймеров («затравка» для синтеза ДНК. — Прим. ред.) для ПЦР-тест-систем, поэтому мне приходилось десятками ставить пэцээрки и электрофорезы. Несмотря на то что мне приходилось засиживаться до глубокой ночи и повторять одну и ту же задачу, тогда я почувствовал, что занимаюсь наукой, что я какой-никакой ученый. На этой мотивации я проработал два года, параллельно изучил другие методы анализа и тем самым расширил спектр своих компетенций.

«Врагу не пожелаешь работать на младших курсах»

Я столкнулся с таким парадоксом: когда ты работаешь у частников, то обычно не занимаешься фундаментальными исследованиями, но зато имеешь стабильную зарплату. Чтобы заниматься чистой наукой, нужно идти в академические институты, а туда человека без диплома не возьмут. Поэтому меня очень беспокоило отсутствие высшего образования, и я поступил в медицинский университет.

Совмещать работу с медом — это кошмар. Сложнее всего было на 2-м курсе в первом семестре, потому что у меня было очень много задач по работе. Я занимался тогда биоинформатикой, решал непростую задачу, где было очень много данных. Мне было ясно, что с ними нужно сделать, но процесс был долгим, муторным и кропотливым.

Я учился днем, затем ехал на работу, иногда сидел там всю ночь и после этого находил в себе силы ехать обратно на учебу вообще без сна

Естественно, университет периодически отходил на второй план. Совмещение работы и учебы — это всегда вопрос приоритетов. У меня сложилось стойкое впечатление, что то, чему нас учат, мне не особо пригодится. К тому же отношение некоторых преподавателей сильно демотивировало посещать их пары, поэтому я часто отдавал предпочтение работе. Но из-за прогулов у преподавателей формируется к тебе специфическое отношение, и в конце семестра приходится сидеть на отработках до ночи. Это всё физически очень-очень тяжело, врагу не пожелаешь работать на младших курсах.

В особо тяжелые эпизоды я сам себя спрашивал, почему мне не уйти из вуза? Да, я учусь на специальности, по которой уже работаю. Но в любом случае, осваивая какую-либо академическую программу, я выхожу на новый уровень мысли. Хоть мне и не нравились наши предметы и преподаватели, так или иначе, я учусь учиться, и иногда это действительно интересно и полезно. Кроме того, в университете ты всегда находишься в сообществе единомышленников. Именно поэтому я так много вожусь со студенческим научным кружком биоинформатики, в котором в этом году стал старостой. Благодаря ему я знакомлюсь с новыми людьми, именитыми учеными, обмениваюсь с ними опытом, налаживаю связи, которые в науке просто необходимы.

Наряду с этим крутиться в науке и не иметь базового образования — даже звучит странно. Вдруг так сложится, что мои услуги окажутся ненужными для частной компании, в которой я сейчас работаю. Тогда одним из вариантов будет уйти в государственный исследовательский институт, а я без диплома. В иерархии науки степень твоей образованности, количество «корочек» равняется погонам у военных. Без степени ты физически не сможешь стать заведующим лабораторией. Поэтому, с одной стороны, для меня сейчас вуз — это необходимость, ведь иного пути у меня уже нет. Но с другой — иногда кажется, что потраченное время можно было бы использовать более продуктивно.

«Неужели я просто взял и съел неделю работы других ученых?»

На самом деле попасть в лабораторию — это несложно. Чтобы устроиться в институтскую лабу, достаточно прийти и сказать: «Я готов бесплатно делать всё что угодно, заберите всё мое личное время» — и тебя возьмут. Когда ты приходишь к частникам, то обычно должен иметь прямые руки, владеть ограниченным спектром методов и быть готовым выполнять одно и то же постоянно. Минус работы в частной лаборатории в том, что ты не будешь открывать новые законы биологии или исследовать замечательные свойства молекул, а будешь решать вполне конкретную задачу. Явный плюс — у тебя будет заработная плата.

Это довольно-таки скучная деятельность, но развлекать себя приходится только стрессом. Первые дни мне запомнились просто как нескончаемый поток тревоги. Я сижу поздно ночью в лаборатории один на один с дорогостоящими реагентами, которые стоят вполне конкретные тысячи рублей, капаю эту пэцээрку в пятидесятый раз… Что-то не получается, я ищу, в чем проблема. Еще иногда непонятно: это праймеры для реакции странно сработали, потому что технология не доведена до идеала, или я передержал фермент в тепле? Или некоторые эксперименты должны были окончиться ошибкой, потому что я могу не до конца понимать все теоретические аспекты гипотез? Из-за того, что я работал по ночам, я не мог оперативно связаться с руководителем. Поэтому я просто раз за разом слепо повторял протокол, документировал результаты и очень боялся ошибиться и не оправдать ожиданий.

Специфика молекулярной биотехнологии в том, что у тебя есть несколько прозрачных жидкостей без запаха, которые нужно смешать в определенных пропорциях и засунуть в прибор. Ты работаешь с маленькими объемами, например, часто рабочий объем реакции — это 25 микролитров, то есть крупная капля, конкретный реагент нужно капнуть 0,5 микролитра на пробирку, это похоже на жирную точку.

Если ты не записал это действие, то никогда не узнаешь, есть там эта капелька или нет. Очень легко совершить фатальную ошибку

В какой-то момент я по собственной безответственности не всё записывал за научником и упустил, сколько микролитров реагента мне нужно добавить в электрофорез. Обычно он ставится с интеркалятором (вещество, связывающееся с молекулой ДНК и позволяющее ей светиться при облучении ультрафиолетом. — Прим. ред.) бромистым этидием. А про него ходит куча легенд, что, только посмотрев на него, ты умрешь от рака, хотя некоторые ученые говорят, что он неопасен и в нем можно хоть купаться. Я не запомнил, сколько должен его добавить, и полез читать в интернете.

Позднее выяснилось, что я на протяжении нескольких месяцев превышал концентрацию этого канцерогена в 10 раз

Я в какой-то момент засомневался в правильности своих расчетов и решил уточнить у коллеги, на что она мне ответила: «Ну, Дим, скоро у тебя третья рука вырастет». С одной стороны, это смешно, а с другой — когда ты всё понимаешь не до конца, ты реально боишься, что тебе осталось жить 5 минут и вечером тебя закопают. Конечно, это всё — прямой результат моей лени, потому что по-хорошему я должен был прочитать миллиард статей, чтобы этого не произошло. С тех пор моя позиция такая: я просижу на работе 18 часов, но сделаю всё нормально, чтобы никого не подвести. И не умереть!

Сильно позже произошла еще одна история с бромистым этидием. У меня уже накопилось много опыта, и я стал преподавать в летней школе. Обычно перед приходом студентов я ставлю тестовый эксперимент, чтобы проверить, все ли реагенты работают. В тот раз я по стечению обстоятельств поздно приехал в лабораторию, второпях проводил эксперимент, не надел перчатки и случайно пролил себе на руку тот самый реагент. На этот раз я уже знал, что он встраивается в молекулу ДНК и обладает фотоактивностью, а значит, может светиться под ультрафиолетовым излучением. Я прекрасно понимал, что сделал. Но тогда первая мысль у меня была совсем не о том, чтобы спасти свою жизнь. Я подумал: «Господи, она же наверняка сейчас будет светиться!» Я включил УФ-лампу и увидел, что рука у меня светится неоново-рыжим светом. Насладился моментом и стал ее оттирать, пока она не вернула свой нормальный цвет. С того дня я всегда работаю в перчатках.

«Аккуратно подсадил зиготу, зашил мышь, и она впоследствии родила»

Когда я уже учился в меде, постоянно искал себе лаборатории, где я мог бы заниматься фундаментальной наукой. Так я попал в Институт биологии гена РАН, где занялся исследованием протеинопатий (группа заболеваний, связанная с нарушением работы ферментов. — Прим. ред.). В исследовательских лабораториях выше требования к теоретическим навыкам, поэтому, как только я пришел, мне дали огромный список статей, чтобы я разобрался в тонкостях протеинопатий. А потом мне доверили работу с мышами. В лаборатории была линейка генно-модифицированных мышей, у которых мы исследовали головной мозг.

Мне, первокурснику, тогда довелось пройти «крещение» студента-медика и впервые взять в руки скальпель. Первый раз, конечно, очень страшно: я взял маленького несчастного мышонка, вколол ему транквилизатор так, чтобы он не умер, но и пошевелиться не мог, провел необходимые манипуляции и вскрыл грудную клетку. Там я увидел бьющееся сердце… В первый раз это вызывает очень специфические эмоции: ты понимаешь, что это жизнь и она у тебя на кончиках пальцев. Что вообще может быть более иконографическим, чем символ бьющегося сердца? Это я запомнил на всю жизнь.

Но моя самая любимая история из этой лаборатории — как я оплодотворял мышь

Я упоминал, что в лабе жили генно-модифицированные мыши, а внести генетическую модификацию в организм можно только на этапе зиготы, когда животное еще является одной клеткой. Соответственно, когда ты изъял у несчастной мыши ее бедные зиготы и модифицировал, помимо того, что ты должен ей объяснить всё это, тебе нужно эти зиготы засунуть обратно, чтобы они прикрепились к стенке матки и произошла нормальная беременность.

В этой задаче животное должно выжить, поэтому мне нужно было через маленький надрез в области яичника подсадить зиготу в тоненькую маточную трубу с помощью стеклянного капилляра. Забор зиготы в капилляр происходит ртом. Я сначала засосал эту зиготу в капилляр и подумал, что проглотил ее. А это же была модифицированная зигота, над которой трудилась целая лаборатория: неужели я просто взял и съел неделю работы других ученых? Говорю руководительнице: «Я, кажется, её съел…» — а она на меня смотрит и отвечает: «Дим, ты что, совсем дурной, что ли?» В итоге выяснилось, что я ее вдохнул слишком глубоко в капилляр. Потом я аккуратно подсадил зиготу, зашил мышь, и она впоследствии родила. Всё закончилось хорошо!

«Забудешь закрыть холодильник — и всё, не будет ни кривичей, ни вятичей»

Так получалось, что мне приходилось два раза отчисляться и восстанавливаться в университете из-за того, что я не справлялся со взваленной на себя ношей. В связи с этим каждый год понижался возраст моих одногруппников. Но несмотря на то, что я уже работал по специальности, я никогда не чувствовал, что я лучше или умнее других. Я объективно понимаю, что мои сокурсники только в начале своего пути и не каждому нужно набивать столько шишек, ведь можно жить счастливо и без всего этого. Скорее я, наоборот, фоново чувствую себя очень глупым, потому что вне вуза всё время нахожусь в обществе людей, которые гораздо умнее меня.

В лаборатории я постоянно общаюсь со своим научником, которого считаю человеком, который знает ответ на любой вопрос. Однажды мы вместе летали в командировку в Новосибирск, посещали различные институты и лаборатории. И мой начальник захотел проконсультироваться по одному вопросу с местным ученым, которого он знал. Это был дедушка преклонного возраста, он вальяжно сидел в лаборатории в своем потрепанном креслице. Тогда я увидел то, что, думал, не увижу никогда. Тот человек, который для меня является гениальным ученым, смотрел на этого дедушку точно так же, как я смотрю на своего гениального начальника.

Меня поразило, что существуют настолько умные люди, что они сидят в своих маленьких лабораториях и про них никто не знает

Тогда меня настигло осознание, что лестница науки не имеет предела. И вот это нахождение среди сверхумных людей вбило мне в разум, что я априори как-то примитивнее остальных. Да, я работаю, но у меня всё еще нет высшего образования, я перепоступал несколько раз, я не сдал ЕГЭ на миллиард баллов. Возможно, отсюда мое стремление везде попробовать себя, везде поучаствовать, набрать кучу проектов. Таким образом я сублимирую свой внутренний страх быть глупым, а для ученых это вообще самый большой страх, как для спортсменов оказаться самым слабым. Все ученые боятся этого ощущения, хотя прекрасно понимают, что всё знать невозможно. Я пытаюсь заглушить это чувство, повышая градус перфекционизма, мне всегда нужно переделать, перевыполнить, переучить. Это не совсем здоровый подход, который в итоге приводит к выгоранию.

За время работы в науке я понял для себя несколько вещей. Во-первых, лучше лишний раз показаться глупым и узнать то, чего ты не знаешь, чем не узнать ничего. Поэтому всё время нужно пробовать. В современном мире нужно неустанно бежать, просто чтобы оставаться на месте. Правда, это всё должно иметь здоровый формат, чтобы потом не приходилось пожинать плоды эпизода своей мании.

Во-вторых, работа в лаборатории провоцирует появление какой-то формы обсессивно-компульсивного расстройства. Проведение экспериментов приучает к ужасной дотошности, потому что ты никогда не знаешь, где может быть ошибка. Когда я завершаю свой рабочий день, я перепроверяю по несколько раз, всё ли я убрал в морозилку, потому что я очень боюсь оставить какой-то фермент, который стоит несколько сотен тысяч рублей, в тепле.

Потом я проверяю, закрыл ли я все холодильники, отхожу на три шага и снова проверяю

Мне доводилось ночью слышать в лаборатории жалостливый писк открытого холодильника, в котором всё давно разморозилось. И ладно, если это реагенты, которые можно перезаказать. В самом страшном случае речь может идти о потере биологического образца, который существует в единственном экземпляре. Например, сейчас очень популярны исследования по палеогенетике. Вот так вот забудешь закрыть холодильник — и всё, не будет ни кривичей, ни вятичей.

В-третьих, из-за того, что я по долгу службы веду образовательные проекты, у меня здорово развился навык импровизации. Вообще, интересно ощущать себя по обе стороны образовательного процесса. Я вижу различные методы преподавания, некоторые из них вызывают у меня откровенное недоумение. В свою очередь я всегда стараюсь объяснить так, как мне самому было бы понятно и интересно узнать на паре в университете.

У любого преподавателя есть страх не ответить на вопрос студента. Бывает, что студент пристает с каким-то вопросом, а эта тема ни в образовательной программе не прописана, ни в область твоих научных интересов не попадает.

Я думаю, что это качество — признать свою некомпетентность в чем-то — присуще только хорошим преподам

Мне, к сожалению, это пока не всегда удается. Импровизация помогает, когда ты не успеваешь закончить проект, а презентация у него завтра, и нужно сообразить, что сделать, чтобы всё работало. Когда ищешь причину того, почему гипотеза не работает, начинаешь перебирать тысячи комбинаций.

В вузе редко обучают решать реальные задачи, потому что мы по большому счету заучиваем учебники. В науке совершенной обыденностью является ситуация, когда ты ставишь эксперимент, который никто до тебя в мире не делал, поэтому нельзя загуглить, поднять учебники и монографии. Максимум, что у тебя есть, — статьи коллег. А с ними тоже бывает весело: статья опубликована, а опыт невоспроизводим. Умение решать задачи — это, наверное, самое хорошее, что развивает в человеке наука, в этом и есть ее суть.

Я горжусь тем, что однажды нашел силы в чем-то перебороть себя. И теперь я делаю что-то классное, интересное, нетривиальное, что реально сможет в итоге улучшить жизнь конкретных людей. Работа в лаборатории дала мне чувство самореализации, конечно, порядком потрепав мои нервы, но я всё равно доволен. Я не думаю, что из меня выйдет гениальный ученый, но я планирую продолжать работать в прикладной науке и приносить пользу своей стране. Да, порой это сложно, но в этом я нахожу удовлетворение и смысл своей жизни.

Фото из личного архива героя материала