«В началке уронить авторитет страшнее, чем в тюрьме»: 23-летний учитель — о первых годах работы в школе

Егору К. 23 года, он учится на втором курсе университета и ведет уроки в начальных классах. Егор уверен: для того, чтобы работать в школе, нужно иметь две жизни, а родителям, которые всё знают лучше учителей, советует выбирать для детей домашнее обучение.

«Даже если шумел один ребенок, расплачиваться придется всем его соседям»

Самое главное в работе с детьми — постоянно переключать внимание. С ними невозможно просто сидеть и писать конспект по 40 минут — ребенок или вздернется сам, или вздернет учителя. Мы что-то записали, посмотрели, вслух проговорили, по парам разбились, размялись, снова записали — только так и можно отработать тему урока.

Чтобы наладить дисциплину, тоже надо подключать смекалку. Например, в первом классе я чертил на доске три колонки, в каждой из которых по четыре клеточки. Схема такая: когда целый ряд шумит, он получает магнит. За четыре магнита дается дополнительное домашнее задание. Даже если шумел только один ребенок, расплачиваться придется всем его соседям.

Потихоньку дети начинают контролировать друг друга, выстраивается коллективное воспитание

Одно время я даже использовал шумомер. Выводил на проекторе специальные приложения, которые реагировали на микрофон в классе. Если дети нарушали нормальный уровень громкости, раздавался сигнал, и они сразу успокаивались.

Спасибо соцсетям — там можно найти много интересных приемов. Например, среди учителей очень популярен лайфхак с тайным учеником. У меня есть огромное количество разных купонов: на подсказку друга при ответе у доски, на право забыть дома тетрадь и не получить двойку за домашнее задание, на дополнительную пятерку и так далее. Я не глядя вытаскиваю один из купонов и абсолютно случайно выбираю кого-то из детей — того самого тайного ученика. В конце дня называю его имя, а остальные голосуют — достаточно ли хорошо он работал в течение дня, чтобы заслужить такой подарок.

Дети у меня справедливые и дружные, поэтому на их честность можно положиться. Никто, кроме меня, заранее не знает, для кого предназначен купон, поэтому все ведут себя тихо и спокойно. Способ отличный, но я с ним не перебарщиваю — пару раз в месяц достаточно.

«У меня получилось приучить детей рубиться на переменах не в онлайн-игры, а в настолки»

Я не разрешаю детям пользоваться телефонами в школе. Выйти позвонить маме, один раз написать сообщение можно. Но, если я второй раз засекаю ребенка за игрой, телефон лежит у меня до конца дня. С поколением iPad Kids сложно работать из-за плохой концентрации внимания, и ограничение гаджетов — лучшее, что можно сделать. Беседы с родителями тоже очень важны. Я пытаюсь достучаться до них, объяснить, что время, проводимое в телефоне, напрямую влияет на заинтересованность ребенка в обучении, его мотивацию. У меня получилось приучить детей рубиться на переменах не в онлайн-игры, а в настолки. Например, они любят что-то типа «Элиаса», построенного на правилах русского языка, — нужно отгадывать синонимы и антонимы. Если у меня не особо много тетрадей на проверку, я играю с ними. Особенно часто залетаю на партию в «Уно».

«Отвечать по сто раз, сколько линеек надо пропустить, я не собираюсь»

Я ставлю отметки за ведение тетради. У меня очень строгие требования: везде должно быть точное количество отступаемых строчек, клеточек. В первом классе я всем раздаю памятки. В них подробно расписано, как должны выглядеть тетради по русскому, по математике. Нет такого, что я один раз объяснил, и все. У детей всегда перед глазами есть наглядные пособия. Такие мелочи — первые шаги к развитию самостоятельности. Отвечать по сто раз, сколько линеек надо пропустить, я не собираюсь. Чтобы не тратить время урока, надо открыть памятку и самому посмотреть. Когда я вижу безобразную классную работу, всегда пишу: «Черновики не проверяю», — и ставлю два, без разговоров.

У меня всего три отличника, зато дети лучше усваивают материал на уроке

Порядок в тетради — порядок в голове. Когда ребенок может держать в красивом, чистом состоянии себя, свое рабочее место и рабочие принадлежности, это дает плоды сразу же. У детей, которые учатся на отлично, всегда аккуратно сложены учебники, тетрадки все по стопочкам, карандаши заточены. И у них всего по несколько штук — есть запасные ручки, линейки. Они готовы следить за собой, они настроены на учебу. А с теми, кто каждый урок начинает фразой: «А дайте мне ручку», — всё сразу понятно. Там и тетрадку открывать не надо — и так ясно, что внутри хаос. Наверное, нет ничего более рутинного и утомительного в работе учителя, чем проверять тетради троечника. Просто труба.

«Если хотите получить адекватных, умных людей, не мешайте»

Если ребенок просит у родителя помощи с домашкой, лучше не отказывать. Так он будет видеть поддержку, опору, и процесс обучения будет казаться ему более спокойным и безопасным. Но выполнять домашку за ребенка нельзя категорически — это медвежья услуга и для него, и для учителя. Зачем я у доски выплясываю, если ребенок ничего не усвоил, дома знания не закрепил? Я всегда вычисляю в тетради почерк родителя. Приходится прописывать, что ребенок должен выполнять упражнения самостоятельно. Некоторые придумали такой способ: всё делают сами, а ребенку говорят переписать своей рукой. Это проще, чем подолгу объяснять, стараться вместе разобраться.

Но от учителей зависит только 40% знаний и умений школьника, остальное — работа родителей. Их ребенок — их зона ответственности

Споры по поводу объема домашки бесконечные. Сначала мне говорили: «Ой, как мало вы задаете! Надо больше!» Задаю больше и слышу: «Ой, как много! Когда нам успевать?» В итоге я пришел к тому, чтобы четко обозначать свою позицию: «Если хотите получить адекватных, умных людей, не мешайте. Сам разберусь, сколько домашки надо». Для одного ребенка задачка и номер с примерами — это дело пяти минут, для другого — мучение на весь вечер. Под всех не подстроишься. Я ориентируюсь на нормы СанПиН. Правда, бывает и так, что дети вообще не настроены работать. Хоть Егор Денисович головой об стол бьется, им всё равно. Тогда приходится увеличивать нагрузку дома. Так и пишу родителям: «Дети сорвали урок, надо сделать все невыполненные задания».

«В первом классе я человек пятнадцать научил завязывать шнурки»

Я учу детей тому, что никто не вечен, — в какой-то момент им придется со всем справляться самостоятельно. Сейчас учеба — их основная ответственность, потом будут другие жизненные ситуации, где мамы, папы, бабушки и дедушки уже не смогут помочь. Родителям я тоже люблю это повторять. Главное, чему взрослые должны научить детей, — это то, как жить без них. Хотите вырастить овощ — создайте парниковые условия. Есть у меня такие в классе — по каждому чих-пыху мне пишут. А если уже позже девяти вечера — звонят. Меня это прям бесит.

Не могу и не хочу с ними разговаривать, после четырех часов дня из принципа не отвечаю

Они же и ребенку всё время нашептывают на ушко, что и как ему делать. Я слушаю и осуждаю родителей, которые не дают детям развиваться, учиться самостоятельности. Конечно, это не значит, что нужно бросить ребенка на произвол судьбы и никак ему не помогать. В первом классе я, наверное, человек пятнадцать научил завязывать шнурки. У детей плохо развита мелкая моторика: мальчики не умеют застегивать пуговицы на рубашках, девочки — молнию на юбках и сарафанах. Особенно забавно, когда девочки приходят в класс после физры. У них такой шухер на голове! Хорошо, что я научился косички заплетать. Колосок и «рыбий хвост» прям классно получаются.

«А ничё тот факт, что ваш ребенок должен как минимум уметь обслужить себя?»

Когда работу учителя в законе (а после и в новостях) назвали «услугой», педагогов приравняли к обслуживающему персоналу. Наш статус упал в глазах общества. Теперь многие считают, что имеют право высказывать свое мнение о нас направо и налево. Как-то я общался с родителями из своего класса на крыльце школы и услышал разговор незнакомых мамочек. Сначала они хаяли воспитателей, которые работают в детском саду напротив, а потом — наших учителей. Якобы они ленивые, ничего не делают, хотя должны всем вокруг. Я не выдержал, развернулся и сказал: «А ничё тот факт, что ваш ребенок тоже должен как минимум уметь обслужить себя — помыть руки, попроситься на горшок».

Вот это самое любимое у некоторых родителей: «Вы должны, вы обязаны». Почему никто не вспоминает об обязанностях родителя — воспитать, подготовить к обучению? Конечно, педагоги во многом помогают детям, направляют их, но школа всему научить не может. Я всегда так говорю: «Кому должен, всем прощаю».

«Раз она хочет продолжать обсуждать учебу девочки, пусть подтвердит, что является ее официальным опекуном»

Если вы всё знаете лучше педагогов — выбирайте семейное обучение. Все кругом считают себя лучшими специалистами, а сами дома учить детей почему-то не хотят. В прошлом году в моем классе была девочка, чья бабушка работала учителем. Она постоянно талдычила мне, что и как надо делать. В один момент я не выдержал и пошел к школьному психологу. Тут же у меня началась истерика — так меня обидело и задело то, что меня вечно поправляют. Я считал себя уже достаточно компетентным специалистом, который показывает хорошие результаты, — почему кто-то до сих пор не верит, что я сам справлюсь?

Учить учителя тому, как учить детей, — всё равно что вытирать об него ноги

Я решил, что больше не позволю так к себе относиться. Психолог советовала мне: «Закрой им всем рот! Пусть не лезут в твою работу!», — но я поступил немного иначе. Когда эта бабушка в очередной раз стала ко мне приставать с непрошеными наставлениями, я сказал: «Нотариальную доверенность мне принесите». У нее сразу глаза на лоб: «Что? Какую?» Я ей объяснил, что, раз она хочет продолжать обсуждать учебу девочки, пусть подтвердит, что является ее официальным опекуном. На этом разговор закончился. А в конце года она выразила мне огромную благодарность. Думаю, вечные осуждения, обсуждения и исправления — то, что больше всего убивает в молодых специалистах стимул работать. Учителям нужна свобода, чтобы раскрыться и показать себя.

«Большая часть бюрократии в школе — фикция. Это никому не надо»

Опыт работы в школе научил меня тому, что к некоторым вещам реально нужно относиться наплевательски. Нервные клетки не восстанавливаются. Например, можно забить на какую-то документацию, отчетность, пока руководство уже не ударит по голове. Большая часть бюрократии в школе — фикция. Это никому не надо. Вот мне сказали написать докладную на ребенка. Я написал, а дальше что? Ее в стол уберут и навсегда забудут. Те же конкурсы — если даже учителю неинтересно читать о них, с чего вдруг детям понравится? И когда требуют: «Разошлите по миллиону чатов то, это, а потом продублируйте и снова перешлите», — я говорю: «Информацию родителям выслал, никто участвовать не хочет».

На самом деле никто никуда ничего не выслал. Не засоряю голову ни себе, ни родителям

Сперва меня пугал даже сам график — каждый день, четко по часам я в 23 года должен сидеть в школе. Но, во-первых, человек как собака — привыкает ко всему. А во-вторых, иногда нужно включать импровизацию, чтобы не заскучать. Например, если мы с друзьями захотели выпить — мы выпьем, и неважно, что это среда. Конечно, бывают дни, когда я подолгу задерживаюсь в школе, перерабатываю. Но бывают и дни, когда я слышу звонок с последнего урока и быстрее детей бегу до ворот школы — скорее в бар, на тусовку. Это называется work-life balance. Если бесконечно торчать на работе, можно сойти с ума.

«Бывает страх, что я встречу родителей учеников в баре. Они у меня такие заводные — кто знает?»

Мне кажется, у современного учителя должно быть две жизни: в пределах школы и за ними. Чем я занимаюсь после рабочего дня, никого уже волновать не должно. К сожалению, некоторые родители неадекватно реагируют на то, что учитель — обычный человек. Когда я вижу очередную новость о том, что педагога обвинили за фотки с пляжа в соцсетях, думаю: «Слава богу, это не мои», — и выкладываю селфи без футболки с Финского залива. Мне с классом повезло.

Например, я хожу с коротким рукавом, и все видят мою татуировку. Пока всё, что слышал: «О, вы татушку набили? Покажите!»

Только один раз был странный случай. Я опубликовал видео, где человек скачет в розовом костюме в виде голубя. Замдиректора по воспитательной части написала, что его надо удалить. Я сделал вид, что не понял, что конкретно надо удалить, и удалил ее сообщение.

Но не могу сказать, что мне совершенно всё равно на реакцию общества. Допустим, бывает страх, что я встречу родителей в баре. Они у меня такие заводные — кто знает? Пока иду до метро от школы, на всякий случай держу лицо. Сел в вагон — всё, слава богу, это закончилось. В запрещенной соцсети у меня есть два аккаунта: один веду чисто для друзей, другой — для всех, активно его развиваю.

«Зимой, когда особо не погуляешь, тетрадки хорошо проверять дома, за чашечкой чая»

Если уметь грамотно распределять задачи, можно уходить с работы в два часа дня. Когда спрашивают, чем мне так нравится моя профессия, всегда отвечаю — отпуск 56 дней. На самом деле мне и в учебный период хватает свободного времени, учитывая, что в неделю я работаю 35 часов. График ненормированный — можно уходить поздно вечером, а можно сразу после уроков, еще до обеда. Например, зимой, когда особо не погуляешь, тетрадки хорошо проверять дома, за чашечкой чая. Или, наоборот, можно смотреть все домашки, контрольные работы сразу на уроках, как только сдают, или на переменах — и весь оставшийся день быть свободным.

Если действительно хочешь работать учителем, надо идти в колледж. Вузовские педагоги, которые обучают педагогов, сами, как правило, ни дня не пробыли в школе. Они могут что-то рассказать про методики, но они понятия не имеют, что нас ждет после выпуска. Получается как в том меме: «Это я звоню в универ, чтобы узнать, почему на работе меня заставляют отнимать у детей острую алюминиевую линейку, которую они нашли в луже у школы, а не писать кучу ненужных курсовых 14-м шрифтом Times New Roman». Кстати, про линейку — случай из моей практики. Мальчику потом зашивали палец.

Первое время в школе молодым учителям информацию приходится собирать по сусекам. Как делать банальные вещи — заполнять журналы, вести электронную отчетность, быстро решать конфликты, — в вузах не рассказывают.

Колледж же хорош тем, что мы половину обучения провели на практике. Впервые я поработал в школе на втором курсе, когда запустили пилотный проект «Учитель на замену». Тогда многие педагоги болели ковидом по три-четыре месяца, и мы учили детей вместо них. На третьем курсе меня снова позвали в ту же школу — уже полноценно вести четвертый класс. Оказалось, в нем за последнее время сменилось уже три учителя, так что дети и родители были рады, что у них появился педагог до конца года. Отнеслись с принятием, так сказать.

Зато, когда я набирал новый класс, первого сентября родители шушукались за моей спиной: «Что это за ребенок пришел». Многие сразу сбежали. Никто не объяснял причину — на мою корпоративную почту просто приходили уведомления о том, что ребенок переведен в другой класс. В итоге директор попросил их отучиться со мной месяц и только потом вынести вердикт. Сначала мне было очень неприятно, что некоторые родители отнеслись ко мне с опаской, а потом я подумал: «Меньше народа — больше кислорода. Чемодан, вокзал, дверь там, всё». В моем классе 29 человек, со всеми работать очень тяжело, так что было бы даже неплохо, если бы кто-то ушел. Конечно, со временем я доказал, что возраст — не показатель знаний и умений.

«Я прошел через ад: дети безобразно себя вели, доводили до слез, у меня всё валилось из рук»

Я признаю, что опыт крайне важен в нашей профессии. В первое время мне было очень сложно. Помню, когда я только устраивался, мои одногруппницы уже практиковались в моей школе. Они мне сразу сказали: «Егор, класс… ну, труба полная». Я подумал: «Весело», — и прошел через ад: дети безобразно себя вели, доводили до слез, у меня всё валилось из рук. Моя старшая коллега из параллели взяла меня под свое крыло. Я даже не просил ее ни о чем, она сама стала приходить на мои уроки и раздавать всем люлей. В итоге у нас с ней сложились очень теплые отношения: мы можем подолгу болтать по телефону, сходить куда-то вместе. Она прошла через десятки выпусков и отлично знает, как найти подход к ребенку любого темперамента. Я очень многому у нее научился.

Сначала дети пытались меня прогнуть под себя: «С чего вдруг он тут заявился и еще от нас что-то требует?»

Но у меня получилось стать для них авторитетом — спустя первые полгода всё пошло как по маслу. Теперь они и родителям говорят: «Мне Егор Денисович сказал делать так и так, я буду его слушаться». Мне приятно, что они признали меня.

Как это получилось? Я просто понял, что в началке уронить авторитет страшнее, чем в тюрьме. Воцарится хаос, который уже не унять. Так что я стал очень строгим: на переменах можем повеселиться, поиграть, а на уроке шаг влево, шаг вправо — сразу санкции.

Я стараюсь не кричать, но могу повышать голос в исключительных случаях. Например, когда ребенок пробивает головой стену, и я думаю, сяду я сейчас или нет, живой он или нет. При этом понижать голос гораздо эффективнее — дети сразу прислушиваются, затихают.

Как-то моя отличница сказала: «Егор Денисович, я буду работать учительницей». Я вручил ей девочку, которая совершенно не понимала тему. Говорю: «Объясняй». Спустя несколько минут слышу, как отличница уже кричит: «Да сколько раз мне повторять одно и то же?! Я уже не выдерживаю!» Позже она призналась мне, что передумала: «Егор Денисович, да я своих учеников убью просто». Господи, как я ее понимаю. Бедняжка, мы все через это проходили.

«Мне 23, я вырос с интернетом, но даже для меня это было безумно интересно»

Можно как в 20 лет ненавидеть детей, так и в 60. Не в возрасте дело, а в любви к людям и к профессии. Пока человеку нравится преподавать, он к каждому уроку будет относиться с трепетом. Конечно, у молодых педагогов больше преимуществ: мы можем подключать новейшие технологии, советоваться с нейросетями, как интереснее раскрыть тему, да и с детьми легче оставаться на одной волне. Учителя старой закалки чаще действуют по отработанной системе, но нельзя грести всех под одну гребенку.

Например, коллега из параллели старше меня на 46 лет, ей 69. Когда у меня была тема по математике «Луч и отрезок», я не знал, как правильно преподнести ее детям. Прихожу к ней на урок, а она стоит в коридоре. Думаю: «Что вообще происходит?» Оказывается, она привязала ниточку к ручке окна в кабинете, отошла на несколько шагов и спросила у класса:

— Вы видите начало и конец?

— Да.

— Это отрезок.

Потом взяла и вышла из кабинета.

— А сейчас вы меня видите?

— Нет.

— А вот это уже луч. Начало есть, а конца нет.

Казалось бы, мне 23, я вырос с интернетом, но даже для меня это было безумно интересно. А у маленьких детей так вообще — поросячий восторг был. Они эту тему навсегда запомнят.

«И я плакал, и дети плакали, и родители»

В колледже мне не хотели ставить пятерку, потому что учитель начальных классов — это не мужская профессия. Я пошел к заведующей, которая меня очень любила, и она отвоевала мне «отлично». Интересно, что эта преподавательница судила о моих навыках по половой принадлежности, а сама вместо полезного материала на парах по русскому языку только и рассказывала: «Вы крестьяне Ясной Поляны, а я Лев Толстой». В универе я тоже сталкиваюсь со стереотипами. Когда у нас был экзамен по педагогике, мне занизили оценку якобы за неуверенный ответ. За меня заступилась одногруппница, и преподавательница ей сказала:

«Просто мужчина не должен учить начальные классы. А еще у него в голове пусто»

Ну она ответила: «А у вас там бардак». В итоге всей группой пошли на пересдачу.

Для меня все эти предубеждения не имеют значения. Я знаю, что у меня очень сильная привязанность к детям. Я очень привык к своим ученикам, они для меня как родные.

На днях меня забирают в армию. Когда понял, что нам надо расставаться, меня прям разрывало. И я плакал, и дети плакали, и родители. Я не хочу, чтобы они шли в третий класс с другим учителем. Не хочу, чтобы они росли без меня. Но вроде договорились, что после дембеля всех вернут ко мне, к отправителю. Буду очень ждать.

Я собираюсь работать с детьми до тех пор, пока я готов отдаваться своему делу, любить каждого ребенка. Конечно, бывают эпизоды, когда я выхожу из себя. Например, недавно ученик с десятого раза не переделал упражнение, меня взорвало, и я выкинул его тетрадку в окно. Хорошо, в шкафу много новых — сразу подарил чистую.

Но, вообще говоря, пока работа все-таки не превратилась для меня в рутину, в утомительный труд. Каждый день я начинаю с энтузиазмом, когда вижу свой класс — ощущаю прилив энергии. Если я когда-нибудь пойму, что мои уроки превращаются в бесконечный ор, я уйду. Не хочу мучить ни себя, ни детей.

Фото: личный архив героя материала