Чему в 19 веке учили девушек, которые собирались преподавать дворянкам
Чему в 19 веке учили девушек, которые собирались преподавать дворянкам

Чему в 19 веке учили девушек, которые собирались преподавать дворянкам

В классы брали только сирот и 8 часов в неделю уделяли рукоделию

Новое литературное обозрение

24.11.2018

В 18-19 веках дворянские дети изучали латынь и Закон Божий, а их родители пытались следовать идеям Руссо. В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга «Идеал воспитания дворянства в Европе», которая рассказывает, какое образование давало детям высшее сословие в России, Франции, Италии. «Мел» публикует отрывок про классы наставниц в России в начале 19 века, которые придумала сама императрица, жена Александра I.

Учебная подготовка наставниц

Первый опыт подготовки классных дам из числа выпускниц воспитательно-образовательных учреждений был предпринят в стенах институтов, входивших в Воспитательное общество. В 1803 году были открыты классы под названием пепиньер (от французского pépinière — питомник) в Смольном институте, состоявшие поначалу из 12 девиц в благородном отделении, к которым затем прибавили ещё шесть учениц в мещанском.

В тот момент императрица руководствовалась, скорее всего, лишь утилитарными соображениями, поскольку в учреждениях ощущалась серьёзная нехватка классных дам. 29 декабря 1808 года императрица объявила Опекунским советам Москвы и Санкт-Петербурга об учреждении классов наставниц в Воспитательных домах обеих столиц. В повелении, состоявшем из 11 пунктов, императрица прямо указывает цель, с которой эти классы создаются:

«[…] Я между прочим обратила внимание своё на недостаток, ощущаемый внутри Государства, особливо родителями посредственного состояния, в хороших наставницах для воспитания девиц».

С помощью открываемого класса императрица стремилась «по возможности отвратить сей недостаток, или сделать оный менее чувствительным». Формально императрица объясняет создание классов не стремлением заместить иностранных учителей отечественными, а соображениями практической пользы — устройством «будущаго жребия воспитанниц к изысканию средств», — хотя и связывая «их благосостояние с общею пользою».

Согласно этому повелению, в класс наставниц выбирали 25 девочек в возрасте 11–12 лет, умевших «читать и нарочито писать по руски и по немецки» и знавших «первыя четыре правила арифметики». Имевшие родственников воспитанницы и пансионерки в этот класс не зачислялись, поскольку они «неохотно согласятся оставить столицы». Этот пункт подтверждает намерение императрицы удовлетворить в первую очередь образовательные нужды провинциального дворянства. Обучение в классе состояло из двух ступеней продолжительностью по три года каждая. Ежегодно проводились экзамены, а при переходе из одной ступени в другую по истечении трёх лет — публичный экзамен.

В первом наборе, согласно ведомости переводного «трёхлетнего» экзамена 1812 года, было 28 воспитанниц. После перевода 21 из них в старший класс к оставшимся добавили 24 вновь принятые воспитанницы, сформировав таким образом новый младший класс из 31 воспитанницы. Во втором классе последний, третий год, по задумке императрицы, посвящался повторению всего пройденного в педагогическом ключе: «чтобы приучить их объяснять самим то, что оне знают, так как бы сие делали для обучения детей».

Называвшиеся по окончании обучения кандидатками, наставницы могли оставаться в Доме ещё год, совершенствуясь в «исправлении должности», то есть готовя к поступлению в класс новых воспитанниц или повторяя пройденное с ученицами младшего класса. За этот год для них должны были приискать места, выбрав из предложений от родителей будущих учеников наиболее выгодные.

Императрица Мария Фёдоровна лично вникала во все вопросы, касавшиеся жизни подчинённых ей учебных и воспитательных заведений

Посредником в этом ей служил секретарь Григорий Иванович Вилламов (1771/3? –1842). Сведения о классе наставниц последний получал от почётных опекунов Московского воспитательного дома: князя Сергея Михайловича Голицына (1774–1859) и вице-адмирала сенатора Алексея Николаевича Саблина (1756–1834). Непосредственно руководил образованием будущих наставниц, наряду с классическими воспитанниками, особый инспектор: в 1812–1814 годах — некто Шумов, ставший в 1815 году помощником главного надзирателя. С 1815 года инспектором являлся Фёдор Иванович Чумаков, преподававший с 1810 года арифметику у классических воспитанников и воспитанниц.

С января 1817 года по повелению Марии Фёдоровны главный надзиратель Воспитательного дома Пётр Богданович Шредер вступил в переговоры с профессором Московского университета Юлием Петровичем Ульрихсом (1773–1836) с целью «склонить» его «к преподаванию Энциклопедических уроков кандидаткам». В конце 1818 года Ульрихс впервые упоминается как инспектор класса. Уроженец Брауншвейга, он начал свою службу в Московском университете в 1807 году с преподавания немецкого языка, в 1817 году стал экстраординарным профессором по кафедре всеобщей истории, а в 1823-м — ординарным профессором, сменив во главе кафедры Н. Е. Черепанова. Тогда же он оставил руководство наставницами.

Учебные предметы

4 февраля 1809 года было утверждено расписание класса наставниц Московского воспитательного дома. Младший класс занимался 41 час в неделю, старший — 43. Самое большое число часов отводилось на рукоделие (8 часов), музыку (6) и французский (5 в младшем, 4 в старшем). В старшем классе прибавлялись история и география по три часа в неделю, а число часов, отводимых на преподавание Закона Божьего, чистописания и рисования, сокращалось с трёх до двух.

По количеству часов, отведённых на рукоделие, класс наставниц сравним с мещанским отделением Института благородных девиц, где ему были отданы все свободные от наук часы. По количеству же часов, отведённых на языки (13 часов в неделю), класс наставниц, напротив, больше соответствовал благородному отделению Института (18 из 30), причём французский опережает и русский, и немецкий.

Такую приверженность французскому языку, который в этот сложный с политической точки зрения момент подвергался стигматизации, можно объяснить лишь сохранявшейся традицией дворянского домашнего образования, тем более что ещё указом 1782 года французский язык был оставлен исключительно для «домашнего воспитания» для изучения «по собственной каждого воли». Вероятно, неприятием лишней «учёности» для женщин можно объяснить отсутствие в первом учебном плане наставниц 1809 года естественной истории и геометрии. В 1817 году, однако, эти предметы появляются в экзаменационных ведомостях старшего класса, а затем, в 1818 году, и младшего.

С учётом этого можно сказать, что программа класса наставниц по общеобразовательным предметам, исключая риторику и логику, соответствовала программе благородного отделения Воспитательного общества благородных девиц, и только количество часов, отведённых на рукоделие, отражало их принадлежность к непривилегированному сословию.

Таким образом, судя по структуре учебной программы, императрица и Опекунский совет видели задачу класса наставниц в трансляции образовательной модели благородного отделения Воспитательного общества (Смольного института) на широкие дворянские слои.

«Дворянский идеал воспитания» в классе наставниц

Образование, которое получали наставницы в Воспитательном доме, не соответствовало их социальному статусу: выпускницы-сироты, не принадлежащие ни к одному состоянию до выпуска из Дома, получали знания, которые по статусу полагались их будущим воспитанницам-дворянкам. Фактически наставницы должны были выполнять роль своего рода передатчика между институционализированным столичным образованием и семьями провинциальных дворян. В своём повелении об открытии класса императрица прямо говорит, что будущих наставниц нужно «снабдить» «познаниями и талантами, почитаемыми ныне необходимо нужными для благовоспитанной девицы». Это противоречие уже обращало на себя внимание исследователей применительно к должности гувернантки. По словам исследовательницы женского образования в России Е. О. Лихачевой, получение наставницами, а через них и отпрысками семей «посредственного состояния» подобного образования прямо противоречило идеалу образованной благородной женщины, который транслировался в учебных заведениях для благородных девиц, принадлежавших Воспитательному обществу (Смольном и Екатерининском институтах), и который должен был распространиться на более широкие круги дворянства.

Идеально образованная, в представлении Марии Фёдоровны, девушка должна была отлично говорить по-французски и разбираться в литературе

Остальные её знания должны были быть самые поверхностные. Непосредственным источником этого идеала была, очевидно, книга «Отеческие советы моей дочери» уже упоминавшегося И. Г. Кампе. Переведённое на русский язык, это сочинение по указанию Марии Фёдоровны в начале столетия заменило Книгу о должностях человека и гражданина — продукт Екатерининской эпохи — в подведомственных ей учреждениях. Это сигнализировало о смене парадигмы: воспитание «полезных граждан» уступало место подготовке «добрых супруг, хороших матерей и хороших хозяек».

Учёность, по мнению Кампе, бесполезна для женщины во всех отношениях. Она — «подлинная язва душевная» — служит «неприметным препятствием щастливой жизни супружества и хорошаго воспитания и уж погубила премногия фамилии, особливо вышних состояний». В 1813 году книга Кампе была заменена сочинением Иакова Воскресенского, законоучителя Смольного и Екатерининского институтов. Эта компиляция из правил, взятых из Отеческих советов Кампе, использовалась в классах воспитанниц до конца жизни императрицы Марии.

Отметим, что в своём «Опыте энциклопедического обозрения» Ульрихс прямо полемизирует с этим идеалом:

«Все учёные занятия или упражнения в науках должны иметь главною целию исследование истины и образование душевных способностей; следовательно, учёность доставляет нам более или менее пользы по мере того, как усовершенствование наших познаний действует на нашу волю и исправляет нашу нравственность. Вред, который иногда приписывается учёности, происходит от злоупотребления оной».

Тем не менее Ульрихс включил книгу Кампе «Отеческие советы моей дочери» в список литературы по предмету «частной политики», изучающей «связи между людьми в общежитии».

Традиционно историки связывали подобную смену парадигмы в женском образовании именно с реформами, проводившимися Марией Фёдоровной в качестве «главноначальствующей» над Воспитательным обществом. Стоит отметить, однако, что в действительности эта смена произошла ещё раньше, в царствование императрицы Екатерины, точнее после учреждения Комиссии о народных училищах в 1782 году. Если в первой половине правления императрица была сторонницей интеллектуального развития женщин с целью подготовки к независимой активной жизни, то после 1782 года её взгляды на женское образование становятся более узкими и ориентированными на «предписанную» женскому полу роль.

Кэролин С. Нэш в своей работе показывает, что эти воззрения близки тем, что проповедовал Н. И. Новиков в своих журналах, в частности в Разговоре Аспазии с Аристиппом о том, прилично ли женщинам быть учёными. Новиков вовсе не рассматривал женское образование как средство сделать женщин независимыми и готовыми к профессиональной деятельности: для него это был духовный (spiritual) инструмент для улучшения женских нравов и качества семейной жизни в России.

Выпускной экзамен

Слушательницы класса наставниц первого набора сдали свой первый годовой экзамен в 1810 году. По результатам «трёхлетнего» экзамена в мае 1812 года 21 ученица из 28 была переведена в старший класс, а семь остались в младшем как «не удостоенные к переводу». Первый выпускной экзамен состоялся в июне 1816 года, но сведений о его содержании найти не удалось. Тем не менее известно, что экзамен проходил публично в присутствии почётных опекунов Воспитательного дома, ректора (А. И. Гейма) и профессоров Московского университета, начальницы Екатерининского и инспектрисы Александровского училищ, классных дам и пепиньерок этих училищ и «прочих посетителей». По результатам экзамена было решено, что шесть учениц «…в приличных наставнице науках и языках столько усовершенствовались, что проведя ещё один год в приуготовительных упражнениях к практическому отправлению в домах предположенной им должности […] могут безопасно и к удовольствию публики вступить в своё звание». Из продолживших обучение в старшем классе 11 были выпущены в 1819 году, судьба ещё четырёх неизвестна. Сохранились сведения о выпускном экзамене за 1819 и 1821 годы, причём за последний — довольно подробные. Экзамены проходили «открыто», в присутствии уже нового ректора Московского университета (А. А. Прокоповича-Антонского), профессоров, а также директора Коммерческого училища.

Наставниц экзаменовали по восьми предметам: Закону Божьему, российской, немецкой и французской словесности, истории и географии, естественной истории, физике, геометрии и музыке, а также «энциклопедии» Ульрихса на французском языке. Некоторые воспитанницы декламировали стихи, другие играли пьесы и пели «дуэт итальянский», демонстрировали свои рисунки и рукоделия. По отзыву опекуна Саблина, кандидатки «оказали отличные успехи» во всех науках, а их «способность к преподаванию того, чему учились, заслужила лестнейшую для них похвалу всех присутствовавших».

Сведения о результатах выпускных и годовых экзаменов подавались на рассмотрение императрице с приложением сочинений и рисунков воспитанниц. Согласно высочайшему повелению об учреждении класса наставниц 1808 года, при выпуске каждая получала «вечноувольнительное» свидетельство. В первые три года она не имела права сменить место службы без ведома Дома, но, находясь под покровительством Опекунского совета, могла «при встречающихся неприятностях просить его заступления». Дальнейший статус кандидаток определялся высочайшим повелением от 2 октября 1816 года. При выпуске наставница получала 250 рублей «на экипировку» и 50 рублей «на мелочи». Отслужив наставницей шесть лет и представив «достоверное свидетельство, что в продолжении всего того времени с похвалою исправляла должность по званию наставницы», выпускница имела право на получение от Дома пособия в 300 рублей, положенных на её имя в Сохранную казну Дома по выходе из него, с процентами за шесть лет.

Что спросить у «МЕЛА»?
Комментариев пока нет