Здесь учились Колмогоров и Сац: история московской гимназии Репман, где не ставили оценок и ценили свободу
Здесь учились Колмогоров и Сац: история московской гимназии Репман, где не ставили оценок и ценили свободу

Здесь учились Колмогоров и Сац: история московской гимназии Репман, где не ставили оценок и ценили свободу

Лада Бакал

12.10.2020

«Мел» пишет о самых важных учебных заведениях дореволюционной России — московских гимназиях Креймана, Поливанова и Перепелкиной, Псковской губернской гимназии и школе Карла Мая из Петербурга. Сегодняшний рассказ — о необычной гимназии Евгении Репман, где вместе учились мальчики и девочки и где не ставили оценок, когда это еще не стало мейнстримом.

Из московской гимназии Репман вышло много знаменитых выпускников, хотя сама школа существовала совсем недолго, около 15 лет. Здесь ставили эксперименты и учили по передовым методикам, любили и уважали детей, в которых воспитывали гражданское чувство и собственное достоинство, любовь к наукам и учению и уважение к товарищам.

Выпускники любили школу всю жизнь: великий математик Андрей Колмогоров и писатель Даниил Андреев всегда упоминали школу в интервью и автобиографиях, выпускники встречались многие годы и материально поддерживали старых учителей и особенно «семейство Репман».

Учеба без оценок и экзамены — дело чести

В 1904 году (а по другим источникам, в 1906-м) в Москве, в Мерзляковском переулке, рядом с Никитским бульваром и домом, где жил и умер Гоголь, энтузиастки просвещения Евгения Альбертовна Репман и Вера Федоровна Федорова открыли школу — сначала она была прогимназией, но быстро стала Первой кооперативной гимназией Репман.

Евгения Альбертовна Репман, организатор и директор гимназии, была дочерью известного ученого. Ее отец, Альберт Христианович Репман, потомок приглашенного в Россию для организации суконного производства нидерландца Карла Репмана, был директором отдела физики в Политехническом музее, а кроме того, доктором медицины, конструктором, исследователем и популяризатором науки.

Здание гимназии

Гимназию создавали как школу просвещенного круга русской интеллигенции с демократическими взглядами для собственных детей: тут преподавали выпускницы Высших женских курсов, яркие педагоги. Гимназия была одной из самых передовых в Москве, и еще до революции в ней практиковалось совместное обучение.

Мальчики учились тут вместе с девочками по программе мужских гимназий. В Москве таких школ было всего две

В школе было много экспериментального: не было процентной нормы для инородцев, не ставили оценок, кроме выпускных и проверочных; если кто-то проявлял интерес к предмету, он мог заниматься со старшеклассниками. Учиться было интересно. Тем не менее гимназия с совместным обучением мальчиков и девочек все время находилась под угрозой закрытия. Отличные успехи на экзаменах с «представителями округа» воспринимались учениками как дело долга и чести.

«Думаю, что большое значение имела атмосфера в частной гимназии Е. А. Репман. Эта гимназия была организована кружком демократической интеллигенции (из частных гимназий она была одной из самых дешевых по размерам платы за учение). Классы были маленькие (15–20 человек). Значительная часть учителей сама увлекалась наукой (иногда это были преподаватели университета, наша преподавательница географии сама участвовала в интересных экспедициях и т. д.). Многие школьники состязались между собой в самостоятельном изучении дополнительного материала, иногда даже с коварными замыслами посрамить своими знаниями менее опытных учителей. Делался опыт ввести в традицию публичную защиту кончающими учащимися выпускных сочинений (типа вузовской дипломной работы)».

Андрей Колмогоров

Слева — Евгения Альбертовна Репман с одной из учениц

В гимназии царил дух свободы. Преподаватели старались заметить и поддержать всякие ростки одаренности. Существовало так называемое предметное обучение: по каждому предмету работало несколько групп, соответствующих по программам различным классам, и ученики в зависимости от своих интересов, способностей и успехов могли заниматься любимыми предметами в более старших группах.

Это привело к выдающимся результатам. Кажется, ни одна школа не дала за столь короткий период работы стольких ученых. Распространенная в классических гимназиях зубрежка не признавалась. Обязательных экзаменов не было. Увлеченность и учителей, и учеников делала особенной обстановку в этой школе. Поэтому она была так дорога всем выпускникам, сохранявшим связь друг с другом десятилетиями — отмечали, например, 60 лет выпуска. Гимназия еще несколько лет после революции оставалась островком свободомыслия.

Не надо думать, что в гимназии учеников только гладили по голове. Но наказывали тут всегда справедливо — и поэтому, когда наказывали, ни обид, ни слез не было

Тут учились дети издателя, прозаика и педагога Ивана Горбунова; Сергей Ивашев-Мусатов (прототип героя Иванова-Кондрашова из романа «В круге первом» Солженицына); Дмитрий Ромашов, ставший известным генетиком; Николай Нюберг, будущий специалист по теории зрения; Андрей Колмогоров, математик; академик Лев Черепнин, историк-медиевист; океанолог Вениамин Богоров; писатель Даниил Андреев; Пётр Кузнецов, лингвист, один из создателей Московской школы фонологов; режиссер, создатель детского музыкального театра Наталия Сац.

В 1917 году гимназия стала 23-й школой второй ступени Хамовнического отдела народного образования. Ученики той поры вспоминали, что в 1917 году в гимназии «каждый день во время большой перемены дети московской интеллигенции устраивали сражения между „юнкерами“ и „большевиками“».

Даниил Андреев учился в школе с 1917 по 1923 год

Андрей Колмогоров писал: «В 1918–1919 годах жизнь в Москве была нелегкой. В школах серьезно занимались только самые настойчивые». В классах появлялись новые ученики, исчезали прежние. Менялись и учителя. Но традиции хранились, во главе школы по-прежнему стояла Евгения Репман. Школа вызывала вопросы у Наркомата просвещения (слишком уж интеллигентской она была), и в нее все время приходили с проверками.

Позже из 23-й школа стала № 90, тогда из нее ушли многие учителя, а затем превратилась в школу 26, и тут магия совсем закончилась.

«Необыкновенная гимназия»

В гимназии работало много ярких учителей и преподавателей. Выпускница историко-философского факультета Московских высших женских курсов Герье (сегодня это МПГУ) Надежда Николаевна Хорошкевич с 1913 года начала преподавать историю в младших классах гимназии Е. А. Репман. Это были яркие и эмоциональные уроки, поражавшие слушателей. Лев Черепнин, академик и историк-медиевист, вспоминал, что увлечение историей началось у него со школы.

»…Из других учителей я любил Надежду Николаевну Хорошкевич, преподавательницу истории. Это была совсем еще молодая девушка, хорошо владевшая предметом и увлекательно рассказывавшая. Проходили мы историю первобытного общества (с привлечением этнографического материала), античную, русскую. Иногда вместо уроков ходили в музеи: имени Александра III, Румянцевский. Мне кажется, что на занятиях у Надежды Николаевны я впервые почувствовал интерес к исторической науке…»

Лев Черепнин. «Моя жизнь. Воспоминания»

Но даже ученики, не связавшие жизнь с историей, были захвачены магией преподавания в гимназии. Андрей Колмогоров был увлечен преподаванием истории и написал свою первую научную работу не по математике, а по истории новгородского права. Еще учась в школе, Колмогоров написал идеальную конституцию идеального несуществующего государства.

Преподавательница русского языка Татьяна Васильевна Сапожникова и ее сестра Нина, учительница химии и географии, упоминаются в нескольких автобиографиях своих знаменитых учеников. Они сами были выпускницами Высших женских курсов, а их отец — известным ученым, учеником Тимирязева, доктором ботаники, путешественником и профессором. Василий Сапожников, ректор Томского университета — автор книги о Монгольском и Русском Алтае, исследователь Чуйских белков (и министр просвещения в правительстве Колчака). Татьяна, старшая из семи (!) его детей, учитель словесности, училась в Москве и Сорбонне, преподавала в гимназии Репман, ученики помнили ее всю жизнь. Вышла замуж, родила сына. Работала хранителем музеев в Павловске, Петергофе, Ораниенбауме, научным сотрудником в Эрмитаже. В 1930-м арестовали ее мужа, ученого-ихтиолога, дали пять лет лагерей в Карелии. В 1931-м арестовали Татьяну, полгода она была под следствием, но выбить признание из нее не смогли и выпустили. Работу она потеряла — из Эрмитажа ее уволили как подвергшуюся аресту. В 1932 году Татьяна Чернавина-Сапожникова с тринадцатилетним сыном приехали на свидание к мужу в лагерь в Кандалакше.

Тогда же, в 1932-м, Татьяна организовала побег мужа из лагеря и переход их с сыном через финскую границу. Чернавины жили в Финляндии, потом в Англии и США. Татьяна Чернавина-Сапожникова, автор книги «Побег из ГУЛАГа», дружила с Владимиром Набоковым.

Математику преподавала А. Н. Цветкова, выпускница Высших женских курсов, ученица известного математика, просветителя А. К. Власова. О ней с благодарностью вспоминал Андрей Колмогоров.

Надежда Александровна Строганова преподавала в гимназии французский. Жена ученого, она была блестяще образованна, окончила, кроме гимназии и Высших женских курсов, Сорбонну. Она была блестящей и очень харизматичной личностью. На уроках французского читали классику и современных писателей, много спорили. Вот какой она осталась в воспоминаниях: «Острый ум, холерический темперамент. Смуглое сухое лицо, жгучие черные глаза протыкают тебя насквозь… Забраны на темя волосы, но заколоты небрежно, темно-серые пряди выбиваются из допотопной прически… Черный балахон без пояса, от горла до земли, с узенькими рукавами до пальцев облегает ее тощее подвижное тело».

Софья Николаевна Кашкина — дочь музыканта и музыкального критика, профессора консерватории Николая Кашкина, и вдова инженера Дмитрия Нюберга, строителя Транссибирской магистрали, убитого террористами-эсерами в 1907 году, преподавала в гимназии латынь. Софья Николаевна училась в Европе, была широчайше образованным человеком, прекрасно знала европейские языки, древнюю и новую историю. После закрытия гимназии она преподавала в Московском университете латынь и древнегреческий. На уроках латыни не только спрягали глаголы: Софья Николаевна рассказывала о римской культуре и истории, поэтах и ученых.

Физику преподавала совсем юная Елена Николаевна Бокова. Андрей Колмогоров вспоминал, что не раз разыгрывал ее: поднимался и сообщал, что придумал вечный двигатель. В школе царил дух свободы, и не дать гимназисту высказаться считалось недопустимым. Андрей Николаевич выходил к доске и описывал свой «прибор» — как правило, весьма хитроумный, так что найти «ошибку» было очень затруднительно.

Географию в гимназии преподавала Серафима Дмитриевна Менделеева, племянница химика Дмитрия Ивановича, двоюродная сестра его дочери Любови Дмитриевны, участница любительских спектаклей в Боблове, где она играла вместе с Александром Блоком.

Да, характер Серафимы
Раскусить
Очень долго не могли мы.
Как тут быть?
Поклялись мы Серафиму
Разгадать.

Шла она однажды мимо
Ванну брать.
В щель смотреть не подобает
Говорят,
Но мы смотрим. Вот снимает
Свой наряд,
Повернула стан свой милый…
Вдруг — глядим:
Перед нами шестикрылый
Серафим.

Константин Сюннерберг. «Серафиме Менделеевой»

В 20-е годы состав педагогов менялся. Во времена Даниила Андреева литературу преподавала Екатерина Адриановна Реформатская, пришедшая в гимназию в декабре 1919 года. Историю — Иван Александрович Витвер, артистичный, увлеченный театром и музыкой. Географию — вдохновенная Нина Васильевна Сапожникова, а естествознание, уже в старших, 8-х и 9-х классах (тогда классы назывались группами), — Антонина Васильевна Щукина.

Собака с шариками и занавески с ножницами

Выпускники гимназии оставили множество интереснейших воспоминаний о гимназии. Андрей Колмогоров, друживший с одноклассником Глебом Селиверстовым, много писал о его проказах. Например, однажды Глеб забрался на крышу женской гимназии, которая находилась напротив, и спустился на оконный карниз, а вся гимназия Репман наблюдала за своим кумиром. Что произошло с девочками, которые вдруг увидели мальчика на оконном карнизе, нетрудно вообразить: крики, ахи, вздохи… Но Глеб задумал сделать больше. «Глеб помочился на занавески на окнах и стремительно спустился по водосточной трубе. А мы наблюдали, как воспитательница с глазами, полными ужаса, большими ножницами резала оскверненные занавески». Самое удивительное, что из школы Глеба не исключили.

«Как-то ребята страстно заспорили о том, сколько груза поднимут воздушные шарики, и решили это проверить. Сложив деньги, данные родителями на завтраки, они купили связку воздушных шаров и привязали к ним маленькую дворовую собачку. Спор-то шел всего-навсего о том, приподнимут шары песика или нет. Каково же было удивление ребят, их восторг и страх за бедное животное, когда шарики подняли собаку на высоту второго этажа и она с громким лаем понеслась вдоль переулка, задевая по дороге окна…»

Даниил Андреев. «Автобиография»

Федор Семенович Коробкин преподавал математику, которую Даниил Андреев, по словам одноклассницы, «не любил, не знал и не учил». Он постоянно прогуливал уроки. Дело было уже в 20-е годы, вместо частной Репмановской гимназии была 23-я советская школа с тогдашними порядками: старосты классов присутствовали на педагогическом совете, когда объявлялись отметки всех учеников. Андреев, сам староста, слышал, как математик поставил ему «успешно».

Через несколько лет Даниил пошел домой к этому учителю, чтобы спросить: «Почему вы так поступили?» И услышал в ответ: «Вы были единственным учеником, о котором я не имел ни малейшего представления. Я просто вас никогда не видал. Меня это заинтересовало, и я стал осторожно расспрашивать остальных преподавателей об ученике Данииле Андрееве. И из этих расспросов я понял, что все ваши способности, интересы, все ваши желания и увлечения лежат, так сказать, в совершенно других областях. Ну зачем же мне было портить вам жизнь?»

А математику в этой школе преподавали замечательно, судя по тому, что именно ее окончили кибернетик академик Трапезников и гениальный математик Колмогоров.

После революции Евгения Альбертовна Репман поселилась в Судаке. Больная, с парализованными ногами, она не имела средств к существованию, поэтому бывшие ученики гимназии ежемесячно собирали для неё деньги.

Мы знали: там, на веранде зыбкой,
Увидим мы бледные руки той,
Кто все это лето нам светит улыбкой,
Старческой мягкостью и добротой.

И будет пленительно сочетанье
У доброй феи любовных дней
Шутливой речи, глаз грустной лани,
И строгого лба старинных камей.

Даниил Андреев — Евгении Репман

Что спросить у «МЕЛА»?
Комментариев пока нет
Больше статей