«Кисть в руки — алгоритм в сердце!»: история одного школьного субботника

Каждый хоть раз да красил бордюры во дворе школы, подметал дорожки и высаживал цветы по весне. В новой главе повести «Новенькая» блогер «Мела» Александр Заправдин рассказывает про субботник в вымышленной школе № 113.

Глава 5. Краски абсурда

Система — это когда даже листопад превращают в Excel-таблицу. Каждый лист должен быть учтен, пронумерован и уложен в мешок с QR-кодом. А если ветер, этот старый анархист, разбросает их — значит, пора писать акт о «несанкционированном природопользовании». Школа № 113 давно забыла, что деревья умирают красиво. Здесь всё, что не вписывается в график, объявляют мусором. Даже мечты.

Сергей Витальевич когда-то верил, что энтропию можно обернуть в формулы. Теперь он знал: энтропия системы страшнее природной. Она не хаос — она абсурд, где порядок и беспорядок сливаются в гримасу. Здесь законы термодинамики пишут чиновники, а маятник жизни застыл на отметке «Оптимизировано». Лидия Павловна же, бывшая «лирик» с томиком Слуцкого, теперь цитировала только параграфы. Их мост из скрепок давно сгнил, но школа, как голодный троглодит, продолжала жевать новые души.

Осень 2024 года началась с того, что природа, как последний свободный художник, взбунтовалась против системы. Клены выкрасили листья в ядовито-багряные тона — будто насмехаясь над «цветами патриотизма» из методичек. Воздух пахнул прелыми учебниками и надеждой, которую вот-вот затопчут каблуками. Даже вороны на проводах каркали что-то похожее на «ГОСТы не спасут вас от первого заморозка».

Маргарита Аркадьевна в жилете цвета хаки «Генерал Листопада 2024» выбежала на крыльцо, подгоняя учителей мегафоном. Ее слепая на один глаз брошь-сова смотрела в пустоту, будто предрекая: «Скоро и вы все станете одноглазыми — хватит и половины правды».

— Коллеги! — взвизгнула она, подмигивая камере дрона, который снимал «исторический момент» для отчета в управу городского округа. — Сегодня мы не просто подметаем листву! Мы создаем эпос трудового подвига!

Учителя, выстроенные в шеренгу, напоминали арестантов на плацу. Лидия Павловна в желтом жилете «Контроль качества воздуха» тыкала пальцем в планшет:

— Пункт 1.1.4: каждый лист должен быть уложен в мешок с соблюдением ГОСТ Р 55876-2024 «Опавшие лиственные единицы. Правила утилизации». Светлана Ивановна, ваш веник не сертифицирован!

Светлана Ивановна (учительница младших классов) растерянно разглядывала веник, на котором красовалась бирка: «Для декоративных целей. Не предназначен для контакта с реальностью».

Валерий Петрович, чьи усы — эти два мятежных ежика — сегодня были подклеены скотчем «для трудовой дисциплины», ехидно процедил:

— Лидия Павловна, а как насчет ГОСТа на вдох? А то я тут дышу несанкционированно.

Геннадий, прислонившись к граблям с датчиком RFID[3] (на экране мигало «Продуктивность: 0,01%»), громко зевнул:

— Маргарита Аркадьевна, вы бы еще фейерверк запустили в честь уборки. Или салют из мусорных пакетов.

Директорша, игнорируя стеб, раздавала задания:

— Зоя Семёновна! Вам — ответственная миссия: фотографировать энтузиазм каждые 30 минут! Учтите, ракурс — только под углом 45°, как в методичке «Субботник как перформанс»!

Зоя в жилетке «Главный по эстетике» уже нацепила на грудь три камеры и селфи-палку, обмотанную флагом с логотипом школы.

— Сергей Витальевич, — Маргарита Аркадьевна тыкнула мегафоном в сторону физика, который, скрестив руки, пил из колбы с надписью «Спирт этиловый. Для протирки мозгов». — Вам поручаем… э-э-э… измерить хаотичность листопада!

Сергей, лениво подняв теодолит, пробурчал:

— Угол падения равен углу отчаяния. А ваши планы — сплошная аномалия.

Настя, стоявшая в стороне, сжимала в руках грабли, похожие на «костыли системы». Белая заколка, символ былого идеализма, едва держалась в ее волосах, а взгляд блуждал между Зоей, судорожно фотографирующей воздух, и Валерием, чьи усы теперь напоминали сломанные антенны старого радио.

— Внимание! — Маргарита Аркадьевна вдруг завизжала, заметив, как ветер разметал кучу с листьями. — Это саботаж! Лидия Павловна, срочно составьте акт о нарушении экологического баланса!

Лидия уже печатала на планшете:

— Пункт 7.89: утерянная листва подлежит налоговому вычету. Валерий Петрович, вы — материально ответственное лицо!

Валерий, поправляя усы, получившие от руководства запрет на сарказм, недовольно пробурчал:

— Может, я еще за солнце ответственным буду? Оно, видите ли, светит без сертификата!

В этот момент Сергей Витальевич, пытаясь обойти лужу с краской, случайно пнул брошенный кем-то степлер. Прибор, пролетев по параболе, угодил прямиком в карман Зои Семёновны, выбив оттуда пачку стикеров «Лайк за трудолюбие!». — Энтропия победила. Следующий этап — квантовая уборка.

А Настя, глядя на него, впервые подумала: «Может, „стойкость“ — это не мячик, а способность не смеяться, когда всё вокруг — шутка системы?»

Парадный вход школы напоминал съемочную площадку плохой пропаганды. На идеально выметенной дорожке, словно солдаты на параде, выстроились ведра с краской, украшенные лозунгами «Кисть в руки — алгоритм в сердце!». На каждой скамейке красовалась табличка: «Зона отдыха временно не функционирует. Причина: оптимизация эстетики». Воздух гудел от дрона Маргариты Аркадьевны, снимающего «исторические кадры трудового единства», а с крыши свисал транспарант: «Субботник — это state of mind!»

Школа № 113 давно научилась превращать жизнь в инсталляцию. Даже облезлый черный кот, скептически наблюдавший за происходящим с крыши, казался частью декораций — возможно, его наняли на роль «местного колорита» с зарплатой в виде объедков из столовой.

Зоя Семёновна в роли главного эстет-надзирателя носилась вокруг скамейки, как робот с севшей батарейкой. Ее селфи-палка тыкалась в лицо Насте, фиксируя каждый взмах кисти под «правильным» углом.

— Анастасия Петровна! Кисть должна двигаться строго по вектору 45°! Вы нарушаете траекторию!

Настя (глядя на уже глянцевую скамейку):

— Зоя Семёновна, может, хватит одного слоя? Она же блестит как зеркало…

— Никаких самодеятельностей! — Зоя выхватила у Насти кисть и продемонстрировала «правильный» мазок, напоминающий движение сварливой змеи. — Второй слой — это метафора! Первый — реальность, третий — ее отражение!

Краска «Цвета патриотизма» оказалась прозрачной, как обещания системы. От нее пахло растворителем иллюзий — каждый мазок Зои оставлял на скамейке надпись-призрак «Согласовано», которая таяла на глазах, будто признавая, что никому не нужна.

Настя поймала себя на мысли: «Они даже краску заставляют врать. „Согласовано“ — это как штамп на гробу здравого смысла».

— Стоп-стоп-стоп! — Зоя вдруг замерла, уставившись на кисть Насти. — Вы используете кисть № 5, а по плану субботника — № 4!

Она достала из сумки штангенциркуль и начала измерять ворсинки.

— Отклонение на 0,3 мм! — ее голос дрожал, как у первооткрывателя антиматерии. — Это же нарушение техники мазка! Немедленно составляем акт о дисбалансе эстетических констант!

Настя (тихо, пока Зоя рылась в папке):

— Зоя Семёновна… а если мы просто сфотографируем уже готовую скамейку?

— Вы что, предлагаете обман? — Зоя аж поперхнулась. — Мы же не дети! Мы — педагоги! Наш долг…

Ее речь прервал Геннадий, проходивший мимо с тачкой, где вместо листьев лежали папки «Отчеты о воздухе».

— Зоя, ты там акт составляешь или автобиографию пишешь? Да брось ты мерять ворс — всё равно краска-то фуфлыжная!

Зоя (покраснев):

— Не ваше дело! — но рука ее дрогнула, и штангенциркуль упал в лужу, отражавшую беспомощность Зои в мире бюрократии. Брызги грязной воды попали на ее жилет, и, пока она их судорожно вытирала, Настя заметила, как из ее кармана выпал потрепанный блокнот. На странице, промокшей от краски, виднелись строчки:

»…а я мечтала рисовать рассветы,

но кисть теперь скользит по трафаретам.

Мой мир — приказы и отчеты,

где даже слезы — просто факты…»

Настя (поднимая блокнот):

— Это… ваши стихи?

Зоя (вырвала блокнот, голос сдавлен):

— Это… черновик инструкции! — она швырнула его в мешок с мусором, но глаза ее блестели, как та самая скамейка до субботника.

Внезапно появилась Маргарита Аркадьевна, волоча за собой Лидию Павловну с мерной лентой.

— Зоя Семёновна! — директорша тыкала пальцем в небо. — Солнце сместилось на 0,5°! Все предыдущие фото теперь несообразны! Перекрашиваем скамейку заново!

Лидия (монотонно):

— Пункт 6.7 инструкции субботника гласит: угол падения солнечных лучей должен соответствовать утвержденному графику. Нарушение — 30 минут внеурочной динамики.

Зоя (автоматически):

— Слушаюсь! — и тут же начала сливать краску в ведро, чтобы замешать новую — «Цвет лояльности (мокрый асфальт)».

Настя (в отчаянии):

— Да она же уже двадцать раз перекрашена!

Сергей Витальевич, появившись из ниоткуда с уже почти опустевшей колбой, промямлил заплетающимся языком:

— Формула выгорания: N = (A × Б) / В, где А — абсурд, Б — бюрократия, В — остатки совести. — Он плеснул прозрачной жидкости в краску. — Добавьте эту дрянь для вкуса.

Когда Маргарита Аркадьевна утащила Зою «снимать энтузиазм под новым углом», Настя незаметно вытащила Зоин блокнот из мусорного мешка. На промокшей странице, под стихами, она увидела детский рисунок: женщина с кистью, рисующая радугу. Подпись: «Моя мама — художница».

Система не просто крадет мечты — она заставляет тебя хоронить их в папках с грифами. Зоя когда-то рисовала радугу дочке, а теперь красит прозрачной краской скамейки, которые никто не увидит. Ее блокнот — как та краска: кажется, что память стерта, но следы остаются. Хоть и призрачные.

«Стойкость — это не мячик и не кисть. Это когда ты видишь, как Зоя прячет стихи, но всё равно веришь, что однажды они прорвутся… как трава сквозь асфальт. Даже если асфальт — это пункт 15.1», — подумала Настя про себя и, пряча блокнот Зои под свитер, направилась к кулеру. Там ее ждала сцена, достойная театра абсурда: Лидия Павловна, с планшетом вместо сердца, тыкала пальцем в грудь Валерия Петровича, чьи усы поникли, как два побежденных флага.

— Вы собрали листья в несанкционированные кучи! — голос Лидии напоминал скрип несмазанных шестеренок. — По инструкции они должны быть уложены в форме правильных многогранников! Вы — угроза экосистеме отчетности!

Настю внезапно накрыла волна ярости. Прежде чем она успела опомниться, ноги сами понесли ее вперед — прямо к Лидии Павловне:

— Экосистема?! — ее голос звенел, как разбитое стекло. — Вы детей в контингент превратили, учителей — в аватары с QR-кодами вместо лиц! Даже субботники у вас — фарс для галочки!

Воздух сгустился, будто пропитавшись той самой бесцветной краской — вязкой, липкой, душащей. Даже черный кот на заборе, до этого скептически наблюдавший за суетой, замер — будто решал: то ли сбежать от безумия, то ли составить акт о «несанкционированном проявлении эмоциональности».

Лидия, бледнея, выдавила:

— Вы… не понимаете… — и вдруг ее взгляд упал на блокнот Зои, торчащий из-под свитера Насти. — Что это? — вдруг опомнилась она. — Несанкционированный артефакт?

Но тут завыла сирена школьной «тревоги» — сигнал, что пора фотографировать итоги субботника. Лидия, как робот с перегревшимся процессором, поплыла к Маргарите Аркадьевне, бормоча под нос: «Пункт 7.3… она нарушила пункт 7.3…»

Валерий, поправив усы, кивнул Насте:

— Неплохо для новичка. Только в следующий раз цитируйте ГОСТы — им это как святая вода.

***

День катился к закату, оставляя за собой шлейф абсурда. Школа № 113, вымазанная бесцветной краской, напоминала клоуна, который забыл, как смешить. Дрон наконец улетел в свое гнездо из проводов и серверов. Мешки с листьями, так и не ставшие «правильными многогранниками», грустили у забора, а табличка «Зона отдыха временно не функционирует» теперь висела вверх ногами — словно намек, что и система рано или поздно перевернется.

Настя сидела в своей комнате, где единственным светом был экран ноутбука. В углу, на полке, лежал мячик «Стойкость», а на столе гостил Зоин блокнот, пахнущий растворителем и детскими мечтами. Ее пальцы дрожали, когда она перелистывала страницы со стихами. Сегодня она крикнула Лидии Павловне в лицо. Сегодня она украла кусочек чужой души из мусорного мешка. Сегодня… сегодня она перестала быть аватаром.

За окном горел фонарь, отбрасывая на стену тени, похожие на гигантские отчетные таблицы. Где-то в этом же доме, наверное, Лидия Павловна дописывала акт о «несанкционированной эмоциональной вспышке», а Зоя Семёновна стирала с фартука каплю краски-призрака. Но Настя больше не боялась. Она смотрела на экран, где мигал курсор пустого документа, и думала: «А что, если написать правду? Не отчет, а…»

Ветер с улицы донес запах дождя. Первые капли забарабанили по крыше, словно стучались в дверь: «Кто там?» — «Откройте! Это будущее!» — «А по какому пункту?»

Настя достала из-под подушки свой дневник и записала:

«День 30.

Сегодня я поняла три вещи:

Бюрократия — это когда ты красишь прозрачной краской, но тебе вручают медаль за патриотизм.

Зоя когда-то рисовала радуги. Система дала ей кисть, но отняла небо.

Валерий не бунтарь. Он — зеркало, в котором система видит свое уродство. И бьет его за это.

P. S. Но если даже степлер может стать оружием сатиры (спасибо, Сергей), то и мы сможем. Может, наш субботник — это и есть та трава, что пробивается сквозь асфальт?»

Продолжение следует…