«Крым наш, но где находится — не знаю». Как говорить со школьниками о патриотизме
Преподаватель, репетитор и блогер «Мела» Александр Чернышёв рассказывает, как ему удалось стать для своих учеников собеседником, с которым можно говорить на любые темы. Даже на такие сложные, как политика и патриотизм. Александр считает, что у учителя может быть любая позиция, главное — искренность, а не стремление угодить начальству.
Вряд ли есть человек, который может относиться равнодушно к политическим, социальным и культурным условиям своей жизни. Следовательно, ему не могут быть безразличны и судьбы его страны. А если человек борется против существующих «политических, социальных и культурных условий», значит ли это, что он не патриот? А патриот только тот, кто выступает с охранительных позиций? Мне, например, созвучна патриотическая позиция декабристов, а не патриотизм их гонителя графа Бенкендорфа. Можно быть патриотом и верой и правдой служить этому режиму, как служил Суворов, победитель Турции и каратель пугачёвщины. Можно быть патриотом и идти против режима, как декабристы — дети 1812 года.
О том, насколько неоднозначно явление и понятие патриотизма, должны объяснять наука «история» и предмет «обществознание» в школе. Но готовы ли учителя говорить со школьниками о патриотизме?
Вы удивитесь этому вопросу, ведь достаточно посмотреть, сколько выложено в сети учительских разработок классных часов, антикоррупционных уроков, бесед, встреч на патриотические темы. Но когда во время митингов, организованных сторонниками Навального, школьники вдруг заговорили сами, да ещё начали выкладывать в сеть свои разговоры на уроках, невольно замечаешь, что учителям иногда лучше молчать, чтобы не уподобиться небезызвестному чеховскому герою. Но молчать нельзя, а как говорить: что думаешь или что велят? А особенно когда непонятно, что велят говорить, или вдруг поменяются установки?
Вот, решаю с ученицей тесты ЕГЭ по истории. Она выполняет задание с картой. Верно определяет Крымскую войну. Я сдуру возьми да спроси:
— А где Крым?
И… обомлел. Ученица погрузилась в карту и, вглядываясь в Крым, пытается… его найти. Вчитывается в названия населенных пунктов, рек. Перед глазами мелькают разные географические названия, но Крыма не находит! Я начинаю ученице подыгрывать, вожу пальцем по карте и перечисляю: так, Одесса, Бухарест… Где же Крым? Ученица начинает сомневаться в том, что верно определила Крымскую войну. Услышав про Бухарест, уверенно называет русско-турецкую войну 1806 года, завершившуюся Бухарестским миром. Не слабой в истории девочке оказалось невдомёк, что Крым — полуостров.
За удивлением я изображаю возмущение.
— Небось, где Египет, знаете?
Она начинает перечислять места, которые посещала. Я убеждаюсь, что девочка мир повидала. Но Крыма в её мире нет! При этом точно знает, что «Крым наш».
— Нам сочинение дали написать, объяснить, почему Крым наш.
— Объяснили?
— Конечно, наш. Пятёрку же надо было получать…
Вот так фальшь и проникает в души наших детей. Крым наш, но где находится — не знаем. Хотя ещё не ушло поколение, которое знает Крым не российским и не украинским, а советским, общим достоянием всех советских народов, всесоюзной здравницей. Но подрастает иное поколение. Оно увлечённо рассказывает про достопримечательности забугорных курортов, за пятёрку объяснит, почему «Крым наш», но не находит его на карте. А за сочинение про «почему Крым наш» кто-то небось отчитался…
Вот, старшеклассники репостят фильм Навального, и спрашивают меня на уроке: «А вы пойдёте на митинг двадцать шестого?». Отвечаю: «Не пойду, так как не хочу проблем с отделом по борьбе с экстремизмом». Честно отвечаю. А ситуацию с фильмом использую, чтобы объяснить сущность правового государства. В правовом демократическом государстве, если такие обвинения вброшены в публичное пространство, правоохранительные органы реагируют сразу. А депутаты начинают парламентское расследование. В России — тишина, да и никого не удивишь этим.
Митинги прошли, и ученики во «ВКонтакте» спрашивают о моём отношении к ним и к задержаниям участников. Я начинаю «дистанционный урок». Эх, имена учеников придётся изменить.
Я: Всякая власть лишь тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться.
Саша (репостит в беседу портрет Сталина): В точку!
Юля: Ну, я не могу назвать это защитой.
Иван: Когда власти необходимо применить силу для достижения повиновения, это значит, что её основания пошатнулись. Раз на то пошло.
Я: «Когда на чашу весов поставлена высшая ценность — единство государства, правитель не должен бояться прослыть жестоким. Можно казнить смутьянов столько, сколько нужно, потому что казни касаются судеб немногих, а беспорядок — бедствие для всех» («Государь». Н.Макиавелли).
Иван: Это в стиле Макиавелли. Из того же разряда, что и «цель оправдывает средства». Что также является его крылатой фразой.
Я: Это к смутьянам прежде всего относится.
Иван: Эту фразу можно трактовать по-разному. «Правительственное решение проблемы обычно хуже самой проблемы». Милтон Фридман.
Яна: Щас в сторис постить цитаты буду, аккуратней.
Саша: Можно ли назвать «единство государства» высшей ценностью? Может быть, ситуация нестабильности — это единственный путь положительного развития государства, и оно должно пройти эту стадию, чтобы стать лучше…
Лучше!!! Вы слышите это, борцы с экстремизмом? Эти дети хотят, чтобы их государство стало лучше. Но что они слышат в ответ от своих учителей? Объяснение своих конституционных прав? Инструкцию, как вести себя, если задержала полиция? Если бы… О чём могут говорить со школьниками сами зависимые и напуганные учительницы?
Прочитал в одной учительской социальной сети: «Нам даже из профсоюза выйти нельзя, якобы всё отразится на аттестации». Неужели это так? Профсоюзы — неотъемлемая часть бюрократической системы, требующей прежде всего лояльности, если не преданности. Если вы вне официальной структуры, вы уже выпадаете из системы, вы неудобны, неблагонадёжны, подозрительны, едва ли не «экстремисты». А если директор школы ещё и член «Единой России»? Интересно, в школах голосуют так, как голосует директор? И отражается ли оппозиция на стимулирующей части зарплаты педагогов? Если это так, то понятно, почему кричат учительницы на оппозиционно настроенных учеников. Я не уверен, что они делают по убеждению. Они попросту демонстрируют лояльность бюрократической системе, задушившей всё сколько-нибудь живое в школе. Они не за детей боятся. За себя!
«Есть люди,/всю жизнь положившие,/чтобы хоть что-нибудь вышло,/и трутни, чей труд единственный/- чтобы не вышло ничто». Перечитайте это стихотворение Евтушенко вместе со старшеклассниками на уроке, когда говорите, какие перемены нужны России.
«Я полтора года назад забросил на учительский форум тему: «Школа и политика — совместимые вещи? Политическая позиция учителя: как она отражается на его профессиональной деятельности? Школа — государственный институт: здесь нет места для политической оппозиции?». Ноль комментариев до сих пор. Ноль! Это что, страх перед очередной «запретной темой»?
Учитель — не надзиратель и не филер. И если ученик, студент спрашивают моё мнение, я его не скрываю. «Спрашивайте, мальчики». И я говорю с ними о современности и об истории.
У нас часто разные позиции. Как и во всём обществе. Я могу говорить с ними разными языками: и либерала, и консерватора, и коммуниста. Я как историк знаю эти языки, поэтому порой трудноуловим для них. Но я вижу, что современной молодёжи трудно что-то навязать. Заставить сделать что-то можно, угрожать можно. Но они всё равно останутся со своим мнением. Но уважать перестанут. Я показываю им альтернативы, но они знают, какую альтернативу выбираю я и почему. Учитель, бросающий слово «предатель», оставляет ученика без альтернатив, без выбора. И сам себя исключает из него. Административно можно только подавить, но не убедить.
Окриком вы ещё увереннее толкаете наших детей в оппозицию. Остановитесь! Будьте учителями: убеждайте
Прежде чем говорить с учениками, нужно, чтобы сами учителя разобрались со своим отношением к современности и истории. И сделали свой выбор, и пусть он вполне согласуется с официальной пропагандой. Главное, быть искренним. Не верю, что учитель искренен, заявляя протестующим школьникам: «Коррупция неизбежна».
Я понял, что учу правильно, когда однажды студент мне сказал: «С вами можно обо всем этом говорить». Я показываю им разные формы поведения людей в одних и тех же ситуациях, многообразие ценностей, конфликтов, всё, чем богата современная жизнь. Я не представляю, как можно сегодня преподавать обществознание без этого. Скучно, выспренно, заученно…
Но при этом я всегда говорю им: думайте о последствиях ваших действий. И работайте над своими убеждениями, чтобы не стать пушечным мясом, мальчиками для битья или просто массовкой. Учиться, действительно, полезно. Чтобы разобраться, как можно права отстаивать без попадания в автозак. Чтобы представлять реальные масштабы коррупции в стране. Чтобы понять сущность политического режима. Знание в данном случае, без пафоса, действительно сила. А то мордой об асфальт как-то не эстетично.
Сам неоднократно при этом оказывался в ситуациях, когда студенты, глядя улыбчиво в лицо, спрашивали: «Вы сами верите в то, о чём говорите?». Что толку мне им доказывать, что воровать грешно? Они мне расскажут очередную историю про вороватого российского чиновника. Я это признаю, против фактов не пойдёшь. Единственно, что может учитель в этой ситуации, — сказать: да, сегодня это — модель жизни для многих, но я хочу сформировать с вами иную модель. «В том-то и радость нашей работы, что мы меняем мир, готовим людей будущего», — эти слова мне написала в письме учитель из Узбекистана Юлия Юрьевна Мусурманова. Как хочется вместе со своими учениками верить в лучшее будущее своей страны! Без фальши и окриков!
Надеюсь, наш новый министр не уподобится одному своему предшественнику, считавшему, что образование в России должно проникнуться «чувством преданности трону и отечеству и употребить все силы, дабы сделаться достойным орудием правительства».
