«А чёлку инопланетяне отрезали?» Почему я пока не готова разрешить дочери розовые волосы
05.08.2019
Лето — традиционное время экспериментов с внешностью. Разноцветные волосы, короткие стрижки, неожиданные чёлки — девочки в первую очередь хотят сменить надоевшую причёску, которая так нравится маме. Писатель и журналист Маша Трауб рассказывает, когда разноцветные пряди будут уместны и как на неё повлияло детство в североосетинском селе.
Сразу несколько моих подруг поделились в соцсетях фотографиями из салонов — дочки демонстрируют новые причёски, сверкая всеми оттенками радуги. Даже Оля, считавшаяся очень строгой мамой, поддалась на уговоры дочери, и её Анюта, совершенно счастливая, натуральная блондинка, стала цвета лаванды, причём ровно наполовину длины волос.
В классе моей 10-летней дочери три девочки встретили лето с новыми причёсками: одна — с фиолетовыми дредами, другая — с розовыми волосами, третья — в стиле разноцветного единорога. Наверное, я слишком консервативна, поскольку считаю, что подобные эксперименты в 10–11-летнем возрасте всё же проводить рановато. Даже под родительским присмотром. Даже с профессиональной краской для волос.
Но есть и обратная сторона: моя дочь, у которой волосы ниже попы, отказывается подравнивать концы. Хотя бы на сантиметр.
Мой консерватизм объясним. Я выросла в североосетинском селе, где волосы были главной гордостью девушки. Мы, девочки, каждое лето собирали цветки ромашки, которые потом высушивались и заваривались. Этот отвар мы использовали в качестве бальзама-ополаскивателя.
Я помню, как плакала моя бабушка, когда у неё начали выпадать волосы. Местная знахарка сделала ей настойку из острого стручкового перца, которую следовало втирать в голову
А я была обречена резать перец и рвать молодые стебли крапивы, из которых делался другой отвар — от выпадения и ломкости волос. Если вы когда-нибудь чесали глаз после нарезки перца, то меня поймёте. Если нет — вы не страдали по-настоящему.
В деревне у всех женщин существовал настоящий культ волос. Когда моя мама приехала из Москвы с короткой стрижкой, да ещё и с химией, отчего была похожа на барашка (но не сильно здорового, потому что рыжего), все женщины ахали и предлагали ей платки разнообразных оттенков — нельзя же лысой на улице появляться! Я сама старалась держаться от неё подальше. Поскольку отсутствие длинной косы, как и накрашенные красной помадой губы, подведённые глаза и брюки в обтяжку — а именно так выглядела мама — считались верным признаком падшей женщины, которую замуж никто никогда не возьмёт. Даже бедный вдовец не позарится.
При этом маленькие дети волос лишались регулярно. Если у кого-то заводились вши, что происходило раза четыре в год, всех брили наголо. Моя бабушка не хотела видеть меня лысой, поэтому стригла под каре. И на всех школьных фотографиях — вплоть до четвёртого класса — все девочки лысые, мальчики тоже, одна я с волосами. Мальчики отличались разве что наличием чубчика. Я же очень переживала и умоляла бабушку побрить меня под ноль.
Один раз мы с моей подругой Фатимкой взяли краску для волос и покрасились. Их тогда было всего две — басма и хна. Мы рассчитались на «камень-ножницы-бумага» и мне досталась басма, а подруге — хна. Я от природы была русоволосой, а Фатимка — яркой брюнеткой. Красотками мы проходили недолго — до магазина за хлебом и обратно.
Все соседки прибежали к моей бабушке и Фатимкиной маме сообщить, что мы сошли с ума и нас замуж никто никогда не возьмёт. Свежесорванная молодая крапива, приготовленная на суп, использовалась не внутрь, а наружно — нам с Фатимкой по попам. После чего мы сидели, опустив головы в тазы, и отмокали. Шея затекала, ноги сводило, но мы сидели вниз головами и не смели двинуться. Ещё пару недель ходили в платках. Фатимка даже пыталась подсадить нам вшей от младшей сестры, чтобы нас уже побрили налысо, но насекомые не прижились.
Моя дочь занимается художественной гимнастикой, что подразумевает тугие пучки, лак, гель, шпильки, резинки. За внешний вид на соревнованиях могут снять баллы. Однажды утром я, ещё спросонья, заплетала её в школу. Заплела, отправила. И только перед тренировкой поняла — что-то не так: у дочери появилась чёлка. Хотя не то что бы чёлка — выстриженная под корень прядь волос надо лбом. Я допытывалась несколько дней у дочери, с чего вдруг она решила отстричь чёлку? Она не признавалась. Твердила, что это не она.
— А кто, инопланетяне? — спросила я.
— Да, точно они. Прилетели и отстригли мне чёлку, — радостно ответила дочь.
Потом она, конечно, страдала. Тренеры за эксперименты с причёской заставили её качать пресс и сидеть на шпагатах двойную норму — за себя и за инопланетян. Но все эти страдания не шли ни в какое сравнение с тем, как я приклеивала ей чёлку перед соревнованиями. Чуть ли не клеем «Момент». Наверное, поэтому она боится отстричь хотя бы сантиметр волос — тренеры всем девочкам пообещали 50 «выпрыгиваний», если кто-то решит явиться после каникул в образе единорога.
Точно так же было с моим сыном. В возрасте пятнадцати лет он задумался о татуировке и поделился планами с тренером. Итог — марафон, сто отжиманий, сто пресса и планка. Желание быстро пропало, зато появились бицепсы, трицепсы и кубики на животе.
Дочка моей подруги сама себе отстригла роскошную копну волос и тайно покрасилась, смешав все краски. В итоге получилась девочка, воспитанная партизанами в окопах. Подруга бегом побежала в дорогущий салон красоты исправлять содеянное — дочка плакала и пыталась приклеить отрезанные пряди скотчем. Не из-за мамы, а из-за того, что эксперимент не удался.
А я вспомнила, как нам — девочкам, танцующим в национальном ансамбле — выдавали накладные косы перед выступлением. И те, кому выдали, стояли на задней линии. Кому не выдали — впереди. Счастьем считалось оказаться в первой линии. Хотя Фатимка и лысая могла станцевать так, что все с ума сходили. Позже, классе в шестом, у неё даже был коронный номер — она танцевала мужскую партию, а в конце срывала с головы папаху, и её прекрасные волосы, отращенные благодаря ромашке, крапиве и прочим снадобьям, рассыпались по плечам.
Нет, я не против экспериментов с внешностью. Да и запрещать бесполезно. В случае с дочкой, которая больше себе ничего не отрезает, действеннее оказались рассказы из моего детства — про вшей, танцы, сбор ромашки и бедного вдовца, которым нас пугали как привидением или бабайкой. Ну и договорённость с инопланетянами, которые обещали больше не прилетать.
Фото: Shutterstock (LightField Studios)
P. S. «Консерватизм» — это не оправдание.
У меня с мамой состоялся такой разговор лет в 12. Мы обоюдно договорились не критиковать прически друг друга. Я считала достижением, что договорилась с мамой об экспериментах. Первое условие — если красить, то не всю голову. Второе условие — моя задача была назвать три причины, по которым цвет надо сделать вот-прямо-сейчас.
В 13 лет я накрасила только одну прядку ярко-красным, в 14 лет попробовала сделать градиент на волосах с темно-синим, в 15 обрезала цветную часть и сделала каре с челкой.
И это нормально — пробовать разное, когда понимаешь, что вредит и как ухаживать.