«На самом деле мы не знаем, водил ли Сусанин поляков по болотам»: каких исторических героев предлагает детям школа

Каких исторических деятелей предлагают школьные уроки истории современным детям в качестве героев? Почему, как и кем эти фигуры были выбраны? И стоит ли реформировать этот список? Обсудили с культурологом и бывшим учителем истории Ильей Кукулиным.

На прошлой неделе мы запустили серию материалов о том, каких героев предлагает детям и подросткам современная российская школа — и какие герои им по-настоящему нужны. На эту серию нас вдохновил опрос, проведенный Российским фестивалем кино и интернет-контента «Герои большой страны» и проектом «Мотивирующие цифровые уроки».

Опросив более 6000 российских школьников с 6-го по 11-й класс, его авторы выяснили, что 23,4% подростков не могут назвать своих героев, чуть больше четверти считают героями своих родственников, а 10,1% — персонажей мультфильмов и кино. О героях Великой Отечественной войны вспомнили 5,4% опрошенных подростков. Результаты вызвали большую дискуссию.

В первой статье серии мы поговорили с филологом Михаилом Павловцом — о школьных уроках литературы и о том, как менялась интерпретация героев классических произведений школьной программы в СССР и постсоветской России. В этот раз мы обратились уже к урокам истории. Обсудили с культурологом Ильей Кукулиным, на каких исторических деятелей предлагают равняться нашим детям и нужно ли что-то менять в этом пантеоне.

Как менялись исторические персонажи, которых предлагает школа детям в качестве героев для подражания?

Илья Кукулин, культуролог, специалист по истории образования, в прошлом — учитель истории в школе:

Прежде всего хочу сказать, что мне чрезвычайно понравились результаты упомянутого опроса. Я считаю, что это гораздо лучше, когда дети выбирают в качестве героев любимых родственников или персонажей мультфильмов, чем когда людей, за которыми стоит та или иная мобилизационная идеология.

Есть очень важная книга французского историка Марка Ферро «Как рассказывают историю детям в разных странах мира» — она о том, как изменялось преподавание истории в разные времена. Книгу выпускали и на русском, я даже писал на нее рецензию — правда, это было очень давно.

Из книги Ферро вытекает следующее. XIX век в Европе стал временем торжества национальных государств. Практически каждое государство считало себя вправе быть националистическим. Тогда думали, что и империи нужно перестроить в национальные государства, как это позже произошло, например, с Турцией.

В любом национальном нарративе есть национальные герои. Чаще всего на эту роль выбирали людей, которые так или иначе участвовали в укреплении государства, и в том числе совершенно мифических персонажей. Характерный пример тут — Иван Сусанин.

Михаил Велижев и Майя Лавринович много лет назад написали статью о том, как был создан миф о Сусанине. Он стал важным элементом мифологии Российской империи, которая в XIX веке начала приобретать некоторые черты национального государства.

Ивана Сусанина на самом деле не существовало?

Нет, вероятно, Сусанин существовал, но невозможно установить в точности, как он погиб. Когда я говорю «миф», я не имею в виду, что история о Сусанине — полное вранье. Скорее мы не знаем, как это было: водил ли Сусанин польское войско по болотам, чтобы отвести от Михаила Романова, или просто был убит.

Но в XIX веке легенда о Иване Сусанине в том виде, в каком мы ее знаем из оперы Михаила Глинки, была принята за абсолютный и безусловный исторический факт, необходимый для поддержания легитимности (правомерности) династии Романовых. Потомки Сусанина стали своего рода бенефициарами утверждения этого мифа в качестве точного исторического нарратива.

Существует много исследований, как такого рода герои сначала провозглашались создателями нынешнего государства, а потом на основании этого объявлялись образцом для подражания, в том числе и для детей.

Например, в книге немецкого историка Фритьофа Беньямина Шенка «Александр Невский в русской культурной памяти» показано, что Невского сначала канонизировали как защитника православной веры, потом он был «назначен» защитником государства, а следом его провозгласили примером для подражания, героем школьной истории.

Как показал историк Игорь Данилевский, Ледовое побоище стало считаться важным событием вообще только в ХХ веке

Словом, главными примерами в школьной истории разных стран, и в советской тоже, регулярно оказывались люди, которые разными способами укрепляли государство. С их биографиями обращались достаточно вольно. Часто речь шла о людях действительно значительных, но их поступки были апроприированы для поддержки культа национального государства.

При этом уже в ХХ веке стали понятны ограничения национализма, началась его критика. Возникла своего рода двойная мораль: взрослые уже сомневались, а детям продолжали преподавать рассказы о национальных героях без полутонов — и во имя «сильного государства».

А с какой еще целью можно говорить о героях прошлого?

Мне кажется важным и глубоко нравственным отказаться от описания героев исключительно как поддерживающих государство и оправдывающих его культ. Мне кажется, со школьниками важно говорить о тех людях, которые помогают в первую очередь обществу, а не государству. Государство должно служить обществу, а не наоборот.

Я думаю, что дети, которые участвовали в опросе, интуитивно думают примерно в том же направлении. Может быть, и не совсем отрефлексированно. Они считают героями своих бабушек, дедушек, дядь, теть, которых уважают окружающие люди — возможно, за их доброту, готовность поделиться последним или за высокий профессионализм.

И это совсем другое, нежели далекий незнакомый человек, который способствует укреплению абстрактного всеобщего государства

На самом деле, рассказывать про других героев, говоря о русской истории, вполне возможно. В истории нашей страны было много людей, которые помогали обществу. Но о них обычно в учебниках истории говорится второпях и мелким шрифтом. Это разного рода филантропы и благотворители, которых (особенно в конце ХIХ и начале ХХ века) было очень много.

Например, были купцы, покупавшие у художников картины, те же Третьяковы. Они создали галерею, которая сегодня служит в первую очередь обществу. Были люди, которые поддерживали учебные заведения, строили церкви и богадельни. Были те, кто в них работал: например, мать писателя Даниила Хармса Надежда Колюбакина руководила в Петербурге убежищем для женщин, вышедших из мест заключения. В школьных учебниках истории много говорится о битвах и ничего или почти ничего — о таких заведениях.

Мне доводилось несколько раз говорить на эту тему с профессиональными историками, один раз — совсем недавно, на прекрасной конференции, прошедшей в Новосибирском государственном педагогическом университете. На русском языке есть, по сути, всего две работы, рассматривающие историю в таком «негосударственном фокусе». Но они есть.

Первая — публичная лекция 1892 года Василия Осиповича Ключевского «Добрые люди Древней Руси», которую потом опубликовали. Лекция эта, что характерно, была частью общественной инициативы по помощи голодающим в Поволжье. Второй текст — это двухтомный труд Юрия Айхенвальда «Дон-Кихот на русской почве», который начинается с раздела «Воспоминание о капле добра».

Когда говоришь с детьми о помощи обществу, совсем по-другому начинают выглядеть персонажи, которые сейчас кажутся детям абстрактными. Те же герои войны (если мы говорим не о мифических персонажах вроде двадцати восьми панфиловцев, а о реальных героях). О них тоже можно говорить как о тех, кто жертвовал собой ради спасения общества, а не только государства — ради родных и близких, ради друзей и любимых. Некоторые фигуры, канонизированные и исторической наукой, и, например, православной церковью, изображаются сегодня очень сусальными.

Например, великая княгиня Елизавета Федоровна, которая основала Марфо-Мариинскую обитель в Москве. Эта обитель потом стала центром, как мы сегодня сказали бы, православного социального волонтерства. Сейчас Елизавета Федоровна часто изображается такой стилизованной фигурой, это мало кем считывается, и точно не детьми. Но если поместить ее в другой контекст, в контекст истории русского волонтерства, получится живой человек.

Если бы вы говорили со школьниками о героизме, о каких-то людях, на которых им стоит ориентироваться, кого бы вы еще вспомнили? В прошлом материале из нашей серии мы обсуждали это с Михаилом Павловцом, и он сказал, что на уроках литературы вообще не хочет говорить со своими старшеклассниками о героях. Он считает, что детей надо учить наблюдать за чувствами, которые вызывают у них книги. Но мне лично кажется, что герои (как ролевые модели) все же важны, особенно когда рядом не хватает людей, которые могут показать, куда можно двигаться, к чему стремиться. Они должны появляться в школе.

Тут может помочь не только какая-то конкретная ролевая модель, но и просто разговор на важные темы. Я очень люблю строки великого немецкого поэта Готфрида Бенна, который славил тех, кому приходилось делать уроки на краю кухонного стола. Мне кажется, с детьми обязательно нужно говорить на подобные темы, чтобы они понимали оправданность усилий по ежедневному преодолению хаоса.

Что же касается именно героев, о которых я бы говорил с детьми, тут есть много разных вариантов. Перечислю несколько из них навскидку. Это может быть Софья Ковалевская, которая показала пример значимости высшего образования для женщин — и изменила отношение общества к женщинам в науке. Это может быть Александр Герцен. О нем раньше в основном говорили как об обличителе самодержавия, но для меня он очень важен как человек, продолжавший отстаивать точку зрения, которая казалась ему нравственно правильной, даже в одиночку. Он противостоял мнению большинства — не только государственному давлению, но и мнению большей части образованного общества того времени. После польского восстания 1863 года для установления равноправия между польской и русской культурой было очень важно, чтобы в российском обществе звучала позиция Герцена, которого почти все считали в тот момент неадекватным.

Читайте также:

От Александра Первого до Иосифа Сталина: как менялся учебник истории

Другой пример — Андрей Сахаров. Он с 1960-х годов добивался отмены в СССР смертной казни, ходил по разным академикам и просил их подписать петицию, обращенную к руководству Советского Союза, с призывом отменить смертную казнь. Об этом сегодня мало пишут. И еще Сахаров добился того, чтобы СССР и США подписали Московский договор, который ограничивал атомные испытания только подземными. У него есть замечательный фрагмент в воспоминаниях, где он говорит, что после атомных испытаний невозможно узнать точно, из-за них ли произошла та или иная мутация. А значит, невозможно найти конкретных виноватых. Все это делает вопрос о последующем предъявлении претензий к организаторам испытаний очень абстрактным. Поэтому нужно сделать так, чтобы люди вообще не подвергались никакому риску, нельзя подвергать их облучению. Тогда, в 1963 году, его борьба увенчалась успехом.

Или жены декабристов. Они же не только поехали вслед за ними в ссылку в Сибирь, но и занимались там благотворительностью. Или ученые-востоковеды, которые создавали письменность для бесписьменных народов СССР. Многие из них потом пошли в лагеря — вслед за представителями интеллигенции этих народов. В общем, ряд может быть длинный. Не на один учебник хватит.

На обложке: «Подвиг Сусанина», гравюра Николая Дмитриева-Оренбургского, конец XIX века