«Чтобы добраться до дома, надо подняться на сугроб, выбивая в нём ступеньки». История учительницы с Крайнего Севера

Согласитесь, не так уж просто в 49 лет переехать из тёплого региона на Крайний Север, полностью изменив свою жизнь. Но героиня нашего текста, учительница английского Любовь Михайловна Сангаджи-Горяева, рассказывает о переменах легко: и о двухчасовом световом дне, и о метелях, которые сбивают с ног, и о высоких ценах на продукты.

Чтобы заработать деньги, надо ехать куда-то на Север

Когда я училась в 5-м классе, к нам в Калмыкию приехала учительница английского языка, русская девушка. Её звали Гусева Ольга Николаевна — я вот как сейчас помню. Она была такая красивая: беленькая, с голубыми глазами, отличалась от всех нас. И, мне кажется, поначалу я влюбилась в неё, а потом уже полюбила английский.

У меня была мечта — поступить в Астраханский педагогический институт на факультет иностранных языков. После окончания школы я поехала в Астрахань, поступила, выпустилась, а затем вернулась в Калмыкию — жила там еще 32 года, работала учителем английского.

В 2014 году, когда мне было 49 лет, у меня возникли финансовые проблемы. И решить их при зарплате, которую я получала на тот момент, не представлялось возможным. Поэтому я решила: надо ехать куда-то на Север.

Я разместила резюме в интернете — на сайтах «Педсовет.су», «Работа.ру» — и получила несколько приглашений. В итоге выбрала село Ванзетур в Березовском районе ХМАО — это район Крайнего Севера.

Директор местной школы сразу предложила: а вы не хотите ещё и завучем работать? До этого я работала замом по воспитательной работе, но не по учебной. Но мы решили попробовать: я прошла аттестацию — и, получается, работала и учителем, и завучем.

Я бы ещё там работала и работала, но в 2018 году очень тяжело заболел мой муж, ему была нужна операция по трансплантации лёгких. На год я взяла творческий отпуск — поехала с мужем в Москву, добилась того, чтобы его поставили в лист ожидания на операцию. В ноябре его прооперировали. В 2019 году я должна была выйти на работу, но за мужем нужен был постоянный уход, и мне пришлось уволиться. А в апреле 2020 года его не стало.

И вот почему я не стала возвращаться в ХМАО: потому что не хотела никого видеть, у меня там столько знакомых, столько воспоминаний. Я решила: да я на край света уеду, далеко-далеко, чтобы ничего о муже не напоминало. Даже дом продала. И переехала на Чукотку.

«Пурги начинаются»

Ещё давно я слышала, что много людей из Калмыкии — учителей, врачей — работают по всей России, в том числе на Чукотке. Я стала узнавать через знакомых, как и что, отправила резюме в департамент образования Чукотского автономного округа. Меня звали работать в Эгвекинот, в Марково, и Марина Борисовна, директор школы Уэлена, тоже прислала СМС-сообщение. Я залезла в интернет, прочитала, что это самый восточный населённый пункт России, и решила: действительно, поеду на край света.

В ХМАО я долго привыкала к климату. Поначалу было странно, что день длится всего 2–3 часа. Полярный день на меня тоже очень влиял, я не могла уснуть ночью: не понимала, как можно спать, когда на улице светло. Потом привыкла, перестала обращать на это внимание.

На Чукотке было уже проще — все местные особенности я воспринимаю более спокойно. Сейчас тут бывает светло 2–3 часа в день, постоянно горит свет. Уэлен стоит на косе, с двух сторон он окружён водами. Тут всегда холодно — что летом, что зимой, часто дует сильный ветер, здесь говорят «пурги начинаются». Когда эти пурги начинаются, тебя прямо сбивает с ног — очень тяжело идти с работы домой. Но мне повезло, я живу прямо напротив школы. У меня очень хорошие условия: мне как учителю дали квартиру в новом доме — ему всего 5–6 лет, комната чистая, тёпленькая.

Здесь, в Уэлене, и педагоги, и ученики привыкли к тому, что учителя меняются очень часто. Тут же пограничная зона, воинская часть — пограничники приезжают со своими жёнами, жёны работают. Есть, конечно, костяк учителей, которые тут родились и живут, — это очень хорошие учителя со стажем. К приезжим учителям они относятся с добротой и теплотой.

Когда я только приехала, мне говорили: «Любовь Михайловна, если вам что-то нужно, вы говорите». Поначалу у меня телевизора не было — и мне его дала одна учительница. Это потом за полтора года работы я потихоньку купила себе диван, холодильник, стиральную машинку, телевизор, обзавелась мебелью. А так мне всё учителя давали. Я себе куплю что-нибудь — возвращаю, куплю — возвращаю. Всегда помогут: «Любовь Михайловна, мы в магазин идем, вам ничего не нужно?» Если кто-то рыбу поймал, тоже всегда угощают. Очень хорошее отношение.

В школе Уэлена учится около 200 детей, самый маленький класс — 15–16 человек. У нас школа-интернат, то есть некоторые ученики живут тут постоянно. Дело в том, что в соседнем посёлке Инчоуне есть только начальная школа: дети учатся 4 года у себя, а начиная с 5-го класса приезжают сюда, в Уэлен. Поначалу бывает очень много слёз, детям трудно привыкать, они же резко становятся оторваны от родителей. Но потом входят в колею: у них хорошие условия, внимательные воспитатели и заведующая, из интерната в школу они переходят по тёплому переходу, не мёрзнут, а ещё их очень вкусно кормят. От Инчоуна до нас 30 километров, родители приезжают за детьми на каникулы, полтора-два часа они едут на санях и буранах (снегоходах. — Прим. ред.).

Огурцы за 900 рублей и вайфай по ветру

Цены на продукты здесь шокируют. Булка хлеба у нас стоит 70–80 рублей, он тут продаётся по весу — какая-то булочка бывает больше, какая-то — меньше. Шоколадные конфеты — от 900 рублей и выше. Огурцы и помидоры привозят зимой по 800–900 рублей за килограмм. Колбаса тоже дорогая — начиная от 800 рублей. Зато в Уэлене я впервые в жизни попробовала китовое и моржовое мясо. У местных есть разрешение на отлов, потому что иначе тут просто не будет мяса.

С интернетом здесь тоже сложно, он есть только в школе. В посёлке ещё есть вайфай, но его надо ловить. Бывает, я оставлю дома телефон на подоконнике, вайфай как-то ветром принесёт — что-то может загрузиться.

Что мне нравится — тут очень простые, открытые, добрые люди, которые всегда готовы помочь. Я женщина крупная, рост у меня метр 78, вешу я тоже немало. Зимой тут наметает очень много снега, так что, чтобы добраться до дома, мне сначала нужно подняться на сугроб, выбивая в нём ступеньки, а потом спуститься вниз, тоже по ступенькам. Эти ступеньки, естественно, очень скользкие — и бывает, я подойду к сугробу, встану и стою. Люди проходят, кто-нибудь обязательно подойдет и спросит: «Вам помочь?» Хоть ребенок, хоть взрослый. В магазин пойдешь, возвращаешься с сумкой, спрашивают: «Вам помочь донести?» Доброта в людях тут действительно есть, народ такой.

«Снежный ком» на английском

Школа как система, конечно, изменилась. Вроде бы мы учителя со стажем, у нас есть и опыт, и методика преподавания, но я так понимаю, что в современной школе нужны современные молодые учителя. Нас как-то больше тянет работать по старинке. Хотя мы, конечно, тоже стараемся применять современные методы. Сейчас вот у нас в школе большое внимание уделяется функциональной грамотности. Я вижу, что молодые учителя всё это быстро схватывают, мы же тратим на это больше времени, чем молодёжь.

Это, конечно, хорошо, что нет застоя. Даже тут — вроде Чукотка, край земли, ну, работай себе по старинке. А у нас в школе проходят разные интересные мероприятия. Дети даже домой не хотят уходить: из одного кабинета — в другой, от одного учителя — к другому, из одного кружка — в другой. Бывает, уже девятый час, нам приходится гнать их домой.

Моё главное оружие — это мой голос, он у меня очень громкий. Если дети начинают сильно шуметь, я обычно говорю: «Тааак, успокоились все!» — и в классе сразу тишина. Когда им что-то тяжело даётся, я стараюсь включать больше игровых моментов. Хотя это больше приём для начальных классов, я использую его и в 6-м, и в 7-м классе. Есть известная игра — «Снежный ком».

Ну не выучил ты 5 слов, которые были заданы, назови хотя бы те, которые выучил

Я обычно начинаю с того ребёнка, который, скорее всего, сможет назвать только одно слово. Дальше смотрю — знаю, что ребёнок тоже слабый, мог не выучить, говорю: «А ты какое слово выучил?» Он назовёт второе слово, третий — ещё одно. И в конце мы доходим до самого сильного ученика, который все эти слова повторяет и называет какое-то своё слово.

В конце каждой четверти у меня бывают зачёты, дети сдают все свои долги. У меня есть специальная тетрадь, в которой я скрупулезно после каждого урока всё отмечаю: один не рассказал мне эти слова, другой не сделал упражнение. Перед каникулами и выставлением четвертных оценок у меня две-три недели суматошные, дети ходят, сдают зачёты, долги. И только после этого они получают оценку. Зато хоть что-то в голове у них остаётся. Я, бывает, иногда начинаю ругать детей, говорю: «Вот раньше какие дети были!» А потом сама же себя и одергиваю: ну и какие раньше дети были? Просто другие.

Если школа тебе в тягость, зачем ты работаешь?

Учителям, своим коллегам, я бы сказала — не надо бояться никаких нововведений. Мы, бывает, услышим какое-то новое слово — и прям пугаемся. Не зря же говорят, что всякое новое — это хорошо забытое старое. Потом как-то понимаешь, что ты на самом деле этим и занимался, просто теперь есть какие-то новые методы.

Я считаю, надо любить свою профессию. Иногда такое слышишь: «Опять понедельник, опять идти на работу». И мне до того становится обидно: ну если тебе эта школа в тягость, зачем ты тогда работаешь? Ну не работай, освободи ты это место человеку, который с такой же радостью, как я, будет ходить на работу и не будет считать: ой, до конца урока осталось 5 минут, скорее бы он закончился.

У меня вот есть классы 11 «А» и 11 «Б» — и вроде объясняешь детям одну и ту же тему, а всё равно каждый урок проходит по-разному. И на каждом уроке не только мы даём что-то детям, но и они нас многому учат. Иногда ребёнок тебе такое может сказать, так может преподнести, что ты поражаешься: а почему я этого не видела, почему я этого не понимала? Поэтому главный завет учителю — не только учить детей, но и учиться у них.