«Надзирать и наказывать». Как школа превращается в институт насилия

«Удивительно ли, что тюрьмы похожи на заводы, школы, казармы и больницы, которые похожи на тюрьмы?». Так писал Мишель Фуко в своей скандальной и, безусловно, неоднозначной работе «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы». В дальнейшем повествовании я ставлю своей целью объяснить читателю, по каким причинам я считаю, что само устройство школы как общественного института легализует насилие. Хотелось бы оговориться, что вопрос о целесообразности, общественной пользе такого рода насилия остаётся за рамками — на усмотрение читателя.

Общеобязательность как насилие

Школьное образование во всех странах первого и второго мира является обязательным. Сам по себе этот факт не является позитивным или негативным: тот или иной смысл приобретается только в связке с предиктором, а именно — целью такого образования. Провозглашая школу местом получения необходимых для нормальной жизни в обществе знаний, местом социализации и тому подобных благородных задач, мы, общество, не видим в данном институте ничего откровенно неприятного. Но если видеть во всём этом (школе) систему, через которую обязан пройти каждый гражданин своей страны, хочет он (или его родители) этого или нет, то можно прийти к выводу о некотором ограничении нашей воли.

Если женщина подвергалась в школе насмешкам со стороны учеников, к примеру, или пережила иной негативный опыт, и теперь не хочет отдавать своего сына в это учебное заведение, то у неё практически нет возможности отказаться.

С недавнего времени в России действует законодательство относительного домашнего обучения, но подобная форма напрямую не поддерживается государством (например, нет финансирования для хоумскулеров). Стоит помнить, что даже если кому-то удалось избежать самого посещения школы, то экзамены сдавать всё равно придётся именно в ней.

Экзамены как средство объективирования

Ученик, садясь за школьную скамью, не выбирает предметы, которые он хочет учить, но более жёсткое ограничение он встречает чуть позже — время сдачи контрольных и экзаменационных работ. Ученика постоянно подвергают оценке со стороны, и делает это педагог, которому кем-то сверху (директором, но не родителем) делегированы полномочия для такого оценивания.

Представим ситуацию: человек поступил в первый класс и не знает, как устроена система образования. Ему дают задания, которые он выполняет, потому что так положено, а затем сдаёт (успешно или нет) экзамены, предоставляя себя системе контроля и оценки. Он делает всё это, потому что у него нет выбора, он не знает ничего, кроме этой системы. А главное — он полностью зависим от учителя, пока тот выставляет на нём некоторого рода «метку», иными словами оценку в классный журнал.

Оценка дифференцирует учеников в зависимости от взглядов учителя на их способности, она делает этих учеников объектами оценки, которые вынуждены подчиняться.

И что делает ученик в такой ситуации? — он делает всё, чтобы его оценка не сделала его изолированным, не поставила на нём клейма «неуспевающего»

Экзамен — это своего рода ритуал, которые учащиеся проходят с некоторой периодичностью. Более того, после вынесения оценки, ученик не просто становится «измеренным», но и получает рекомендации: в связи с неудовлетворительной отметкой его «требуется муштровать или исправлять, классифицировать, приводить к норме, исключать и так далее» (Тот же М. Фуко). Если ученик получает хорошую оценку, то он всё равно остаётся подавляемым системой — теперь он будет стремиться не потерять свой статус «хорошиста/ отличника».

Но экзамен — это, скорее, реперная точка, что же происходит прежде, чем ученик дойдёт до неё? Школьник получает знания, образовывается, становится полноценным членом общества. По большому счёту, процесс обучения в школе носит нарративный характер: учитель объясняет ученикам, как устроена реальность (во всяком случае, это предполагается).

Учитель позиционируется как некоторого рода источник, из которого проистекают образовательные реки. Речь идёт не столько о знаниях (сегодня информацию можно почерпнуть в интернете), сколько о системе оцениваемых знаний, которые являются обязательным минимумом.

Читайте также:

«Отметка — это винтовка, приставленная ко лбу ребенка»

Дети учатся по составленной программе, которую не могут изменить никаким образом. В этом смысле их роль пассивна: в лучшем случае ученики могут молча не соглашаться, в худшем — убедить себя в том, что дела обстоят не так плохо и предметы не такие уж и скучные. Какое образование необходимо ученику, решает не он сам, и даже не его родственники, а группа не знакомых с ним людей.

Дисциплина как часть авторитарной модели образования

В школе ученики имеют свою роль, учителя — свою. Это представляется совершенно нормальным, так как образовательная система не может оперировать личностями, она может управлять только социальными ролями. Ученики обязаны рано вставать, приходить к первому уроку, реагировать на каждый звонок, по которому им нужно встать, сесть, то есть двигаться в принципе.

Пропускать уроки без уважительной причины нельзя. Но что есть уважительная причина?

Почему болезнь позволяет школьнику остаться дома, а то, что он испытывает чувство отчуждения, не понимает смысла в происходящем или просто опасается учителя — это то, что он должен преодолеть в самом себе? Совершая таким образом над собой усилие, плавно перетекающее в насилие, в зависимости от частоты и масштабов таких «усилий». Построение детей во время «торжественной линейки» напоминает роту солдат на плацу: ровный строй, молчание и неподвижность. И подобных примеров можно привести множество.

Учитель в этом процессе руководит соблюдением правил, что является темой отдельного эссе, но здесь кратко стоит пояснить некоторые моменты. Учитель указывает ученику, что является правильным, а что нет. Он имеет право вызвать родителей и изучать личную жизнь ученика (например, куда он ходит после школы, курит ли он во время перерыва), чтобы помочь ему расти как личности. Когда подобного рода функции «осуществляются опекуном и проповедником, это обычно означает, что он убеждает ученика подчинить своё видение правды и своё ощущение правоты общим правилам» (Иван Иллич. «Освобождение от школ. Пропорциональность и современный мир»).

Также учебный процесс со всеми дисциплинарными моментами содержит в себе большое количество случаев, которые прямо не регулируются федеральным законодательством по причине малой значимости. Поэтому этот пробел заполняется некоторыми регуляторами в рамках закона. Например, мелкие проступки вроде ответа-выкрика без поднятия руки — это остаётся на рассмотрение учителя, который может быть лояльным, а может и не быть таковым.

Обрекающая архитектура

Архитектура школы представляет собой инструмент управления большим количеством учеников при сравнительно малой численности школьного персонала, что отчасти по аналогии напоминает ситуацию тюремного заключения.

Расположение рядов парт удобно для контроля во время письменной работы — учитель может свободно пройти между столами. В столовой в большинстве случаев есть учительский обеденный стол, который расположен так, чтобы все учителя могли осуществлять контроль над классом, который им отведён.

Таким образом, система школьного обучения оперирует ограничением свободной воли учащихся в качестве повседневного инструмента образования, при том каждый обязан пройти через подобную систему. Нарушения в данной иерархической структуре властных отношений считаются девиацией, воспринимаются «из рядя вон выходящими». Выбор как таковой отсутствует практически во всём, но если быть точным, то можно выразиться словами известного философа С. Жижека:

Для того чтобы успешно покинуть данную систему, необходимо подчиниться её правилам, «заучить код сигналов и автоматически научиться реагировать на них» (Бейсенова Г.А. «Философия образования М.Фуко как проекция концепции власти-образования // Образование и насилие»).

И ученик делает это не потому, что свободно отказался от деструктивных или иных действий, а потому что вынужден. Управление подобного рода является выгодным всему обществу, а главное, наиболее конструктивным: человек подвергается воздействию жёстких правил с малого возраста, чтобы усвоить (или возненавидеть) такую схему поведения навсегда.

Школа «заботится» о том, чтобы каждый из нас стал законопослушным членом общества, и неважно, что филантропии в этой заботе не так уж много, как провозглашается, это, скорее, навязанное покровительство. В этом случае «человек есть не цель воспитания и образования, а инструмент в достижении общественной потребности» (Феоктистов Г.Г. «Принуждение как структурный принцип педагогики // Образование и насилие»).

Но при любом исходе машина принуждения к учению и порядку действительно работает, а хорошо или плохо — мы сможем в полной мере увидеть, когда человечество придумает что-то лучше.