«Мы все ученики до смерти и совсем не круглые отличники»: бывший директор «Артека» — о детях и образовании

Алексей Каспржак руководил «Артеком» пять лет, с 2014 до 2019 года. А теперь написал книгу «100 слов не только про Артек. Заметки директора, педагога, человека». С разрешения издательства «Альпина PRO» публикуем из нее несколько заметок (местами они похожи на стихи в прозе, но вы привыкнете).

Список

Для меня, выпускника отечественной школы, летние каникулы ассоциируются со списком литературы. Огромным, неподъемным перечнем книг. «Похоронкой» всякого желания к ним притрагиваться. Читать не перечитать. Под любым соусом я хотел от этой задачи избавиться. К концу июля, имея пару кружочков обведенных номеров прочитанных книг, понимал, что ничего с собой поделать не могу. Сейчас сказали бы — забил. Как часто продекларированное не исполняется. Чувствовал себя виновным в непрочтении. Не то чтобы рад тому, что хоть что-то прочитал. Черт с ним. Я неудачник. Список выполнить никак не получается. С тех пор про книги я особенно не говорил. Привык, что я «недо». В голове образ списка в основном чистый представлял. Без энтузиазма вспоминал что-либо из него. Теперь мне нравится совсем другое. Правда, не с кем обсудить. Школу закончили. Списка нет, чтение необязательно.

Раз как-то в гости к нам прибыл Мединский. Министром культуры был тогда. Решил, что книги — лучший повод встречи, общения с детьми. Час не будет бесполезным. Мне по привычке это сразу не понравилось. Ведь задавать вопросы будем не мы. Дети. А они вряд ли списком тем из нашей памяти воспользуются. Так и получилось. Что ни вопрос — ответить у гостя не особо получается. Гость не был толкиенистом. Роулинг скорее видел, нежели читал. Без чувства, интереса на вопросы отвечал. Потом, как показалось, подходящий для него момент настал. Мальчик о войне заговорил, май месяц шел. Не знаю, что себе он представлял. Но речь зашла о том, что в тот момент ни он, ни я не то чтоб не читал. Даже о существовании не знал. Он спрашивал. Весь зал его в вопросе поддержал. «Мальчик в полосатой пижаме»^[1]. Понимаю, что момент настал. Признался, инициативу взял. Сказал, что не читал. Но обещание дал, что наверстаю.

Наш гость уехал. Я же обещание дал. Прочел, вернулся. Не пожалел. Потом фильм посмотрел. Джон Бойн понравился. Я же еще увереннее стал, что дети лучше знают, что им нравится. Министр — он как взрослый рассуждал. Свой список в школе он читал. Считал, что этого достаточно. Другого и не нужно. Традиционный образ счастья унифицированного в голове держал. Как школа наша, рассуждал. Считал, что ненавистный список до конца никто не дочитал и все как один с книгами на «вы». Других же нет, если детям никто не дал, они и не возьмут. Не задано? Значит, не надо. Читать же для оценки нужно. Нет ничего универсального. Книг перечень не исключение. Есть то, что тебе нравится. А есть список и его преодоление.

Важное

Сам того не подозревая, я значительно опередил нововведение последних лет. Раз в месяц вел разговоры с детьми. Как мне кажется — о важном. Так, правда, их не называл. Что-то рассказывал. Чаще на вопросы отвечал. Старался быть искренним. Тренировал себя. Своей жизни историями детей немного развлекал. Им важно знать, что самый главный здесь такой же, как они. Обыкновенный человек. Не в исключительности сила. В непринужденной обстановке, без согласованных вопросов. С глазу на глаз. Без посредников. Друг напротив друга. Получалось в основном занятно, даже мило. На все без исключения вопросы сложно отвечать. Не скажешь «нет» тому, кто смог его задать. Решимость собственную в нескольких словах собрать. Будь добр, как есть. Искренне. Не нужно этих фраз округлых. Витиеватостей. Стараний на вопрос не отвечать. Так кто угодно может. Доверие везде, и в образовании движущая сила.

Как стал директором? Кем был? И кем не стал? Учился как? Как и что любил? Читал «Войну и мир» или не читал? Курил? Что и во сколько выпивал? Как спортом заниматься регулярно стал? Да все, что только можно, спрашивали у меня. Часть упоминать не стал. Это было между нами. Честно, откровенно. Часто неожиданно. Не для галочки. Иначе разговор не был бы важным. Для каждого. Хоть так его никто не называл. Без камер. Часто фотоаппарат присутствовал. В моменты откровений детские лица выглядят особенно красиво. Спонтанность добавляла им. Эти мгновения важными на самом деле были. Хотя теорий им я новых не открыл. Стихи, возможно, пару раз всего читал. Я ни в коем случае не говорил, как надо им. Только — как и что со мною было. Хорошего, плохого. Что бы я сделал по-другому. Изменил бы сам. Про Артек меньше говорили. Но если речь и заходила, идеи детские в жизнь сразу воплощал.

Так в чем же важность? Почему тогда мне можно было? Оторвать детей, занять их жизни час. Без тем особенных. Не по расписанию в девять в понедельник. Часто начинали мы с того, что только что с ними происходило. Объяснял им, почему придумали и сделали мы так. Обсуждали, что понравилось, что сделать по-другому надо было. Я был занят тем, что нравится. Называют счастьем состояние это. Его много было. Нужно поделиться. Важно. А о чем — неважно. В школе чаще наоборот — тогда, сейчас. Образ делающего то, что выбрал, редко получается продемонстрировать. Как им заразиться? Каждый должен. Надо, надо. Утром, днем и вечером. Всегда. Школа для того, чтобы научиться быть счастливым. Это важно. Так же, как жить мирно. Чтобы быть счастливым завтра. Нет — сейчас! И это состояние от нас не уходило.

Пионер обязан быть вежливым

Всё же просто. Если ребенок, то обязан быть вежливым. Должен. Кому? Всем. Ведь рядом взрослый. Жил дольше. Знает больше. Видел то, что стоящий перед ним, возможно, уже и не увидит. Прожил или пожил. Почему? Просто потому что. Это не требует доказательств, обсуждений. Аксиома. Так должно быть. Или до́лжно. Быть обязан вежливым. Здороваться, не ждать ответа. Не сверлить глазами. Не поднимать голос. Руку не подавать первым. Ну вы всё это знаете сами.

А взрослый? Что взрослый? Он может крикнуть. Всему, ребенком сделанному, поставить оценку. Может даже всё достигнутое обесценить, если считает это нужным, правильным. Не заметить, сказать что-то раздраженно, нервно, громко. Даже насильственно действовать: дать подзатыльник. Так бывает часто с нами. И не стоит лукавить. Мы же взрослые, нам можно. Главное, нужно объяснять, как правильно, ребенку. Требовать даже то, что не делаем сами. Потом удивляться, что с ними невозможно. Ругаются, курят. Нынче молодежь не та, что была раньше. Мы же были совсем другими.

Конечно! Как сделать невозможное возможным? Только быть такими, как хотим, чтобы были они. Научить, заставить, принудить невозможно. Заразить примером — можно. Быть такими, какими хотим видеть их, — трудно, но возможно. Всем взрослым. Вежливо здороваться. Обращаться к детям на «вы». Охраннику, сотруднику полиции сложно. Им нужно объяснять это день ото дня. Ребенку? Нет, взрослому. Водителю автобуса помогать девочке с багажом можно. Ему даже приятно будет, но не сразу. С непривычки сложно. Мы же привыкли, что всегда должны они. Так же как привыкли, что для тех, кто начальник, мы тоже «они». Должны то, что не делают те сами. Я тоже грешен. Думал, что мне можно. «Мы» и «они» часто путал. Так и живем, всё ждем, кто же начнет менять это порочное обязательство. Должны мы, они. Вы про детей? Они точно такие же, как мы. Чуть меньше, только лучше. Всем, кто работает в «Артеке», знать это положено. А вы думайте, решайте сами.

Урок

Урок — неделимая единица образования. Сколько их было в жизни, сколько еще будет. Школа, как ей кажется, узурпировала право на него. Вставила в расписание жизни, назвала и озаглавила то, что случается, а не то, что, ей кажется, она запланировала. Уроком становится событие, давшее тебе новое: знание, умение, эмоцию или опыт, как мозоль, напоминающая о себе, если надеть неудобную или неподходящую по размеру обувь. Будет больно — не стóит. Есть и положительный выход уроков: вера в то, что ты можешь, опирающаяся на достигнутые ранее высоты; вера в себя и людей, которые уже не раз справлялись и сейчас справятся.

Мне в жизни повезло. Я не связывал школу и уроки. Дома и вокруг меня жизнь разворачивалась, как учебник, — образами и событиями, многозначнее основ наук, изучаемых в школе. Речь Сахарова, путч, ГКЧП. За подготовкой к расстрелу Белого дома я наблюдал из окна троллейбуса, стоявшего на Большом Каменном мосту. Выборы отца в Совет депутатов Москвы. Умению видеть, слушать разные стороны и анализировать, иметь свое мнение научило меня прошлое. Помню урок истории в школе, который вел Михаил Левит и, возбужденный собственной фантазией, на архивных фото доказывал всем, что скорое начало войн можно предугадать по моде, стирающей грань между мужиковатыми женщинами и женоподобными мужчинами. Демонстрируя архивные диафильмы в классе с приглушенным светом, он научил фантазировать, представлять то, чего нет и не должно случиться, то, что могло бы помочь воспаленному сознанию почувствовать, не совершая. Представить и перестать об этом помышлять.

Урокам жизни никто, кроме тебя, не поставит оценку. Учитель может оценить усердие, память или прилежание. Что ты вынес и вынес ли вообще что-то, можешь оценить только сам. И то только тогда, когда оценил событие как урок. Прожил, пережил и понял, набил свои шишки, в ожидании чужого поощрения не застрял внутри события, сопереживая — не свихнулся, радуясь — не одурел навсегда. Мне это было сложно.

Требуя от себя всё в превосходной степени, живя в парадигме перфекционизма (идеально или никак), я с трудом справлялся с уроками моей взрослой жизни. Воспринимал критику как наезд, до смерти расстраивался из-за неудач, не мог проанализировать случившееся, так как не выходил из ситуации до конца, нес за нее ответственность. Изнутри пытался ее докрутить, довести до логического завершения. Мог быть искренне расстроенным и разбитым после рабочего совещания. Попавшись на глаза руководителю как-то, услышал: «Воспринимай это как урок. Он уже пройден. Отойди в сторону и сделай работу над ошибками. Во-первых, пройдет былая убежденность, во-вторых, откроются новые возможности». Так оно и случалось, и так оно и есть. Тогда и сейчас, на разных по масштабу примерах, мы проживаем уроки жизни. Успешен тот, кто может их принять как случившееся и извлечь пользу, хотя бы в опыте неповторения ошибок прошлого. Мы все до смерти ученики и совсем не круглые отличники. Не стоит забывать об этом.

Пустота

Образование не терпит пустоты. Организованной, чистой, слишком убранной стерильности. В ней отсутствует жизнь. Она неестественна, искусственна. Детство — как бактерия. Живет только там, где есть деятельность, оставляющая следы. По ним можно о любой образовательной организации судить. Нет их — скукота. Есть, и много: детям есть чем заниматься. Это выглядит красиво. Глаз всё время видит выбор. Делай это, если хочешь — это. Вместе, порознь, попробуй. Что ты можешь, покажи. Сделал? Результат твоего труда найдет в инфраструктуре свое место. Посмотри, как выглядит красиво. Это тот самый «здесь был я», который видел каждый. Ручкой, ножиком оставлены на мебели следы. Залеплены жвачкой. Некрасиво.

Пустоты вызывают зуд. У детей — рук. Они найдут способ оставить там следы. У взрослых требуют порядка, чистоты. Рукоприкладства. Если нет ничего, красим черно-белой краской мы бордюры. Чтобы присутствие заметно было. Я тоже за порядок. Но мы ж не для себя. Хаос — детский ареал естественный. Беспорядок организованным быть может. Рассортированы по полкам их жизни яркие следы. Доволен каждый. Гештальты всех закрыты. А беспорядок детский, если отойти, выглядит произведением искусства современным. Главное, ближе нужного не подойти. Чтоб не разочаровываться в том, что издалека выглядит красиво. В «Артеке» можно встретить стену. Там все, кто хочет, оставляют о себе следы. В формате глиняных табличек обожженных. Выглядит красиво.

Надеюсь, навсегда. Пустот надолго хватит. Заполнять их — цель образования. Чтоб на каждом сантиметре ощущалась жизнь. Прикосновение детских рук, глаз и смыслов. Чтоб им интересно было, больше, чем дома, должно быть можно детям. Безопасно — да. Но в себя пробах образования смысл. А то, что происходит в первый раз, редко получается красиво. Шанс, новая возможность, не обращая ни на что внимания.

Жизнь всегда не по порядку. Для этого нужен лагерь, школа. Иначе во дворах, подъездах прорастет совсем другая жизнь. И надписи знакомые заполнят пустоту. Альтернатива всем известна. Она живет там, где порядком жизнь ребенка изгнана. Хоть взрослым часто кажется, что так именно красиво.

Обложка: © studiomiracle, Dark_Side / Shutterstock / Fotodom