Вика Сафонова проработала четыре смены в детском оздоровительном лагере и несколько месяцев в городских лагерях при школах и детских садах. Вика рассказала «Мелу» о том, как заставить детей мыться, что делать с непослушными хулиганами и почему она готова спать по пять часов и работать за 15 тысяч рублей.
«Я смеялась над тем, что они маленькие гениальные скуфы, а они — над тем, что я учитель изо»
Когда я начала работать вожатой, мой лагерь только открылся и там еще очень многое было не организовано. Возможно, как раз из-за разгильдяйства было так весело. Во-первых, не было еще строгих правил, постоянных планерок, созвонов и прочего. Во-вторых, работать приехали очень активные, шебутные ребята, еще с розовыми очками. Ну и, в-третьих, мне попались очень необычные дети — математики.
Мы с ними словили жесткий вайб. Это очень интересно — разговаривать едва ли не с грудным (ну ладно, им было по восемь-девять) ребенком, который умнее тебя в сто раз. Сколько всего я наслушалась про черные дыры, про взрывчатку, которая может подорвать полигон, про разные научные штуки, которые я, естественно, не запомнила.
Эти дети были очень и очень странными. Вместо дискотеки они хотели играть в шахматы. Но я-то рвалась на дискотеку — так они это шахматное поле с собой на тусовку тащили. Мне было с ними безумно весело — они же такие кринжовые! Как можно обсуждать алгебраические алгоритмы вместо просмотра фильма? Я смеялась над тем, что они маленькие гениальные скуфы, а они — над тем, что я учитель изо. В общем, у нас была взаимная любовь. С этими умниками было легко найти общий язык. Я не понимала ничего из того, что они говорили, но делала вид, что мне интересно. Просто кивала и улыбалась.
«Они прощупывают почву: такой ли ты плохой, как мир вокруг, или норм чел»
Самое сложное — найти подход к детям из неблагополучных или неполных семей. У меня была пара мальчиков, которые постоянно дрались, всех обижали, разбивали стекла, ломали кровати. Приходилось очень много за них краснеть. Наверное, полсмены я выстраивала с ними отношения. Маленькими-маленькими шажками приближалась к сути их обиды, к психологической травме. Оказалось, что у них недавно умерли отцы.
К таким детям нельзя просто подойти и поговорить. Любое внимание к себе они воспринимают как нападение и отвечают агрессией. Нужно подобрать правильный момент, и главное — чтобы это был один человек. Они не будут раскрываться перед всеми подряд. Такие дети выбирают самого мягкого вожатого, который не орет, никого не строит, короче говоря, представляет наименьшую угрозу.
Я пыталась быть плохим полицейским, но меня не воспринимают всерьез
Даже самая большая тихоня отважится ко мне подойти, чтобы задать вопрос, но вот если нужно отругать кого-то и устроить разбор полетов — это не ко мне.
Кстати, по этой причине мне никогда не дадут курировать взрослых детей. Нас распределяют больше не по нашим предпочтениям, а по типажам. Полненьких, миловидных вожатых ставят на младшие отряды, потому что дети воспринимают их как мам или бабушек и чувствуют себя комфортно. На старшие же отряды ставят суперхаризматичных и даже немного резких вожатых, которые завоюют авторитет подростков. Это точно не я. Но от совсем маленьких я резко отказываюсь, поэтому в основном работаю с младшими подростками (11–13 лет).
Так вот, возвращаясь к истории с теми мальчиками-хулиганами. Много вечеров подряд у меня не получалось попасть на дискотеку. Эти мальчики что-то в очередной раз ломали, а потом сидели в номере, дулись и матерились. Один вожатый всегда должен быть рядом с детьми, поэтому я не могла уйти танцевать. Сначала я очень мягко ругала их за ту дичь, что они натворили. А потом разыгрывала спектакль, что я жертва: «Ой-ой-ой, какая же я несчастная! Разбил стекло ты, а достанется мне». Или сидела ныла: «О боже мой! Я так хочу танцевать. Блин, жалко, что вы не хотите. Эх, придется тут всю смену торчать». Потихоньку я задавала вопросы, скучают ли они по дому, что им не нравится, кто их обидел, и так добиралась до главного триггера. Мальчики могли подолгу молчать, минут по 20–30, но в итоге всё равно что-то говорили. Обычно они прощупывают почву, насколько тебе можно доверять. Такой ли ты плохой, как мир вокруг, или норм чел.
Хулиганы-нигилисты не хотят нигде участвовать, потому что им кажется, что они никому не нужны
Если показать им, как тебе трудно, и попросить, например, о помощи, они почувствуют ответственность, авторитет. Теперь они не отбросы общества, а лидеры, важные люди. Проблема в том, что они сами ни с кем не дружат, потому что очень закрытые, и с ними никто не дружит, потому что их все боятся. Только один ребенок решился тем мальчикам отомстить — залез на верхний ярус кровати и описал одного из них, пока тот спал. Я, конечно, была немножко удивлена. Ничего себе — постоял за себя.
Но хулиганов тоже важно выгораживать и защищать перед другими: нет, вы не всегда виноваты, вы не козлы отпущения. Когда они почувствуют, что есть люди, которые на их стороне, они станут спокойнее и перестанут всех бить.
«Я нюхала голову каждого ребенка»
Пожалуй, в каждом лагере есть четыре всадника апокалипсиса. Первый — адаптация (особенно у младших отрядов). Половине детей в первые дни очень тяжко, они скучают по семье. Бывает даже, что ребенок строит из себя больного. Вот в прошлом году одна девочка упорно говорила, что ей больно сидеть, больно лежать — спина дико ноет. Вызвали скорую, сделали рентген — оказалось, она просто хотела домой.
Вторая проблема — великое переселение народов, когда дети кочуют из отряда в отряд, из комнаты в комнату. Это ужасно усложняет жизнь. Третья — дети, которых родители отправляют в лагерь насильно. Они ломают кайф и себе, и другим. И четвертая проблема — вши. Главное правило любого лагеря — никогда не распускай волосы, иначе на тебя прыгнут вши. Когда я узнавала, что они у кого-то завелись, я постоянно на нервах чесалась и каждый день по три раза ходила к медсестре. Она от меня уже устала.
У меня была паранойя, потому что у детей в принципе большие проблемы с гигиеной. Подростковый возраст — самый вонючий. И с чем с чем, а с чистотой я была очень строга. Каждый отбой у нас начинался одинаково: я проходила по комнатам и нюхала голову каждого ребенка: «Так, норм, иди спать. А ты меня дуришь — просто водой облился, иди мойся нормально». Но был у нас мальчик, который все 14 дней наотрез отказывался менять трусы. Мы его всем лагерем (вместе с медсестрами и руководством) уговаривали, но он был непоколебим.
«Свобода — это хорошо, но не когда ты ответственный»
Я захотела стать вожатой, потому что не наигралась в лагере в детстве. Хотя была больше чем на 20 сменах. Просто многие из них я сначала не ценила — мама отправляла меня туда насильно, причем с шести лет. Я была совсем не готова уезжать так далеко и надолго от семьи, у меня до сих пор травма. Больше всего я ненавидела «Артек». Это золотая клетка. Никакой души, только погоня вожатых за рейтингом, зацикленность на мероприятиях и жестком контроле. Из хорошего я запомнила только шведский стол.
Другое дело — «Радуга». Это лагерь у Черного моря. Там была настолько плохая организация, что в первый день все тупо забыли, что дети уже прилетели. Мы с подружкой возглавили небольшую группу таких же брошенных ребят, гуляли у моря, воровали хлеб из столовки и кайфовали от жизни. В другом моем любимом лагере были дырки в заборе. Мы пролезали в них по ночам и бегали в лес жечь костер. Помню, какой был адреналин. Мы чувствовали себя такими крутыми!
Но сейчас, будучи вожатой, я, конечно, не хотела бы столкнуться с таким поведением детей — их безопасность на первом месте. Любой шаг в сторону может привести к беде. Например, если я закрою глаза на то, что у ребенка в тумбочке таблетки от аллергии, у него потом может заболеть живот. Свобода — это хорошо, но не когда ты ответственный.
Страшнее всего, что вожатый отвечает и за проблемы со здоровьем
Ладно, если кто-то просто неудачно упал, нос расшиб и всё такое. Невозможно абсолютно всё контролировать: на прошлой смене я моргнуть не успела, как одна девочка двинула другой по лицу чемоданом. Даже если бы я рядом стояла, вряд ли смогла бы как-то это предотвратить. Дети могут до чего угодно додуматься: одна девочка размазала себе по волосам слайм (отмывали целый день оливковым маслом), другие на тихом часе прокололи булавкой уши и язык.
Или, например, была такая ситуация: девочке 12–13 лет ночью стало плохо. Температура, боли в животе — отвели ее в медпункт. Я тогда чуть не поседела: она так жутко вопила! Крики разносились по всему лагерю, было дико стремно и стрессово. В итоге ее забрала скорая и выяснилось, что она беременна. Чем всё кончилось, не знаю, но вроде девочка была из не очень хорошей семьи, и там возбудили уголовное дело.
«Моя зарплата — 15–16 тысяч за две недели, притом что я на ногах с 7 утра до 2 ночи»
В лагерях у меня просыпается синдром бога. Я могу придумать абсолютно любой кринж, и дети будут показывать его на сцене. Допустим, мы как-то вырезали фигуру турецкого актера Серкана Болата в полный рост, чтобы девочка с ним возилась, как с мужем. Обычно я стараюсь быть в тренде, чтобы детям было интересно. Я уверена, что в этом году придумаю номер с Лабубу или Крокодило Бомбардиро. Правда, тут тоже может присутствовать эффект неожиданности, когда дети выдают странную реакцию на поп-культуру.
Например, как-то на мероприятии заиграла песня Егора Крида «Самая-самая». Это была та самая смена с математиками, и один мальчик плюхнулся со сцены, забился в угол и резко заревел. У него прям истерика началась: он был весь красный, задыхался, слезы ручьем. Мы вообще не понимали, что происходит. Попросили диджея выключить музыку, вызвали медсестер, чтоб они его хоть как-то успокоили.
Оказалось, его просто жутко травмируют песни Егора Крида
Моя зарплата — 15–16 тысяч за две недели, притом что я на ногах с 7 утра до 2 ночи. Единственное время, когда я могу отдохнуть, — это тихий час. И то если отряд более-менее послушный, не бунтует. Я придумала классную игру: раскладываю в коридоре большое одеяло, лежу на нем и говорю всем, что я Цербер. Кто высунется из комнаты — лишится плюшек. Например, времени в телефоне вечером. Я отдыхаю, а дети меня боятся. Это моя любимая игра.
Меня устраивают условия работы, потому что в лагере я всегда сытая, помытая и довольная. У меня есть теплая вода, нормальная койка и вкусная еда — это отличные условия. В лагере я всегда веселая. Я никогда не грущу. Нет такого, что какой-то день унылый, плохой. У меня всё замечательно, классно и смешно. И хочется радоваться жизни. Эта радость искренняя, поэтому она не опустошает. Я словно на другой планете, и на этой планете нет проблем, нет поводов для печали. Разве что немножко скучаю по мужу.
В лагере я очень меняюсь. Не знаю почему, но я сильно раскрепощаюсь: становлюсь более любвеобильной, веселой, отходчивой. Хочу постоянно петь, со всеми дружить. В этом году я поеду со своей однокурсницей и уже представляю, в каком она будет шоке. Я за пять лет учебы ни разу ни к кому не прикоснулась, ненавижу тактильность. А в лагере я буду обнимать всех. Даже вшивых.
Фото из личного архива Вики Сафоновой
