«Чем больше тебе наплевать на своего ребенка, тем ты круче как учитель»: репетитор — о том, почему она никогда не вернется в школу

Кристина Харитонова — учитель начальных классов, которая 12 лет проработала в четырех школах, а потом уволилась и стала репетитором. Недавно она заступилась за коллегу, которую мама одного из учеников сфотографировала в душевой фитнес-клуба, и заявила, что ей не страшно говорить о несправедливом отношении к учителям. Мы решили обсудить с ней эту тему во всех подробностях.

«Мне очень хотелось вырасти и показать детям, насколько прекрасной может быть жизнь в школе»

Работать учителем было моей мечтой, сколько я себя помню. Уже в четыре года рассаживала вокруг себя детей и пыталась вести уроки. Просто вот с самого начала у меня было это убеждение — вырасту и буду работать в школе. Но в школе мне с педагогами не повезло: меня и буллили, и дискриминировали. Учителям нравились только послушные дети, которые всегда во всем с ними соглашались и делали всё, что им говорят. Я же была бунтаркой — любила высказывать свое мнение.

Например, я прекрасно читала стихи. Но на конкурс чтецов пригласили всех, кроме меня, — даже мою подругу, у которой вообще были проблемы с речью. Просто потому, что она покладистая.

Помню, как я ворвалась прямо на конкурс, где сидел директор, сказала, что это несправедливо, и попросила дать мне возможность выступить

Ушла с грамотой, и это была моя любимая грамота, потому что она доказывала мою правоту. Конечно, на следующий день меня отчихвостили за эту выходку перед всем классом, и ребята надо мной смеялись.

Учительница старалась, чтобы со мной никто не общался. Так и продолжалось: меня высмеивают — я сопротивляюсь. Эта борьба длилась всю началку, и чем чаще я пыталась за себя заступиться, тем больше становилась белой вороной, с которой стыдно даже играть.

Я всегда знала, каким должен быть учитель. Мне очень хотелось вырасти и показать детям, насколько прекрасной может быть жизнь в школе. Мои родители были против, но я понимала, что это единственное, чем хочу заниматься.

В школу я устроилась в 19 лет. Я была безумно счастлива. Не боялась, не тряслась: у меня была очень хорошая практика в колледже, я пришла готовым учителем. И мне очень повезло с классом: дети попались добрые, дружные. За годы учебы я уже успела подготовить речь о том, что мы одна семья, будем любить и уважать друг друга. Мы сразу установили традиции: у нас был ящичек, в который каждый ребенок складывал записки.

По утрам дети доставали их наугад и читали: «Желаю хорошего настроения!», «Пусть день пройдет быстро!», «Лишь бы нам сегодня ничего не задали»

Каждую пятницу у нас было чаепитие после уроков: обсуждали свои дела, рассказывали впечатления от недели. Разумеется, на дни рождения устраивали сюрпризы: приезжали за час до уроков, надували шарики, украшали парту именинника. Иногда куда-то выбирались: всем классом ходили в кино, катались на коньках, с горки.

Дети тоже любили меня радовать. Вот, допустим, прихожу утром, и на столе какая-нибудь прикольная записочка лежит: «Мы вас любим! Загляните в ящик». Заглядываю — а там шоколадка.

Но больше всего мне нравилось, что я была для них тем важным человеком, которому они доверяют, которого они слушают, бегут к нему за советом. Когда они делились со мной своими секретами, сталкивались с чем-то в первый раз, это было очень трогательно. Кто-то мог прийти из дома заплаканный, потому что у него разводились родители, и я придумывала, как его поддержать. Всё, что можно было знать об этих детях, я знала. Единственная сложность, которая тогда появилась, — родители.

«Кристина, родители и не должны быть адекватными»

Иду по коридору под конец рабочего дня. Ко мне подбегает мама одного из учеников и заботливо спрашивает:

— Уже так поздно, вы не устали?

— Да, устала. Вот как раз сейчас пойду отдыхать.

— И правильно, хорошего вам вечера!

Прихожу в школу на следующий же день, а меня уже поджидает директор: «Вчера мне пожаловались, что ты устаешь и не выдерживаешь детей. Запомни: ты никогда ничего подобного родителям не говоришь».

Когда ты молод, к тебе одна претензия — ты слишком молодой. Родители знали, что я учусь на заочном в институте, и пользовались этим.

Начиналось с малого: «Как вы всё успеваете? Детей так много, вы одна». Кажется, что это забота, но на самом деле это повод к тебе придраться

Я была очень маленькой, худенькой, многие первоклашки макушками почти доставали мне до плеча. Естественно, родителям казалось, что я не смогу их детей ни организовать, ни чему-то научить.

К тому же мой класс ходил на дошкольную подготовку к другому педагогу, и родители очень расстроились, что администрация в итоге отправила детей ко мне. Та коллега сдружилась с некоторыми мамами и прям не жалела времени на то, чтобы как-то настроить их против меня. Постоянно мне устраивали скандалы из-за мелочей. Помню, как одна мама всерьез орала на меня из-за того, что ее ребенок потерял на улице варежку.

С сентября по ноябрь я плакала каждый день из-за провокаций родителей. Стоило им только ко мне подойти, я уже вся трясусь

А еще не дай бог они что-то спросят — это прям всё, теряешь дар речи. Так стараешься разговаривать правильно, что становишься не уверен даже в самых простых словах: «Эта штука точно так называется?»

Директор сказал мне: «Кристина, родители и не должны быть адекватными. Они не проверяются раз в месяц у врачей, они разные. Адекватной должна быть ты. Общаясь с родителями, помни, что они чего-то не знают, не понимают, что-то до них донести невозможно, и это нормально».

В конце концов я набралась смелости, подошла к самым конфликтным мамам и всё объяснила: «Если вы окончательно меня доведете и я уйду, та учительница всё равно меня не заменит. Возьмут нового педагога — вашим детям придется привыкать к другому классному руководителю в середине года».

После этого откровенного разговора я перестала сюсюкаться, стала более строгой, уверенной в себе. Меня начали уважать. Еще помогли открытые уроки: родители увидели, что всё хорошо, и успокоились. До выпуска мы и с детьми, и с родителями учились душа в душу.

Уйти из этой школы было, наверное, самым тяжелым решением в моей жизни — там было очень комфортно, замечательный коллектив. Когда устраивалась в пансионат, на собеседовании меня спросили:

— Вы точно хотите сменить школу? Вам не жалко? Вы там сто лет проработали.

Я расплакалась и ответила:

— Нет, там платят 45 тысяч.

«Я прекрасно понимаю, что ученики могут быть и хулиганами, и паиньками»

Как-то мы с детьми отмечали Хеллоуин (тогда еще можно было): устроили в классе дискотеку, раздавали друг другу конфеты. И уже под конец, значит, один мальчик подходит к другому и спрашивает:

— Сладость или гадость?

— Вообще-то всё уже закончилось.

Тот взял и ударил его промеж ног: «Ну он же сам выбрал гадость».

Это были очень сложные дети, они достались мне уже третьеклассниками, а я им — четвертым классным руководителем (остальные не выдержали). Моя работа заключалась в том, чтобы привести их в порядок. Когда я пришла к ним, тот хулиган сразу дал понять, что я им не понравилась. Нельзя было отворачиваться ни на секунду: он заводил других, чтобы срывать уроки, сбегать. Шаг за шагом я искала с ним общий язык через общие дела: «Останься, пожалуйста, после звонка. Давай мы с тобой вместе стулья поднимем». Приобщала его к труду: он был такой рукастый и очень любил что-то починить, собрать. Во время уроков я давала ему индивидуальные задания, не как всем, чтобы он решал и никого не отвлекал. Не скажу, что он стал идеальным пай-мальчиком, но перестал выходить за рамки дозволенного. Его хулиганистость стала изюминкой, а не проблемой.

Хорошо, что подключилась его мама. В этом классе вообще были чудесные родители. С ними можно было горы свернуть. Работа сообща очень облегчает жизнь. Когда родители трагически пишут: «Вы не имеете права ставить нам двойку! Исправьте!», «Нет, вы специально не дали моему сыну листочек. Вы виноваты!» — конечно, надо попытаться что-то объяснить, но обычно это не имеет смысла. Хоть тресни, распинаясь о том, что у тебя в классе 30 человек, ты просто замоталась, забыла, а ребенок весь урок промолчал, и ты не заметила, что он без листочка, — никто слушать не будет.

Совсем другое дело, когда родители звонят и спрашивают: «Подскажите, Кристина Рашидовна, а что не получилось? Может, вы нам дадите дополнительные задания?»

Естественно, в таком случае я смогу помочь. Расскажу, что ребенок в классе ни со второго, ни с третьего раза не понял пример с переходом через десяток, пришлю материалы, и совместным трудом мы добьемся результата. Я шла навстречу, не задавала огромное количество домашки и выдавала индивидуальные карточки. Но родители были предупреждены, что это работает, пока они тоже всё соблюдают. Кстати, после четвертого класса дети отлично сдали экзамены, лучше всех. И еще потом говорили, что ВПР — это легкотня.

То же самое с поведением. Если я ввела в классе правило, оно должно соблюдаться и дома. Например, если ребенка кто-то ударил, родители чаще всего говорят: «Дай сдачи» — чуть что, сразу скандал. Я объяснила, почему это неправильно, а детей научила разговаривать: «Пожалуйста, не делай так. Мне неприятно». Если не помогает — надо обращаться ко взрослым, это не считается ябедничеством. Я следила за выполнением правил в школе, родители — дома и на детской площадке. Так у нас получилось избежать серьезных драк.

Мне до сих пор звонят ученики из этого класса, иногда мы списываемся. Мы договорились встретиться, когда они уже будут выпускаться. Меня не пугают тяжелые классы. Моя работа в том и заключается, чтобы заниматься детьми. Я прекрасно понимаю, что ученики могут быть и хулиганами, и паиньками. Я к этому готова. Наладить с ними отношения, разобраться с дисциплиной — моя проблема и моя прямая обязанность.

«У меня на каждый случай должна быть бумажечка, и на каждую бумажечку — еще запасная бумажечка»

Как-то ко мне в кабинет в очередной раз ворвалась учительница с каким-то заданием, которое нужно сделать вот сейчас, сию минуту. Меня тогда безумно разозлил мой класс. Я ужасно ругалась: «Это что вообще такое? Стоят разговаривают два педагога, а дети шумят, как ненормальные». Мне было очень стыдно — раз мой класс так себя ведет, значит, я плохой учитель.

Когда я осталась с детьми один на один, вдруг поняла, что они тут ни при чем. Мало того, что я занималась какой-то бумажной волокитой параллельно с уроком. Так я еще и отчитывала их за то, что они, видите ли, не сидят смирно, пока их учительница трындит с другой учительницей вместо того, чтобы работать. В то же время сказать «Извините, выйдите, пожалуйста, у меня урок» я тоже не могла. Тебе приносят огромную стопку отчетов и сразу орут, потому что всё горит, ты все сроки уже пропустила. А сроки — один-два урока максимум.

В общем, система меня испортила. Я стала замечать в себе изменения, которые мне не нравятся

Это произошло в год моего увольнения. Я уделяла время всему, что только можно представить, кроме учеников. Раз — дала классу самостоятельную, чтобы доделать отчеты, два — убежала во время урока, потому что вызвали из-за какой-то ерунды. Я поняла, что школа всё больше становится местом не для детей. Раньше я получала удовольствие от работы, занималась тем, что когда-то выбрала. В итоге я делала лишь то, что мне навязали, и не была хорошим учителем.

Разные поручения от администрации могли абсолютно не касаться детей. Был период, когда в нашей школе решили не нанимать уборщиц. Сказали, что вроде как пролетели с тендером. Главное — чтобы было чисто, поэтому убираться должны мы, учителя. Я и еще три молодые коллеги, разумеется, были против, но пожилых педагогов, которые готовы исполнять всё, оказалось больше.

Все три этажа, включая лестницу, проемы, классы, коридоры, туалет, окна, приходилось мыть нам

Мы постоянно организовывали какие-то ненужные мероприятия: неделя здоровья, цветовая неделя, морская неделя — чем больше мероприятий, тем выше рейтинг школы. В конце недели обязательно нужно показать сказку или, например, квест, и дети должны без запинки произнести свои речи — директору это очень нравилось. Учителя продумывали мероприятия, репетировали, а потом еще всё красиво оформляли — это очень тяжелая работа, за которую нам даже не думали доплачивать. И конечно, фотоотчеты — чисто для галочки.

Педсоветы — отдельная история. Каждый день два часа своей жизни я тратила на то, чтобы слушать непонятно что непонятно зачем. То нужно сфотографировать, это подписать, у родителей спросить, на какие они кружки хотят.

И снова бесполезно тратится время, а тебе еще нужно заниматься миллионом дел. Но не уроками и не детьми

Бумажной волокиты стало гораздо больше, чем раньше. Как мне сказали в администрации: «У меня на каждый случай должна быть бумажечка, и на каждую бумажечку — еще запасная бумажечка, чтоб, не дай бог, не прилетело откуда-то сверху».

Но проблема даже не в этом: в первые годы работы у меня был хороший коллектив. Мы друг друга выручали, завуч мог сделать часть работы, если мы не успевали. И не было такого, что тебе дают работу впритык и ты должен сдать ее в течение часа. Если отчетов было много, нам выдавали их заранее — за месяц, например. И когда я лажала и задерживалась (а я всегда очень волновалась и с чем-то портачила), из этого не раздували трагедию, можно было спокойно исправить. А когда у администрации что-то снова застряло и тебе сказали с нуля вручную перепечатывать тонну данных, это невозможно. И, естественно, если ты ошибся, тебе не говорят, как правильно, ты ходишь и собираешь по сусекам.

Очень тяжело, когда правила работают в одну сторону. С нас требовали, чтобы мы приходили на предурок (то есть урок перед первым уроком) за 20 минут. Когда я приходила за 15 минут, меня уже отчитывали. И никого не волновало, что меня нагрузили огромным количеством дел и вчера я ушла с работы на четыре часа позже.

В итоге у нас каждый был сам за себя. Раньше для меня было нормой, что мы с коллегами друг друга заменяли в случае непредвиденных ситуаций. Ничего сверхъестественного — я никогда не возьму за это денег. Но сейчас появилась ужасная официальщина: если ты хотя бы 10–15 минут помогаешь коллеге, методист обязательно рассчитывает, сколько вычитается из его зарплаты.

Никто ничем не хочет с тобой делиться: если у кого-то есть готовые шапки, шаблоны для отчетов, тебе всё равно принесут пустые бумаги

Коллеги следили за мной и докладывали про каждый мой чих. И не только мой — у нас все друг друга закладывали. Это такая традиция: кто больше людей сдаст, тому честь и хвала. Учитель, которого возносят до небес, — это не тот учитель, который дает знания, а тот учитель, который ближе всех к администрации. Но при этом ты заходишь к нему в класс и видишь, что дети смотрят мультики, сидят в телефонах, потому что учителя нет на уроке — он где-то носится по поручениям.

Нехватка педагогов в школах — это миф. Классы заполняют до невозможного. Ради 15 человек класс не откроют: детей распределяют по разным учителям, а ненужного — увольняют. Или, например, если кому-то повышают зарплату, ему повысят и нагрузку, а другого сократят. Вот и начинаются крысиные бега — нужно как-то выживать.

Всегда можно найти, за что обвинить педагога. Абсолютно всегда. Зайди к любому учителю на урок и расскажи, что у него не было раздаточных материалов, которые по ФГОСам обязательны. Или подслушивай под дверью — вдруг кто-то, не дай бог, на минуту опоздал и позже приложил карточку.

«У вас слишком большие бедра, не ходите в брюках»

В конце весны нас собрал директор, положил перед нами листовки на стол и сказал:

— В свободное от работы время ходите по улицам, общайтесь с людьми и уговаривайте их прийти к нам в школу.

В тот момент я готовила своих детей к выпускным экзаменам, чтобы они попали в хорошие профильные классы, вела предшкольную подготовку, которую на меня повесили, и уходила домой в семь вечера. Это очень тяжело, когда ты воспитываешь маленького ребенка. Я не видела двухлетнюю дочь: успевала только отвести в детсад и забрать — самой последней.

Невозможно совмещать воспитание ребенка и работу в школе. Когда я выбирала профессию, думала: «Как здорово! Днем буду с детьми в школе, а вечером — со своими дома». Я не раз выслушивала: «Не успеваешь — найми няню, попроси соседа. Твои проблемы». В школах не жалуют учителей с детьми. Чем больше тебе наплевать на своего ребенка, тем ты круче как учитель. Я так поняла. И, соответственно, раздавать листовки я отказалась.

В мой класс набралось 16 человек, в класс пожилого педагога — шесть. Надо было решать, кого уволить

Я постоянно плакала, была очень уставшей. Я стала объектом слежки: постоянные придирки, нервотрепка. Когда на тебя прут всей толпой и тычут: «Ты то сделал не так, ты это сделал не так», ты теряешься. И эти ошибки не касаются твоей работы — это полная ерунда. У меня не было сил с ними бороться. Да и за что бороться? Помню, как в столовке методист всё время говорила одной пухленькой девочке: «С твоим животом это есть нельзя», — и отбирала хлеб у ребенка из рук. Я должна была смотреть на это и молчать. Но это коснулось и меня: она при всех отчитывала: «У вас слишком большие бедра, не ходите в брюках».

У меня действительно очень большие бедра, но что поделать, если я не люблю юбки? У меня живот после кесарева до сих пор торчит, а меня заставляли заправлять рубашку. Она подсылала ко мне коллег, чтобы они советовали, что мне носить и как выглядеть. У меня появилось столько комплексов, что я чувствовала себя ужасной, ущербной. Когда меня вызвали на «общение», я даже не могла ничего ответить. Не могла выдавить из себя слов: «Вы не имеете права так поступать». Я тихо, молча сделала так, как они сказали, — ушла. Пожилая учительница согласилась раздавать листовки, к тому же человек уже много лет проработал в школе. Так что заявление по собственному пришлось писать мне. Я не получила никакой компенсации, мне ничего не выплатили, хоть и обещали.

«Разочек граблями шибануло — надо остановиться»

За последний год работы в школе я набрала 10 килограммов. У меня до сих пор иногда бывают панические атаки, не проходит тревожность. Всё еще вся трясусь, боюсь, переживаю. Я не могу спокойно пройти мимо школы, в которой работала в последний раз. Мне писали комментарии: «Ты не выдержала», «Ты ушла», «Ты слабачка». Я так не считаю. Наоборот, для меня уйти было самым сильным решением. Остаться в месте, где тебя гнобят, ради стабильности — это слабость.

Сначала я пыталась просто устроиться в другую школу, выбирала топовые, но быстро поняла, что поменяю шило на мыло. Ни один из директоров даже не спросил у меня на собеседовании ни о количестве моих дипломов, ни о моих достижениях, ни о том, какой я учитель. Их это не интересовало. Их интересовали вопросы: «Ведешь ли ты социальные сети?», «Знаешь ли ты наизусть ФГОСы?», «Есть ли дети? Будешь ли ты выходить на больничный, если твой ребенок заболеет? , «Если мы тебе дадим какую-то переработку, ты будешь за нее требовать деньги?». Всех волнует только то, сможет ли школа на тебе заработать.

Из всех школ мне понравилась одна-единственная. Мы договорились, что я проведу пробный урок. Буквально в день собеседования, в девять вечера, мне написали: «Кристин, приходите завтра в 7 утра, нам нужен пробный урок от вас». И выслали тему. Когда я написала о том, что я, вообще-то, уже легла спать, а готовить урок по этой теме минимум четыре часа, мне ответили: «Выберите, что вам важнее — ваш сон или работа». Идите-ка вы лесом. Если выдвигаются такие требования даже еще до того, как я устроилась, что будет потом.

Когда я начала работать на себя, дети стали приходить один за другим. Довольно быстро я стала получать те же деньги, что и в школе, только теперь у меня есть свободное время, я меньше нервничаю. Никто не может сорвать мне урок, как-то отвлечь: я даю больше пользы, потому что полностью сосредоточена на ребенке.

Уроки онлайн гораздо продуктивнее. Неусидчивых детей легко увлечь интерактивом: можно прислать веселые смайлики, пройти викторину. Иногда я отменяю домашнее задание, которого и так не было, потому что мы уже все проблемы решили — работаем на качество, а не на темп. Если активно заниматься с репетитором в началке, потом никакие репетиторы не понадобятся. Ребенок усвоит всю нужную базу и научится учиться, самостоятельно добывать информацию.

Больше ученики не видят во мне важную фигуру, не обращаются за советом, не оставляют записочки, у нас нет той крепкой доверительной связи. Всё четко и по делу — 45 минут на задания. Но теперь у меня есть возможность больше времени проводить с дочкой. И быть для нее важной фигурой.

Вот наступил сентябрь, и я очень рада, что он меня никак не касается. Раньше, когда я увольнялась, очень скучала и жутко хотела вернуться. Казалось бы, разочек граблями шибануло — надо остановиться. Но я всё прыгала и прыгала на эти грабли и получала в лоб. Сейчас я скучаю только по тому, как любила всё это. Я очень долго злилась на то, что мою мечту растоптали. Я хочу любить школу, но, к сожалению, испытываю к ней только отвращение. До сих пор надеюсь, что что-то поменяется, что учителя будут больше цениться, что навсегда исчезнет эта глупая фраза «незаменимых нет». Возможно, на замену кто-то и придет, но вопрос — кто?

Обложка: © личный архив Кристины Харитоновой; NooperV22 / Shutterstock / Fotodom