Почему финским школам не нужен ФГОС и зачем существует брак в 21 веке
07.01.2020
Интервью само по себе не самый простой жанр, поэтому мы очень благодарны всем экспертам и собеседникам, которые говорили в прошедшем году с «Мелом» и открыто обсуждали любые, даже самые сложные проблемы. Мы выбрали для вас актуальные, острые и увлекательные беседы, которые вызвали наибольший отклик у читателей.
Почему финским школам не нужен ФГОС и они не зацикливаются на тестах
О финском образовании в нашей стране ходят практически легенды — о его организации, качестве обучения, свободе детей. Отделить мифы от правды бывает очень сложно. Именно поэтому наш продюсер Лада Бакал встретилась в Москве с Паси Сальбергом, советником по образовательной политике Финляндии, автором книги Finnish Lessons 2.0: What Can the World Learn from Educational Change in Finland («Финские уроки 2.0: чему мир может научиться благодаря образовательным изменениям в Финляндии»), и поговорила о тех самых легендах, мифах и реальной организации финского образования.
Существует миф, что в финской школе не задают домашних заданий. Это неправда. В младшей школе их просто гораздо меньше, чем в других странах. Но уже в средней ученики, которым 13–15 лет, получают домашнее задание каждый день. А в старшей школе у нас задают даже слишком много, как выяснилось из опросов учеников. Особенно жалуются девочки, которые относятся к учёбе серьёзно.
«Через полтора поколения главной профессией в школе станет дефектолог»
Немногие российские педагоги открыто и прямо говорят о том, как же обстоят дела в российской школе. Причем не только о качестве и организации образования, но и об особенностях внутренней жизни наших школ. В начале года наш корреспондент Анна Ефимова разговаривала с заслуженным педагогом Евгением Ямбургом, директором школы № 109. Причем не только о реформах и ФГОС, но и современных детях, их родителях, невротизации общества и детей. Перечитайте!
То, что мы сейчас делаем с новым профессиональным стандартом, — это, по сути, реформа через голову учителя. Он входит в класс самой обычной школы, а там один с имплантатом в ухе, другой на коляске, а третий с СДВГ. И что он будет делать? Нужно приобретать новые компетенции. Современному ребёнку интересно участвовать, а не сидеть ровно на попе и слушать лекции взрослых. Современная педагогика — событийная. Детей надо удивлять. В моей школе есть театр. Я и режиссёр, и сценарист. Но для меня это просто инструмент снятия агрессии и ненависти.
«Не всегда дело в зарплате. Гораздо чаще учителей можно привлечь минимизацией маразма»
А вот ещё одно большое интервью с заслуженным педагогом, директором петербургского президентского физико-математического лицея № 239 Максимом Пратусевичем. Физики или лирики, перекосы в образовательной системе, почему ЕГЭ не так уж и плох (да, мы понимаем реакцию на такие высказывания), олимпиады и новые возможности для школьников. А ещё немного о 90-х годах в образовании и что там было хорошего.
Ещё 20 лет назад олимпиады не имели такого значения, как сейчас, за победами в них почти никто не гонялся. Но дальше произошло то же самое, что и с ЕГЭ: показатель стал иметь большое значение. Все стали работать на его улучшение, механизм заработал, и самых больших успехов добились в Москве. Это неудивительно, но совершенно не означает, что в других российских регионах образование хуже — там просто нет таких ресурсов, да и мотивация не так высока. Если в регионах станут тратить столько сил, сколько в Москве, то все их олимпиадники начнут в итоге уезжать в ту же самую Москву.
«Через десять лет никакого ЕГЭ не будет»
В 2019 году случился один знаменательный юбилей — десятилетие ЕГЭ. Было бы странно, если бы мы не посвятили один из наших знаковых разговоров этому. Юлия Варшавская, которая на тот момент была креативным продюсером «Мела», побеседовала с тем, кого называют «отцом» единого экзамена — бывшим главой Рособрнадзора Виктором Болотовым, сейчас научным руководителем Центра мониторинга качества образования Института образования НИУ ВШЭ. О проделанном пути, о настоящем и о возможном будущем экзамена.
Я думаю, что лет через десять никакого ЕГЭ не будет. На мой взгляд, система должна выглядеть так: если я хочу получить школьный аттестат, я сдаю выпускные экзамены — тесты по математике, русскому языку и истории. Я сдаю всё это в школе с участием внешней комиссии. И в качестве результата получаю бинарный ответ: освоил я стандарт или не освоил, знаю историю России и мира или нет. Этого хватит для аттестата.
Мы разговариваем не только с залуженными педагогами, которые уже имеют огромный опыт, регалии и признание. Мы постоянно берём интервью и у тех учителей, которые ежедневно приходят в школу, чтобы преподавать нашим детям, причём не только московским и петербургским. В этом году мы даже запустили специальный проект «Карта учителей», где можно увидеть географию наших интервью (мы знаем, что «Карта» в мобильном отображается мягко говоря не очень, но это отличная задача на следующий год).
«Каждый урок я рисую на доске линию терпения»
Александре Чичибабиной на момент нашего разговора было 22 года, она — один из самых молодых педагогов в школах Москвы. И уже три года она работает в школе учителем математики. Во что верят молодые учителя, чего они боятся и на что надеются, а отдельно — об отношениях с родителями, бесконечных чатах и мессенджерах и, конечно, о смартфонах и технологиях.
Мой главный страх — делать свою работу неправильно и некачественно. Первое время я безумно боялась ошибиться при детях. Но это страшно только до первого раза. Однажды я готовила урок и ошиблась, а когда поняла, перелопатила кучу материала, чтобы всё проверить. Я очень сильно переживала, как дети отреагируют на то, что учитель оказался неправ. Будут смеяться? Пожалуются?
«Учителя сами виноваты, что существует неуважение к профессии педагога»
А вот ещё одно интервью и тоже с молодым педагогом — учительницей английского Ириной Саранчук, которая работает в иркутской школе. Наш корреспондент Елизавета Луговская поговорила с ней, как прийти в школу, почему однажды захочется всё бросить, а также о том, почему в школе так сложно работать молодым, как нас тянут назад рудименты советской системы организации образования. Ну и о родителях, конечно же! Как говорить о школе без родителей.
Другой ученик вышел в коридор, матернулся и послал меня в определённое место. Я это услышала и написала на него докладную. Мальчик понял, чем дело пахнет, рассказал маме. Снова скандал. Она позвонила и начала на меня наезжать, как же это надо было довести её хорошего мальчика, чтобы он даже матом выругался. Сначала я отвечала таким родителям мягко, пыталась вежливо разговаривать. Но потом они откровенно наглели. Я стала отвечать им однозначно и жёстко.
«Только две трети российских учителей знают, что такое дислексия»
Разумеется, говорим мы не только с педагогами, но и другими специалистами. Например, вот ещё одно из популярных интервью за этот год — оно о дислексии, дисграфии и других проблемах, которые еще совсем недавно не признавались таковыми. Нейропсихолог и доктор психологических наук Татьяна Ахутина рассказывала Анне Ефимовой, на каком уровне знаний об этой проблеме находится Россия, как с ней работают родители и школа, почему нет внятной статистики по дислексии, а также может ли она передаваться по наследству.
Большая часть населения даже не понимает её истинных причин. Половина россиян (49%) считает, что дисграфия и дислексия возникают из-за невнимания родителей, отсутствия необходимого участия в воспитании и обучении. Четверть (26%) полагает, что причина в нерационально организованном учебном процессе. То есть, по сути, обвиняет педагогов.
6 модных мифов о здоровье, которые пора разоблачить
С появлением в жизни родителей множества социальных сетей появились и «новые эксперты», в том числе многочисленные инстаграм-специалисты, люди, у которых нет образования врачей и психологов, но они активно «лечат» родителей и их детей. Наш старший корреспондент Елена Акимова вместе с членом Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований, автором книги «0,05. Доказательная медицина от магии до поисков бессмертия» Пётром Талантовым разбирались в популярных мифах, которые транслируют звёзды биохакинга.
В рамках превентивных мер биохакеры, действительно, назначают фактически здоровым людям огромные списки всевозможных анализов. Но, сдавая такое количество показателей, вы в силу случайности и лабораторной погрешности обязательно получите хоть какие-то отклонения. Как-то я провёл эксперимент: ради интереса сдал кровь в трёх разных лабораториях на всё и сразу. В одном месте у меня нашли одно отклонение, в другом — другое, в третьем — первые два параметра были в норме, но что-то ещё якобы не в порядке.
«Зачем нужен брак и дети? Современные подростки — первое поколение, которое думает об этом»
А вот интервью, которое мы взяли в конце этого года. С нашим постоянным экспертом, психологом Витой Малыгиной главный редактор «Мела» Надя Папудогло разговаривала о том, как в российском обществе меняется понимание и переживание семьи и брака и как повлияли 90-е годы на происходящее с нами сейчас. Разговор состоялся в рамках программы «Радиошкола», это наш еженедельный эфир на «Говорит Москва», вот тут можно посмотреть и послушать другие интервью.
Дети, которые родились в 90-е, хлебнули и Домана, когда их учили считать по карточкам, и начали плавать раньше, чем ходить. Их мозг, конечно, развивался только до трёх лет. Потому что так писали в журналах. В подобное многие верят до сих пор, но тогда произошёл первый настоящий крупный бум на эту тему. И всё это тоже повлияло на формирование нежелания создать семью.
«Меня поразил уровень знаний российских школьников о Второй мировой войне»
И ещё одно недавнее, стремительно набирающее популярность интервью. Мы побеседовали с автором комикса о шести людях, которые в детстве прошли через концлагеря, шведской писательницей Йессикой Баб Бунде. Как говорить с детьми об истории и об отдельных, самых страшных её страницах, можно ли это делать в графическом формате. А ещё — о её встречах с российскими школьниками.
В этот приезд в Москву я встречалась со подростками 12–15 лет, рассказывала им про книгу. После презентации они задали мне очень много сложных вопросов, меня поразил уровень их знаний. Один из 12-летних учеников спросил, считаю ли я, что Версальский мирный договор стал одной из причин Второй мировой войны. Я не уверена, что могла бы услышать такой вопрос от его шведского ровесника.
