Мы продолжаем серию материалов о том, где и кем подрабатывают современные подростки. Вчера мы рассказали историю Марины (17), которая подрабатывает в церковной лавке, и Даши (17), которая по выходным пугает людей на страшных квестах. Сегодняшние герои — Андрей (18), он подрабатывает на стройке, и Полина, в 16 лет устроившаяся в цех по переработке рыбы.
«Один из моих коллег говорил сразу на восьми языках»
Андрей, 18 лет, разнорабочий на стройке
Летом я поступил в МГУ и понял, что мне нужен ноутбук. Моя семья немного зарабатывает, поэтому я решил, что куплю его сам. Я не знал, где можно достать деньги, и знакомые посоветовали мне приложения с вакансиями для неквалифицированных рабочих.
Там всё просто — один раз регистрируешься, а потом оставляешь заявки на разные подработки. Позже тебе звонит бригадир, ты ставишь электронную подпись в формальном договоре и идешь на стройку. Никаких проверок нет, поэтому я мог спокойно работать сколько хочу, несмотря на то что мне не было 18.
Нам никогда не проводили никаких инструктажей. Обычно мы встречаемся с командой за 5 минут до начала работы и вместе идем в строительный вагончик или в одну из квартир жилого комплекса, чтобы оставить там вещи и переодеться. После нам выдают поручение, и я просто повторяю то, что делают другие.
Например, в «Никольских лугах» мы занимались клинингом. Снимали с пола, лестниц куски краски с помощью шпателя
Бывало, что нам нужно было поднимать кирпичи на верхние этажи. Маленький трактор привозил палеты (подставки для перевозки или хранения грузов. — Прим. ред.), но они не помещались в окна. Поэтому я ножом снимал верхнюю оболочку с груза, распределял кирпичи на порции поменьше, и трактор поднимал их в строительный лифт.
И виды работ, и зарплата в этой сфере очень разные. Где-то можно 8 часов просто лежать и болтать, а где-то приходится с утра до ночи таскать тяжеленный груз и плакать о своей участи. Например, как-то мы работали у здания, которое строилось на горе. Под фундаментом землю выровняли, а вокруг осталось холмистое склизкое болото. Трактор не мог нормально подобраться к этому месту, чтобы подвезти стройматериалы. Поэтому мы сами под дождем переносили блоки и палеты, весившие по 30 килограмм. Один парень учил меня садиться и вставать с ровным позвоночником, чтобы не сломать спину и не получить грыжу.
Поначалу я работал в кроссовках, которые порвались моментально. Мы постоянно бегали по лужам, густому слою грязи, в котором вязнут ноги, часто попадали под ливень, и всё это просачивалось через дырки на моей обуви. У меня появился грибок, и с тех пор я всегда ношу берцы. Когда мы работаем на крышах, например вбиваем гвозди в блоки настилов, бывает очень неприятно.
Холод, сырость, ветер прошибает до костей, и руки коченеют. Осенью из-за погоды работать особенно тяжело
Для меня работа — это экскурсия. Я уже давно купил ноутбук, но всё равно иногда выхожу на смены. Когда бы я еще побывал в элитном жилом квартале, в железнодорожном депо, в разных подвалах, на крышах. И сами рабочие очень интересные. Через них мне открывается другой мир, теневая жизнь, которую обычно не замечаешь.
На стройке почти всегда все относятся друг к другу очень по-семейному. Несколько абсолютно разных людей собираются в одном месте, занимаются одним делом и сразу начинают доверять друг другу. Я остался под большим впечатлением от узбеков и таджиков. Они открылись для меня совершенно с другой стороны. Это очень добрые, светлые, умные люди. Они знают огромное количество языков. Например, один из моих коллег говорил сразу на восьми языках. С ними приятно вести философские беседы. И они так просто, душевно говорят о разных вещах. Например, мы сидим, едим бутерброд на крыльце какой-то забегаловки, и они рассказывают о своей жизни, жене и детях, о Боге, о том, когда мы все умрем, и о смысле бытия.
Почему-то люди в принципе очень быстро мне доверяют. Например, один мужик очень откровенно рассказывал мне, как он воевал в двух чеченских войнах. Помимо этого, он был бойцом ЧВК «Вагнер». Я спросил, почему у многих вагнеровцев есть странные татуировки. Он ответил: «Соломон в Библии сказал: „Не верь пустым голосам“».
Я четвертый ребенок в семье, и у нас нет такого, что мне могут что-то запретить. Когда мама узнала, что я работаю на стройке, она похвалила меня, несмотря на то что это опасно. Папа уже несколько лет не живет с нами, но он позвонил мне очень радостный, сказал, что я красавчик, настоящий мужчина.
Но я бы ни за что не хотел провести на стройке долгие годы. Помимо хороших, там встречаются и уродливые, беззубые, опустившиеся люди, которых хочется поскорее забыть.
«Я переоделась, вошла в цех и осознала, что рыбу-то я ненавижу»
Полина, 21 год, работница рыбного цеха
Это был июнь, летние каникулы, мне 16 лет. Мы с подружкой решили, что нам нужна подработка. Нашли объявление от рыболовной компании: вахта, 45 дней, в часе езды от моего поселка. Было сказано: «Жилье дадим, нужны девушки и женщины на должность работника цеха, работа несложная, так что справятся все». Мы не могли отказаться от такого предложения, поэтому отправили заявки и начали собирать вещи.
Настал день трудоустройства и заселения на вахту. Я в полной боевой готовности уже толкалась в электричке с чемоданом и изнывала от жары +30, когда получила сообщение от подружки о том, что она меня бросает. Я решила, что меня это не остановит. Деньги нужны, тем более оплата была неплохая, около 80 тысяч. Я хотела купить наушники, одежду, поварскую форму для учебы в колледже и оставить деньги на кофе.
А папа тогда скинул мне 5 тысяч и сказал: «Как хочешь, так и вертись». Поэтому я двинула к этому заводу
Завод оказался нереально огромным. Четырехэтажное бело-синее здание. Ко мне подошла женщина по имени Валентина и сказала, что сейчас будет меня заселять. Я спросила, когда мне покажут цех, расскажут об условиях, обязанностях. Она ответила: «Завтра утром увидишь». Посадила меня в машину и привезла в квартиру. Всё было более-менее нормально, кроме ванной, совмещенной с санузлом, и кухни. По количеству грязи, мусора и наваленных вещей я поняла, что там живет несколько человек. Причем они вряд ли друг с другом общаются, потому что каждая мелочь упакована и подписана.
Валентина достала бумажки и попросила меня их подписать. Я указала имя, фамилию, подтвердила, что буду работать 45 дней, и поставила подпись. Меня не смутило, что ни моей даты рождения, ни суммы оплаты в этом договоре не было. Выходных тоже не было, а смены по 12 часов, с 7 утра до 7 вечера. Я почему-то решила, что вполне вывезу этот кипеж. Я разложила вещи, села на свободную кровать в одной из комнат и в небольшом шоке позвонила маме. Она пообещала меня забрать, если будет совсем тяжко.
В 19:30 я услышала ор и гогот из подъезда. Ко мне завалились две женщины и девочка на 3 года старше меня. Первое, что я услышала: «О, нам уже сказали, что к нам подселили ангела!» Оказалось, что это дочка с мамой и их подруга. Они приехали из Беларуси, из Гомеля. Мы сразу подружились.
На тот момент они работали уже 10 дней, но казались веселыми. Это вселило в меня надежду, что я выживу
В 7 утра мы уже все вместе были на заводе. Мне выдали ключ от шкафчика, халат, шапочку и перчатки. Я переоделась, вошла в цех и остолбенела. Только тогда до меня дошло, что рыбу-то я ненавижу. Если бы она была еще и сырой, меня бы тут же прям на нее и стошнило. Мы упаковывали копченую скумбрию в пакеты и складывали ее в ящики. Спустя несколько часов я спросила у Саши, моей соседки, будет ли какой-то перекур. Оказалось, что перерыва всего два по 15 минут — до и после получасового обеда. Еду мы приносили с собой.
После обеда я поняла, что работа, похоже, совсем не легкая. Мерзкий въедливый запах, духота, монотонные действия по 12 часов
Режешь рыбу, упаковываешь, раскладываешь, проверяешь по граммам. Да еще взрослые женщины всё время цедят тебе в ухо сквозь зубы, что ты всё делаешь неправильно. Это же так сложно — сиди да раскидывай скумбрию по пакетам. Но они умудрялись орать из-за любой мелочи и умничать.
На этом заводе были и обычные наемные рабочие, трудоустроенные официально. У них были другие условия: смена с 8 до 17, свои шкафчики, курилка, в которую они никого особо не пускали. Они были не рады вахтовикам и устраивали дедовщину. В столовой они матом посылали тех, кто приближался к их столу, а в цеху кричали: «Почему ты так медленно работаешь? Давай быстрее перебирай руками, слепая!» Если, не дай бог, им кто-то что-то отвечал, особенно если у этого человека нерусская внешность, они как с цепи срывались: «Пошла отсюда, я тебя сейчас убью! Я тебя сейчас этим ножом зарежу, заткнись!» На крик слеталось сразу несколько женщин, и они давили толпой.
Как-то я спросила у Саши, каково ей здесь работать. Она ответила, что ей всё нравится, потому что до этого они с мамой работали в теплицах и удобряли помидоры. Химикаты разъедали ей руки, а скумбрия хотя бы не ядовитая. Она рассказала, что в течение года они с мамой работают в доме культуры, но летом он закрыт. Вот они и шатаются по вахтам. На полученные деньги отремонтируют квартиру и купят телефон: «Когда зарплату переведем на белорусские рубли, мы нормально так рубанем кэша, заживем круто».
Я почувствовала себя дурой: что я вообще тут забыла? Упахиваюсь ради тренча и новой сумки на осень
Так мы и работали до одного рокового дня. Я отрезала кусочки семги и ударила ножом по пальцу. Через весь цех я поплелась к бригадирше. Порез не такой уж и большой, но лило, как из кабана. Я чуть не умерла от ужаса, что меня накажут, погонят домой и ничего не заплатят. Но в итоге меня перебинтовали и отправили обратно резать рыбу. После этого бригадир отвела меня в сторонку и сказала, что эта работа для меня тяжеловата, а мучить меня не хочется, поэтому я буду разгружать баночки с палеты. Я была ей безумно благодарна и подумала, что мать, похоже, меня отмолила.
Меня отвели в маленькую комнату с конвейером. Один человек складывал картонные коробочки по схеме, другой выкладывал баночки с рыбным паштетом из ящика на движущуюся ленту, следующий протирал их тряпочкой, а я клала их под машинку, которая печатала срок годности. Я кайфовала, пока это всё продолжалось. Это было очень легко. Я слушала в наушнике аудиокнигу про Гарри Поттера, и жизнь мне казалась малиной.
Через несколько дней одна из женщин сильно потянула спину, и меня отправили на ее место. Нужно было доставать из ящика большие тяжелые банки и ставить их на конвейер, чтобы заполнить чем-то рыбным. Это было полным кошмаром, потому что приходилось стоять по 12 часов в полусогнутом положении. Нельзя было сделать шаг влево или вправо, размяться, отвлечься. Если замедлишься или ускоришься, рыбное нечто прольется мимо баночки, и тебе дадут по шее.
У меня смертельно болели спина и ноги. Саша по вечерам натирала меня мазью, делала массаж и ходила по мне
Спасение пришло, когда нас отправили в жутко холодный цех. Два здоровенных парня нарезали огромными ножами рыбную колбасу из форелевого фарша, а потом замораживали. Мне досталась участь бегать туда-сюда с тарелочками рыбы, чтобы их фасовали. Я носилась как бешеная целый день, зато размялась и почти не замерзла.
Однажды я застала Валентину и соврала ей, что мне нужно срочно уезжать с родителями, чтобы она отпустила меня домой на 10 дней раньше, одновременно с Сашей и ее мамой. Она разрешила и пообещала не делать перерасчет. После двадцатого дня я проснулась со слезами на глазах. Тело меня не слушалось, и я еле дотащилась в цех. Валентина увидела меня и предложила взять выходной на один день. Отработав смену, я поехала домой. Мать, конечно, сразу в слезы: «Ты выглядишь как труп, не уезжай обратно!» Но я не могла бросить дело на полпути, заверила ее, что всё нормально, и уехала.
На протяжении всей вахты я вела блокнотик, в котором зачеркивала каждый день. Сначала их было 45, потом я вырвала этот листок и переписала всё заново на 35 дней. Как в дневнике, после каждой смены я подписывала, что со мной случилось: «Сегодня меня пыталась избить цыганка, я ее послала», «Боже, наконец-то лайтовая работа, хоть один день от меня не будет разить рыбой»… Через неделю от начала работы я написала: «По ходу, я остаюсь в этом цехе навсегда. Зашибись!» Я даже записывала себе в телефон видео с посланием в будущее о том, что нужно отдыхать, нельзя так себя изводить.
В последние дни оказалось, что в нашей комнате завелись клопы. Причем они кусали только белорусов
Запах рыбы разбавился удушающими средствами, чтобы их травить. Вечером перед отъездом мы с Сашей накупили кучу вредных напитков и еды, сели на лавочку и плакали.
Мне постоянно рассказывали, что на этом заводе всех обманывают: сильно урезают зарплату, если вообще платят. Я успокоилась, только когда получила свои кровные и несколько раз их пересчитала. Всё сошлось рубль к рублю.
Когда я вернулась домой, я выкинула свою любимую найковскую сумку, которая пропахла рыбой, и вырубилась на сутки. Эта вахта стала для меня школой жизни. Она избавила меня от искаженного понятия о мире и научила тому, что не все работают честно, что люди страшны, когда у них появляется хоть какая-то власть, и что есть рабский труд, куда незаконно набирают несовершеннолетних. Я стала намного сильнее и поняла, что, если мне что-то надо, я могу. У меня исчезли слабость, лишние сопли, я просто сжала зубы и доработала.
А рыбу я не ем до сих пор. Ни ее вид, ни запах не переношу. У меня сразу начинаются рвотные позывы и темнеет в глазах.
Обложка: IlyaMatushkin, Pressmaster / Shutterstock / Fotodom
