«Можно не покупать ребёнку гаджеты, но запрещать смотреть на мир, приобщаться к нему — нельзя»
Как может выглядеть насилие и почему, когда мы сталкиваемся с ним в метро или в другом общественном месте, то не знаем как поступить, рассказала в своём фейсбуке журналист Ольга Бешелей. Она увидела, как мужчина в метро запрещает сыну смотреть в телефон сидящего рядом человека. Казалось бы, ничего вопиюшего, но Ольга уверена — так делать нельзя, потому что это насилие. «Мел» публикует её текст полностью.
Сегодня видела нехорошее.
В метро рядом со мной села женщина с мальчиком лет четырех — такая очень тусклая женщина, с напряженным лицом. Села и вся подобралась сразу. Я сначала не поняла ничего, а потом вижу — над ребёнком, держась за турник, склонился бородатый мужик с глубокой складкой между бровей:
— Если я еще раз увижу, что ты пялишься в чей-то телефон или планшет, ты у меня месяц из дома не выйдешь. Понял?
И таким голосом прошипел, что мальчик весь сжался, мать его совсем уменьшилась, и даже я как-то съежилась. Смотрю, а вокруг половина вагона втянула головы в плечи.
Мужик — довольно молодой, сорока нет. Высоченный, черты лица даже приятные, если бы не само выражение — как будто там, за этим лицом, какая-то страшная, жуткая сила, которая вся собралась в сомкнутых, вспухших бровях.
— Журнал ему дай, — бросил он женщине.
Та достает. Журнал «Русский дом». С красной такой обложкой.
Я тут же начинаю гуглить. Википедия говорит: «Ежемесячный православный журнал патриотического направления». Девиз издания — «Журнал для тех, кто любит Россию».
Сам мужик достает толстенную книгу «Битва двух империй. 1805-1812» и в неё утыкается.
И вот сидит его сын, мать перед ним негнущимися пальцами листает журнал, а напротив, на другой лавке, сидит такой же ребенок — ну, может, постарше — и что-то там нажимает на телефоне отца, большого, краснолицего мужика, который рядом подрёмывает. И у одного ребенка на лице такой скорбный ужас, какой вообще никому не положен, а у другого — полная безмятежность на красных щеках.
Я не хочу сказать, что патриотическое православие — это плохо. Я не знаю. Может быть, это хорошо. Может быть, этот жуткий мужик — просто жуткий мужик, и это вера в русского Бога подчинилась его внутреннему уродству, а не наоборот.
Я только хочу сказать, что не знаю, как поступать в таких ситуациях. Потому что поведение отца — это насилие. И его последствия — это травма. Можно не покупать ребенку гаджеты, но запрещать смотреть на мир, запрещать приобщаться к нему даже взглядом — нельзя. Я не знаю, как вмешиваться в таких ситуациях, как вторгаться в чужую семью.
Я вышла из того вагона много часов назад, но до сих пор думаю, что должна была хотя бы что-то сказать этому человеку, и тут же нахожу оправдания, почему не стоило этого делать.
Я не знаю, мог бы спасти хоть кого-то «Журнал для тех, кто любит». Или, может быть, даже «Журнал для тех, кто не любит». Я только знаю, что человеку любовь нужнее, чем всей России.
Вот только что с этим знанием делать, Господи.
