Что я сделал не так, когда начал работать в школе: три ошибки педагогов
Молодые педагоги часто приходят в школу, полные сил, стремлений и желания всё изменить. Но почему-то этот настрой быстро пропадает. Почему? И кто виноват — коллеги, которые не верят в молодого учителя, или дети, не воспринимающие его всерьёз? Наш блогер Александр Шкловер, учитель математики в школе «Летово», считает, что проблема кроется в самих преподавателях.
В первые два года работы в школе я не вылезал из проблем: шум, низкие результаты учеников. Я ожидал, что приду в школу и она преобразится, а на поверку оказывалось, что я работаю сильно хуже коллег. Я винил учеников, злился на них. Думал, что мы не подходим друг другу. Я сменил школу и понял, как много делал неправильно. А ещё через пару лет пришло понимание, что дело не в том, что я делал, но в том, во что верил. В этом тексте я попробовал описать эволюцию трёх установок, которые были со мной, когда я пришёл в школу: как они меняли меня и моё преподавание.
1. «Я приду, чтобы вас спасти»
Я приходил в школу с миссией. Я был уверен, что нужен школе: «Я приду, чтобы вас научить. У вас ничего нет, а я всё вам дам.» Казалось бы, что плохого в благородном порыве сделать школу лучше? Ученики живут в своём мире. Они привыкли к нему и совершенно не считают, что им надо что-то давать или что у них чего-то нет. Для них моё желание сеять разумное, доброе и вечное — непрошеное вторжение в устоявшийся порядок вещей. «Мы, конечно, признательны, что вы за нас переживаете, но вообще-то планировали сами справиться».
Кроме того, в спасении нет субъектности. Если я пришёл, чтобы что-то дать, то ученики не в равной позиции. Ученики — объект, на который я воздействую. Но дети — не камень, над которым работает скульптор. Они авторы собственной учёбы. Это не мы учим, это ученики учатся.
Позиция спасителя очень уязвимая и обидчивая. Если у спасителя что-то не получается, хочется воскликнуть: «Ну я же для вас всё делаю, а вы, такие неблагодарные, не берёте!». С такой установкой учитель постоянно чувствует себя неудовлетворенным. Жертвенная установка требует признания жертвы, на которую дети совершенно не подписывались.
Отступим на несколько абзацев назад: хорошо, пусть эта установка мешает учителю, но что тогда вместо? Ведь зачем-то мы приходим в школу? И разве нужно отказываться от желания сделать мир лучше? Не нужно.
Я нашёл для себя фразу, которая позволяет мне не терять ориентир в работе, и не делает учеников чем-то мне обязанными: «Как было бы круто, если бы…»
Когда я ставлю цель, я представляю результат. Например, счастливых учеников, получающих удовольствие от геометрии. Я прихожу в класс для того, чтобы убедить детей, что геометрия — это круто. Я не миссионер, спасающий аборигенов от неминуемой геенны огненной, я человек со взглядом на мир. Я рассказываю о своих взглядах и высказываю соображения в их пользу, а право учеников — согласиться или отказаться от предложения. Но было бы круто, если бы они согласились.
Если вдруг ученики не разделят ваши идеалы, вы вряд ли на них обидитесь. Не обижаемся же мы на людей, которые не разделяют наши хобби? Возможно, попробуем показать, что они теряют, но уж точно не обижаемся.
2. Учительская установка на данность
Кэрол Двек в книге «Гибкое сознание» выделяет два типа людей: с установкой на развитие и установкой на данность. Люди с установкой на данность считают, что успех человека зависит от таланта. Если таланта немного, то выше головы не прыгнешь. Люди с установкой на развитие верят, что любые навыки можно развить. Люди с установкой на данность боятся совершать ошибки: вдруг все подумают, что у них нет таланта. Люди с установкой на развитие не пасуют перед неудачами. Для них неудача — очередной опыт, с помощью которого можно стать лучше.
Когда я пришёл в школу, у меня была установка на данность. Я всё время оценивал себя по результату. У меня почти ничего не получалось. Помню, что после каждого урока я уходил опустошенным и с ощущением, что я плохой учитель. Наоборот, успешный урок окрылял до следующей неудачи. Низвержение от эйфории к унынию становилось только больнее. Меня спасла простая вещь: у учителей очень много уроков.
На сегодняшний день у меня было так много уроков, что я давно понял: за плохими уроками в любом случае последуют хорошие, а за хорошими — плохие. Так будет, что бы я ни делал. Я не знаю людей, которые не ошибаются. Но даже если такие люди существуют, разве делает это ошибку ненормальной? Профессия учителя очень сложная и поле для ошибок безбрежно.
Я могу только работать, чтобы снизить процент плохих уроков. Плохой урок не делает меня плохим учителем. Плохой урок — просто плохой урок
Конечно, в них нет ничего приятного. Но сегодня для меня неудачный урок — это толчок к развитию, а не причина опускать руки. А хороший — сигнал, что я на правильном пути.
3. «Мне надо, чтобы вы…»
Мне надо, чтобы вы хорошо учились. Мне надо, чтобы вы сдали ЕГЭ. Мне надо, чтобы вы стали хорошими людьми. Ну и что-нибудь ещё. Если учителю что-то надо, то неудачи детей он воспринимает как личное поражение. Домашнее задание не сделал ученик, а неудовлетворённость испытал учитель: «Вот мне надо, а у меня не получилось». Дети быстро считывают, что учитель недоволен. Они видят переживание, волнение, раздражение. И очень хорошо чувствуют, где корни этого раздражения. Логичная реакция на установку «Мне надо, чтобы вы…» — вам надо, вы и делайте. «Я своё тело в класс принёс. Вам надо, чтобы я ЕГЭ сдал — поработайте, я сдам. На экзамен я готов сходить. А научить — ваша задача». И тут не в чем обвинить ребёнка: учитель сам транслирует, что ему это нужно больше, чем ученику.
Я начинал работать с бесконечным количеством «надо» в голове. Хороший учитель — тот, у которого дети хорошо учатся. Плохим учителем я быть не хотел и мне надо было, чтобы они научились. Среди мотиваций для «надо» есть и вполне благозвучные: «Если я не научу, то ребёнок не сможет учиться в хорошем вузе». Причина благородная, а проблема та же: вам надо больше, чем ему.
Сейчас я верю, что важно передать ответственность за учёбу детям. Учатся они, а не я
Что бы я ни делал, именно ребёнок принимает решение, делать ли ему домашнее задание или задать ли вопрос. Даже глаза на доску он может поднять, только если сам захочет. Если ученику не надо, то нет ни одной методики, которая позволит телепортировать знания из книги в мозг. Нельзя вырастить хорошим человеком, можно только вырасти. Я не могу вырасти за них. Только ученику может быть надо стать хорошим человеком. Это не может быть надо мне. Точнее, может, но тогда это не принесёт ничего, кроме расстройства.
Когда мы открывали «Летово», старший класс при наборе был девятым. Эти ребята были на голову самостоятельнее следующего девятого класса. Им можно было доверить любое дело и знать, что оно будет доведено до конца. Эти ребята были старшими в школе и взяли на себя эту роль. Они чувствовали на себе ответственность за роль первопроходцев. Это им было надо.
То же случалось на дистанте: многие за два месяца вырастали на голову. Они оставались наедине со своей учебой. Если не они, то никто. Если надо учителю, то можно расслабиться: это он за всё отвечает. А если он только транслирует идеалы, то тут уж ученику решать: надо или нет. И да, есть риск, что не надо. А в чём тогда ответственность учителя? Да, выбор на стороне ученика, но чтобы его сделать нужно как минимум услышать альтернативы.
Мне помогает такая установка: «Я в вас верю. Я знаю, что у вас всё получится. Я хочу, чтобы у вас получилось. И я буду делать всё, что от меня зависит, чтобы у вас получилось. Но научиться — ваша ответственность. Да, мне будет грустно, если вы не научитесь. Но я буду честен с собой, я пойму, что сделал всё от себя зависящее, и я буду помнить, что у каждого есть право и возможность поступать так, как он считает нужным».
Если ученик не выполняет домашнее задание, я не расстраиваюсь, я ищу возможности. Обсуждаю с ним связь домашнего задания и результатов на контрольных, предлагаю помощь, но оставляю право выбора за учеником. «Я готов отвечать на вопросы по заданиям, дать тебе дополнительное, чтобы ты разобрался в теме, искать любые возможности. Но только ты можешь водить рукой по бумаге и делать задание».
Перенос ответственности с учителя на ребёнка позволяет и учителю быть самодостаточным человеком, и ребёнку раскрывать свой потенциал, так как это его ответственность, его выбор.
Пока писал, понял, что все три установки в общем про одно и то же: что ученик — это отдельный человек. И пока это не признаешь, учить совершенно невозможно. Скульптор может быть уверен, что правильная последовательность действий приведёт к воплощению замысла. Учитель может только работать над собой и верить в своих учеников. Не в моей власти научить чему-то. Только ученик может чему-либо научиться. Признать, что ты не всесилен — страшно, но, в конечном итоге, это полезно и тебе, и ученикам.
Вы находитесь в разделе «Блоги». Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Фото: Shutterstock / Everett Collection
Кстати, думаю, вот еще что: наверно, виртуозы не берут фальшивые ноты. Но представляете, как тяжело жить, если человек не допускает мысли о том, что он может это сделать? Если для него «это по определению невозможно»?
Жил-жил много лет виртуозом, потом свело палец во время игры, ошибся, и все — не виртуоз? Это же ужасно страшно.
Ошибка не делает тебя неправильным человеком, не лишает статуса. Наоборот, если ты признаешь, что можешь совершить ошибку, ты меньше их совершаешь, потому что фокусируешься на том, чтобы сделать лучше, а не на том, чтобы не лишиться статуса.
А свой текст я поправил, убрал пример про музыку и шахматы, заменив тезисом, что все люди ошибаются.
Нашел у себя целых две таких ошибки