«Куда угодно, лишь бы не домой». История девочки, 6 старших братьев которой были больны шизофренией
«Куда угодно, лишь бы не домой». История девочки, 6 старших братьев которой были больны шизофренией

«Куда угодно, лишь бы не домой». История девочки, 6 старших братьев которой были больны шизофренией

Бомбора

20

09.01.2022

Семья Гэлвинов

Семья Гэлвинов из США была образцовой по меркам 60-х годов — молодая пара Дон и Мими и 12 детей. Но сначала себя стал странно вести их старший сын Дональд, а за ним еще пятеро мальчиков. Другие дети Гэлвинов пытались с этим ужиться. Публикуем отрывок из книги Роберта Колкера «Что-то не так с Гэлвинами. Идеальная семья, разрушенная безумием» (вышла в издательстве «Бомбора») — о жизни самой младшей дочери Гэлвинов, Мэри.

Одно из самых ранних воспоминаний Мэри Гэлвин относится к 1970 году, тогда ей было около пяти лет. Поздний вечер, она в своей постели, пытается уснуть, и слышит, как вернувшийся из больницы домой самый старший брат Дональд причитает в коридоре под дверью родительской спальни. «Мне так страшно. Я не понимаю, что происхо-
дит», — говорит он.

Мэри помнит, как родители уговаривали его, убеждали, что все будет нормально, они найдут врача, и тот разберется, что не так. Она помнит, как Дональд время от времени сбегал, чаще всего в Орегон, встретиться с Джин и родителям приходилось разыскивать его, а потом посылать билеты на самолет или автобус. А еще Мэри помнит один ночной эпизод, когда Дональд в ужасе кричал, что всем нужно спасаться. В доме какие-то люди, и они хотят причинить зло всей их семье, говорил он. Мэри помнит, что поверила брату. С какой стати ему врать?

Мэри отличалась от своей старшей сестры. Маргарет была нежной, чуткой и эмоциональной. Она видела, насколько трудно приходится родным, и пропускала все это через себя, страдая от почти непереносимой внутренней боли. А Мэри, будучи ничуть не менее ранимой, в то же время стала более практичной, хитроумной и, теперь уже по необходимости, независимой. В первом классе она оказалась единственной из детей, кто поднял руку за Джорджа Макговерна, а не
за Ричарда Никсона, когда ее класс играл в президентские выборы. Позднее ее поймали за курением у школы, мать спросила, что ей с отцом следует с этим делать, и получила от Мэри ответ: «Развесить плакаты „Не курить!“».

После отъезда Маргарет в Денвер к Нэнси и Сэму Гэри Мэри то впадала в неистовство, то замыкалась в молчании. Отсутствие сестры слишком сильно расстраивало ее. Она не понимала, почему ее оставили одну. Родители пытались объяснять, что Мэри еще слишком мала для частной школы, в которую отдали Маргарет в Денвере, но для девочки это не имело значения. В ее глазах все по-прежнему выгля-
дело внезапной головокружительной переменой.

В 1976 году Мэри чувствовала себя одинокой, хотя ей приходилось наблюдать стычки братьев

Питер стал испытанием для всех окружающих: в промежутках между госпитализациями он непрерывно конфликтовал с Мэттом. Дональда переселили в комнату рядом с Мэри, где раньше жила Маргарет. Идея состояла в том, чтобы держать его подальше от мальчиков, живших на первом этаже, но в результате Мэри стало еще труднее игнорировать его присутствие в доме. Если Дональд не спал из-за действия своих лекарств, то мерил шагами комнату и разговаривал сам с собой. Это изводило Мэри, и она цыкала на него. Если не помогало, то она умоляла. А если не помогали и мольбы, то она плакала, но так, чтобы никто не видел.

Она часами просиживала в своей комнате, перекладывая вещи в шкафу и в ящиках стола, погруженная в размышления о том, как обрести хоть какой-то контроль над своей жизнью.

На людях ученица средних классов Мэри сияла приветливой улыбкой. С ней любили общаться, и у друзей она проводила больше времени, чем дома. Она знала, что другим детям уже не разрешают приходить к ним. Да и сама она не хотела там находиться. Поэтому Мэри придумала распорядок дня, позволяющий не возвращаться на улицу
Хидден-Вэлли как можно дольше: из школы на дневную футбольную тренировку, оттуда на вечерние и субботние занятия балетом в Колорадо-колледж; затем долгие визиты в семью Хефли, у которых была лошадь и, следовательно, всегда требующее уборки стойло; куда угодно, лишь бы не домой.

После минутной слабости в разговоре с Нэнси Гэри, результатом которой стал отъезд Маргарет, мать Мэри старалась, как и прежде, держать себя в руках, и на людях становилась бодрой и неунывающей. Мими наглядно показывала Мэри, насколько важно ни о чем не упоминать и делать вид, что ничего не происходит — не плакать, не злиться, не выказывать ни малейших эмоций. Такая же наигранная бесстрастность ожидалась от всех детей. Мими возила Мэри из школы на тренировки, в гости к Кроккетам или Гриффитам, в книжный магазин в Колорадо-Спрингс, но никогда не заговаривала с ней о том, что произошло с ее братьями и как они могут им помочь. Самое большее, что она могла сказать, это что проблемы одиннадцатилетней
девочки — ничто по сравнению с тем, что выпало на долю ее братьев.
Когда Мэри ощущала себя особенно беззащитной, она уединялась в потаенном уголке долины Вудмен, который обнаружила за пригорком в нескольких сотнях метров от дома. Дети иногда называли это место Волшебными скалами. Она фантазировала, как будто живет в Волшебных скалах, готовит там ужин, ложится спать, а наутро просыпается самостоятельной и свободной.

Отец брал Мэри с собой в общественный бассейн при Академии, там он старался проплывать несколько кругов, восстанавливаясь после инсульта. Дон уже узнавал людей, но проблемы с краткосрочной памятью остались, и судя по всему, уже до конца жизни. Если раньше он умудрялся проглатывать по две-три книги в день, то теперь смотрел спорт по телевизору — устройству, которое когда-то он и видеть не хотел в своем доме. Соколиная охота ушла для него в прошлое. Вернуться к работе он не мог. Сэм Гэри подбросил ему несколько заказов на консультации для коллег-нефтяников, но это оказалось Дону не по плечу.

Единственным доходом семьи стала военная пенсия Дона, и было бессмысленно отрицать дополнительное бремя, которое представляли собой расходы на уход за Дональдом и Питером. Но каждый раз, когда Дон заговаривал о том, что их нужно куда-то отселить, Мими неиз-
менно отвечала: «Где они смогут жить?» Сейчас это превратилось в бессмысленный спектакль: оба понимали, что главная — Мими. Но даже если сказанное отцом повисало в воздухе, для Мэри было важно, что он вообще говорит об этом.

По крайней мере, он высказывается в защиту здоровых детей

Мэри присаживалась рядом с отцом, который смотрел по телевизору гольф, и разглядывала его — единственного человека, готового войти в ее положение, посочувствовать, стать на ее сторону. Она видела, что часто ему почти отказывает память, что его силы подорваны. Оставшись наедине, Мэри спрашивала отца, почему он настолько рев-
ностный католик, почему после всего, что произошло, он по-прежнему верит в Бога. Для нее это был отнюдь не абстрактный вопрос, ведь она по-прежнему обязана являться к мессе по воскресеньям, и хотела знать, есть ли в этом хоть какой-то смысл. Дон говорил ей, что сомнения много раз возникали и у него и что он всегда возвращался к Богу, самостоятельно читая и размышляя.

Он не уговаривал Мэри делать то же самое. Дон понимал, что подталкивать дочь к чему-либо бесполезно.

Иногда Мэри казалось, что их семья делится на две части: не на безумцев и здоровых, а на тех, кто все еще в доме, и тех, кто из него выбрался. Среди остававшихся дома защитником, опекуном и футбольным тренером Мэри был брат Мэтт. Однажды Мэри написала о нем школьное сочинение, увенчав его лаврами человека, которым восхищается больше всех. Но весной 1976 года Мэтт окончил школу и тоже уехал. С этого момента в доме формально оставались только Мэри и двое больных, Питер и Дональд. Однако улица Хидден-Вэлли оставалась перевалочным пунктом для всех нездоровых мальчиков, единственным местом, куда они могли податься, когда нигде больше их не ждали. Даже Джим [один из братьев, больных шизофренией] возвращался сюда, когда ссорился с Кэти [своей женой].

Как помочь детям, какое лекарство подобрать, как уберечь — все это лежало на плечах матери. Мими по-прежнему свято верила, что найдется какое-то чудодейственное средство. В течение некоторого времени она была убеждена, что оно нашлось, благодаря фармакологу из Нью-Джерси Карлу Пфайферу. Путь Пфайфера в медицине необычный, а подчас и очень причудливый. В 1950-х годах он входил в немногочисленную группу фармакологов, отобранных ЦРУ для проведения экспериментов с ЛСД на заключенных-добровольцах. Затем он возглавил кафедру фармакологии Университета Эмори, но в 1960 году ушел и принялся публиковать одну за другой научные статьи. В них он горячо высказывал мнение, что для поддержания психического здоровья мозгу нужно очень специфическое сочетание витаминов. В качестве аргументов не приводилось каких-либо результатов клинических испытаний по общепринятым процедурам, но зато Пфайфер предлагал обеспечить любого желающего нужным сочетанием пищевых добавок — разумеется, не бесплатно.

Фото: издательство «Бомбора»

В 1973 году Пфайфер создал частную клинику Brain Bio Center, которая оставалась его штаб-квартирой в течение нескольких десятилетий. Мими, читавшая о способах улучшения химии мозга все подряд, узнала о Пфайфере спустя пару лет после открытия его предприятия. Она связалась с ним, и фармаколог выразил полную готовность прибыть в Колорадо, чтобы познакомиться с матерью двенадцати детей, сыновья которой сходят с ума. После своего визита он пригласил Гэлвинов в Нью-Джерси на полное обследование. Все обитатели дома собрали вещи и поехали в Принстон.

Мэри помнит, что ее ногти проверили на наличие белых крапинок и сообщили, что организму не хватает цинка, а мать внимала каждому слову известного фармаколога и записывала все сказанное. Любому посетителю своей клиники Пфайфер объяснял: то, что большинство людей считает психическими заболеваниями, скорее всего вызвано дефицитом питательных веществ. По его словам, даже Мэрилин Монро и Джуди Гарланд остались бы живы, если бы отрегулировали содержание питательных элементов в крови.

Психиатрические больницы, по его выражению, — всего лишь «сточные резервуары»

Это не могло не стать бальзамом на сердце матери, которая привыкла к осуждению врачей (и мужа), считавших, что ее мальчикам будет лучше в лечебных учреждениях. Вернувшись на улицу Хидден-Вэлли, Мими собственноручно изготовила темно-зеленые керамические кружки для всех детей. Каждое утро она неукоснительно наполняла их
апельсиновым соком, призванным повысить усвояемость снадобий доктора Пфайфера. По пути в школу Мэри начинало тошнить — пищеварение не справлялось со смесью апельсинового сока и витаминов. Тогда она стала незаметно прятать пилюли в карман, чтобы выбросить их в кусты, как только скроется из виду.

В марте 1976 года, спустя два месяца после отъезда Маргарет, дорожный патрульный заметил темноволосого мужчину, идущего на восток точно по разделительной полосе шоссе номер двадцать четыре. Мужчина разговаривал сам с собой и не обращал никакого внимания на объезжавшие его машины. Когда полицейский попросил Дональда сойти на обочину, тот отказался. На попытку арестовать его Дональд отреагировал пинками и толчками. Чтобы скрутить его, потребовались усилия нескольких полицейских и пожарных. В тюрьме Колорадо-Спрингс выяснилось, что Дональд уже несколько месяцев не принимает прописанные ему лекарства.

Полицейские переправили Дональда в Пуэбло. К тому моменту его там уже прекрасно знали. Врачи выяснили, что он вернулся домой на Хидден-Вэлли совсем недавно, в январе, а до этого некоторое время отсутствовал. Дональд опять ездил в Орегон искать Джин, но напрасно — ему сказали, что она вступила в Корпус мира. Некоторое время он оставался в Орегоне, работал на креветочном промысле. Когда Дональд вернулся, Дон и Мими согласились принять его, но при условии, что он будет регулярно посещать психиатрическую лечебницу Пайкс-Пик и принимать прописанные лекарства. («Там занимались также некоторыми другими детьми мужского пола этой семьи», — гласит отчет больницы в Пуэбло).

Дональд сначала согласился, а потом отказался, что стало, как пишут врачи из Пуэбло, бытовой проблемой. «Он и его родители пришли к выводу, что он не должен жить дома по причине возраста и плохого влияния на других детей». Далее в отчете указано: «Он отрицает наличие галлюцинаций, но часто вертит головой и смотрит по сторонам, как будто прислушиваясь к какому-то голосу. Дональд поглощен религиозными вопросами и говорит, что перед его мысленным взором постоянно проходят символы веры. Один из них он описал в виде младенца, на которого нисходит божественное сияние. Несколько раз пациент становился очень напряженным и выражал враждебность, например хотел избить врача…»

По прошествии нескольких дней Дональд все еще выглядел беспокойным и агрессивным, или, по словам сотрудников, «буйным, деструктивным, воинственным, суицидальным, гиперактивным, болтливым и претенциозным». Отмечено, что он «открыто мастурбировал» и «оголялся», заходил в женские палаты и, один раз, в женский душ. Врачи в Пуэбло успокоили Дональда флуфеназином,
но он продолжал добросовестно докладывать о символах и знаках, мелькающих в его сознании. Тем не менее состояние Дональда сочли достаточно стабильным и в апреле выписали домой.

***

По выходным сын Джима Джимми и Мэри становились маленьким однодневным детским лагерем из двух человек. Джим говорил Дону и Мими, что повезет их в церковь, а на самом деле они отправлялись развлекаться на каток или в парк. Теперь родители еще больше, чем когда-либо, полагались на то, что Мэри проведет субботу и воскресенье у Джима и Кэти. «Происходила какая-нибудь неприятность, и мама звонила Джиму и Кэти, чтобы они забрали меня
к себе», — вспоминает Мэри.

Кэти стала для Мэри как будто приемной матерью. В таком случае Джим должен был стать приемным отцом

Когда сестра гостила у них, Джим пробирался к ней по ночам. Это началось, когда Мэри было около десяти, сразу после отъезда Маргарет. Он проникал в нее пальцами и принуждал к оральному сексу, и она терпела его отчасти из самоотречения, а отчасти из смущения. Мэри оставалась пассивной исходя из тех же соображений, что и ее сестра: потому что ей нравилась Кэти; потому что хуже, чем дома, не бывает; потому что нечто внутри нее привыкло не оказывать сопротивления, считать происходящее выражением любви.

Все изменилось с переходом девочки в подростковый возраст. Джим бил Кэти всегда, но теперь Мэри смотрела на это иначе, чем раньше. Такое поведение она считала отвратительным, страшным и несправедливым и не имеющим никаких оправданий. Однако отказаться от общения с Кэти не могла и поэтому все равно возвращалась. По этой же причине она терпела и Джима. Мэри смутно осознавала, что пора положить этому конец. Она знала, что ее тело меняется точно так же, как это происходило с сестрой. Мэри чувствовала, что Джим становится все более и более настойчивым, постепенно продвигается к чему-то. Она думала, что произойдет, если
Джим постарается пойти с ней до конца — что будет, если
она забеременеет от него.

Мэри очень старалась не думать об этом, но мысли засели достаточно глубоко. Она могла игнорировать их, но не вечно.

Семья Гэлвинов
Что спросить у «МЕЛА»?
Комментарии(20)
Екатерина Платонова
Как вы такое публикуете? У статьи ведь не хватает финального куска. Очень путано написано, дважды перечитала, но так и не поняла кто такой Джим.
Татьяна Шестопалова
Екатерина Платонова
Абсолютно согласна. Ерунда какая то
Ксения Минникова
Сплошной комок не связанных между собой отрывков из книги. Если вы хотели сделать анонс, пробуждающий интерес и побуждающий к покупке книги вашего издательства, у вас получилось нечто противоположное. Стыдно, что Мел такое публикует, портал вроде об образовании, а не свалка мусора
Елена
Вообще ничего не поняла, ерунда какая то.
Показать все комментарии