В сказке Юрия Олеши «Три толстяка» есть странный, немного пугающий персонаж — безымянная кукла наследника Тутти. А еще есть ее живой «клон» — циркачка Суок. У обеих этих героинь были реальные прототипы — сестры Суок. Рассказываем грустную историю о любви и дружбе.
«Среди списков расстрелянных»
Одесса 20-х годов прошлого века была городом-карнавалом. Она радушно принимала всех — и на побережье Черного моря ехали философы, писатели, артисты. Там, на Одесской киностудии, создавали первых звезд вроде Веры Холодной. На улицах продавали сатирические журналы с забавными названиями, а по вечерам можно было сходить послушать Александра Вертинского.
В Одессе же жили два друга — один коренной одессит, другой — потомок поляков, который провел в городе всю сознательную жизнь. Речь о Валентине Катаеве и Юрии Олеше. Они подружились в 1910-х, когда обоим еще не было 15 лет. Одновременно они начали писать фельетоны и рассказы, вместе в 1917 году вошли в молодежное литературное объединение «Зеленая лампа», к которому присоединился поэт Эдуард Багрицкий, а позже — Илья Ильф и брат Катаева, Евгений Петров.
Очень часто писатели собирались в доме у семейства Суок — хозяином там был преподаватель музыки, эмигрант из Австрии Густав Суок. В салоне мелькали его дочери — Лидия, Ольга и Серафима. Все они были очень разными. Старшая Лида была строгой и серьезной девушкой, Ольга — «была мягка как воск и постоянно витала в эмпиреях», цитировал одного критика Шкловский.
А младшая, Сима, была просто очаровательной — смешливой, беззаботной и легкой
Нельзя сказать, что она была эталонной красавицей, но она умела обратить на себя внимание, и это было ее главным качеством: в нее была влюблена добрая половина писателей и поэтов города.
«Она считалась красавицей-вамп. И действительно, в лице её было что-то хищное. Продолговатый овал лица, породистый нос с горбинкой и тонкими крыльями, выпуклые веки, высокий подъём ноги — все линии были гармонично связаны», — писала много лет спустя о Симе мемуаристка Эмма Герштейн.
Именно 16-летняя Сима очаровала 20-летнего Юрия Олешу. Оказавшиеся посреди Гражданской войны влюбленные не обращали внимание на рушащийся мир вокруг. Позже в автобиографии «Алмазный мой венок» Валентин Катаев вспоминал: «Не связанные друг с другом никакими обязательствами, нищие, нередко голодные, веселые, нежные, они могли целоваться среди бела дня прямо на улице, среди революционных плакатов и списков расстрелянных. Они были неразлучны, как дети, крепко держащиеся за руки. Мы не без зависти наблюдали за ними, окруженными облаком счастья».
Симочка в бегах
Писатель искренне верил в то, что его любовь с Симочкой будет вечной. Хотя девушка явно не давала на это намеков, отказываясь вступать в брак и не желая связывать себя обязательствами. Олеша переживал и вечно спрашивал: «Ты ведь мой дружочек, мой?!» Сима смеялась, целовала своего любимого писателя — а в 1920 году вышла за другого мужчину.
Это произошло в Харькове, куда перебрались Катаев, Олеша с Симой, а с ними и недавно обручившиеся Эдуард Багрицкий и Лидия Суок, старшая из сестер. В отличие от родной Одессы, новый город оказался неприветливым. Работы не было, купить еды было не на что. Поэты пытались организовывать литературные вечера. На одном из таких мероприятий с компанией познакомился бухгалтер, попросивший называть себя Маком. Он признался, что обожает творчество молодых авторов, и позвал всех на ужин.
Знакомство оказалось полезным: Мак мог снабжать всех талонами на еду, которых у него было в достатке. Правда, вскоре он ожидаемо увлекся Симочкой — а она была вовсе не против. Мак предложил выйти за него замуж — Симочка вышла. Как писал позже Валентин Катаев, «ей надоело влачить полуголодное существование, одной любви для полного счастья недостаточно». При этом Суок обещала передавать покинутой любви — Олеше — продукты.
Олеша же, узнав об измене любимой и ее внезапном замужестве, запил. Поэтому забирать Симу от Мака пришлось не ему, а Катаеву. Он решил одеться так, чтобы спорить с ним было бесполезно: пошел в офицерском тренче и деревенных сандалиях на босу ногу, с трубкой в зубах и с красной феской на голове. Словом, писатель постарался выглядеть устрашающе. И получилось! Мак вовсе не возражал, а Сима смеялась, что пожениться и развестись в стране Советов можно за час.
Возвращаясь к Олеше из замужества, Сима прихватила целый чемодан вещей и еды — уходила она только в платье
Олеша радостно принял Симу обратно — снова называл «дружочком» и радовался каждой минуте рядом. Но очень скоро Суок, которой явно не нравилось ощущать себя бедной и несостоятельной, вновь ушла от писателя, который до сих пор не опубликовал ни одной значительной книги и не заслужил славы.
В Симу тогда влюбился один из самых авторитетных в начале 20-х годов поэтов, акмеист Владимир Нарбут. Герой воины, без одной руки, хромой, он производил значительное впечатление, а кто-то даже приписывал ему нечто демоническое. И, кроме прочего, у Нарбута были деньги и авторитет — в начале 20-х он был работником Наркомата просвещения, потом — Отдела печати при ЦК партии большевиков.
Сима ушла к нему и потом, по обыкновению, вернулась по первому зову — Олеша запил, а Катаев снова решал любовные проблемы друга. Но, в отличие от первого ее мужа, Нарбут не хотел оставлять возлюбленную и примчался к Олеше с маузером: «Если Серафима не появится сию же минуту, то я застрелюсь не сходя с места!»
«Посвящается Валентине Грюнзайд»
В 1922 году Олеша вместе с Катаевым перебрался из Харькова в Москву. Писатели устроились в редакцию газеты для железнодорожников «Гудок», и, хотя Олеша выглядел нервным и уставшим, он пытался забыть Симу в работе.
«По странному стечению обстоятельств в „Гудке“ собралась компания молодых литераторов, которые впоследствии стали, смею сказать, знаменитыми писателями, авторами таких произведений, как „Белая гвардия“, „Дни Турбиных“, „Три толстяка“, „Зависть“, „Двенадцать стульев“, „Роковые яйца“, „Дьяволиада“, „Мастер и Маргарита“ и много, много других, — вспоминал Валентин Катаев. — Эти книги писались по вечерам и по ночам, в то время как днем авторы их сидели за столами в редакционной комнате и быстро строчили на полосках газетного срыва статьи, заметки, маленькие фельетоны, стихи, политические памфлеты, обрабатывали читательские письма и, наконец, составляли счета за проделанную работу».
По признанию Катаева, именно Олеша, или «ключик» — так его называет друг в автобиографии, — зарабатывал больше всех. В «Гудке» он работал под псевдонимом Зубило и был одним из лучших фельетонистов редакции: на открытых выступлениях он демонстрировал потенциальным читателям, как ловко умеет складывать стихотворения экспромтом, из брошенных фраз и слов.
Писать в коротком жанре было легко, но настоящей литературой писатель свой труд не считал. Как и писал Катаев, большую вещь Зубило сочинял ночью.
В 1922–1924 годах Олеша работал над первым большим текстом — повестью «Зависть», которую литературоведы называют романом. Писатель корпел над текстом и создавал многочисленные наброски, подбирая каждую фразу. В итоге он создал около трехсот страниц, каждая из которых была помечена цифрой «1» — варианты начала произведения.
Парадоксально просто шла работа над еще одним текстом — как раз тем, который впоследствии и прославил Олешу, — сказкой «Три толстяка». Возможно, дело было в том, что он писал ее для конкретного человека.
В гостях у Катаева он познакомился с его соседкой, 13-летней Валей Грюнзайд, которая зачитывалась сказками Андерсена. Олеша был очарован девочкой и говорил, что, когда она вырастет, обязательно на ней женится. А еще обещал, что создаст для нее сказку, которая не будет уступать андерсеновским.
Неизвестно, насколько серьезными были все намерения Олеши, но одно он исполнил точно: за 8 месяцев написал главную свою сказочную историю про мир, довольно похожий на реальность, но все-таки наделенный магией. Писатель создавал его запойно: он жил в здании типографии и создавал рукопись на обрывках из рулонов газетной бумаги.
В тексте нашлось место двум ипостасям Суок — бездушной кукле и живой обаятельной девочке. Книга действительно была посвящена Вале Грюнзайд, но предложения о женитьбе от Олеши она никогда не получала и в 17 лет вышла за брата Валентина Катаева, Евгения Петрова.
В одном из ранних изданий «Трех толстяков» посвящение было изменено — в нем появилась фамилия Суок. Правда, рядом стояло имя не Серафимы, а ее сестры Ольги.
Вторая сестра
В середине 1920-х Олеша вновь встретился с Ольгой — средней из сестер. Она в одиночестве растила сына, формально была замужем, жила в родном городе. Словом, вела самую спокойную жизнь. Олеша нарушил ее тихий ход, возобновив общение с Ольгой. Он делился с ней своими переживаниями и чувствами, а в итоге предложил переехать к нему, в Москву, пожениться и вместе воспитывать ребенка.
Ольга согласилась и стала самой чуткой поклонницей таланта Олеши. Литературный путь ее мужа едва ли можно было назвать простым: сказка не понравилась критикам, разрешили публиковать ее только в 1928 году, через четыре года после окончания. Закончив «Трех толстяков» и «Зависть», Олеша больше не написал ничего крупного и перебивался только небольшими рассказами для журналов.
Он писал Ольге: «Просто та эстетика, которая является существом моего искусства, сейчас не нужна, даже враждебна — не против страны, а против банды установивших другую, подлую, антихудожественную эстетику». Впрочем, Олеша пытался вернуться в большую литературу — даже произнес своеобразную речь покаяния на I Съезде писателей в 1934 году. Но там же был провозглашен курс на соцреализм, а его Олеша ненавидел.
В 1930-х писатель стал постоянно выпивать, спуская деньги в ресторане гостиницы «Националь». Ольга ничего ему не говорила, только помогала всем чем могла.
«Замкнулась жизнь»
В дневнике Олеши есть фраза: «И от сестры и до сестры замкнулась жизнь волшебным кругом». Удивительно, но уже в конце жизни он довольно часто общался с Симочкой, но скорее против своего желания.
В 1936 году ее мужа Владимира Нарбута арестовали. Просить за него отправилась не Сима, а ее старшая сестра Лидия. Но ее в итоге тоже отправили в лагеря. Нарбут там и умер, а Лидия вернулась через 19 лет, не застав похорон единственного сына и оставшись без всего, что раньше имела. Сима же вышла замуж в третий раз, в начале войны — за писателя и коллекционера живописи Николая Харджиева. Многие предполагали, что брак был формальностью, которая просто позволяла Симе выехать вместе с мужем в эвакуацию в Узбекистан. В любом случае продлился он недолго — уже к концу войны они были разведены.
Четвертым мужем Симы были литературовед, филолог, критик и автор знаменитого термина «остранение» Виктор Шкловский. Симочка стала для него незаменимым товарищем, секретарем и любимой женщиной.
Шкловские не могли не общаться с Ольгой Суок и ее мужем Юрием Олешей, нередко устраивали ужины, часто неловкие. Писатель периодически сам ходил к бывшей своей любви — за деньгами. Дело в том, что Сима была единственным человеком в окружении Олеши, который мог давать в долг довольно крупные суммы, при этом не ожидая скорейшего возвращения займа. Почти все эти одолженные деньги он спускал на выпивку, но писал о себе так: «Я никогда не был алкоголиком. Я пил не от любви к питью, к закусыванию, к кряканью, — а пил потому, что не знал, что делать в промежутках».
Когда же Олеша зарабатывал сам, он молча позволял Ольге бросать деньги в форточки подвальных и полуподвальных квартир — тем, у кого их не бывает никогда.
Валентин Катаев считал, что от своей главной любовной утраты друг так никогда не оправился: «Никогда не зарастающая сердечная рана дает Олеше стимул к творчеству». Автор «Трех толстяков» умер раньше всех из их компании погодок — в 1960 году. И Катаеву, и Ольге, и Серафиме, и Шкловскому было суждено пережить его на 20 лет и больше.
Катаев, кажется, никогда не простил Симочке того, как она поступила с его дорогим товарищем. Когда в 1979 году Катаев опубликовал сборник воспоминаний «Алмазный мой венец», который мы уже не раз цитировали в тексте, Серафима разрыдалась, а Шкловский, которому было уже 86 лет, собрался «бить морду». Конечно, никто никуда не отправился, но честь Симочки была явно поругана — в воспоминаниях «дружочек» была крайне корыстолюбивой, расчетливой и неприятной, пусть и очаровательной особой. Шкловский ограничился эпиграммой:
Из десяти венцов терновых
Он сплёл алмазный свой венец.
И очутился гений новый –
Завистник старый и подлец.
Серафима Суок умерла в 1983 году. Она долгое время записывала за Шкловским его статьи и тексты, пока не ослепла сама. Но это было уже в 70-х, перед самой ее смертью — Шкловский пережил ее на год. Похоронили Симочку вместе с сестрами Ольгой и Лидией на Новодевичьем кладбище.
Фото на обложке: Александр Лесс / ТАСС; РИА Новости
Муже так убиваться из — за Серафимы. Что из — за неё надо наложить на себя руки, если б она не вернулась. Так убиваться из — за этого. Тоже неправильно. Сима тоже некрасиво поступила 😳😳😳😭😭😭😱😱😱😨😨😨😓😓😓