«Однажды мама не пустила меня гулять с друзьями…» Геймер — о том, как он не выходит из дома уже 5 лет

Сначала редактор «Мела» Надежда Тега хотела поговорить с Александром (имя изменено) о том, как зависимость от видеоигр заставила его пять лет не выходить из дома. Но настоящие причины его изоляции оказались гораздо страшнее игр, которые, возможно, просто помогли пережить одиночество.

«Приятно сбежать в „Майнкрафтик“ из серой, стрессовой, дико одинокой реальности»

Когда я учился в седьмом классе, начался ковидный карантин. Как и многие, я полностью закрылся дома. Каждый день был похож на день сурка: в 8:30 подключаюсь к онлайн-урокам и одновременно пишу своим друзьям — мы созваниваемся в «Дискорде», заходим в игру и начинаем катку. В принципе, нет ничего особо сложного в том, чтобы быть в изоляции: мои друзья рядом со мной, в чатах, мы все в одной лодке. Но спустя год локдауна они вышли из дома и позвали меня на встречу — как и всегда, смотреть фильм в торговый центр.

Я примерно понимал, как моя мама относится к карантину: она вообще никуда меня не отпускала. За весь год я был на улице буквально пару раз. И то когда ездил к врачам, и то в респираторе, через который невозможно дышать. Я часто слышал, как мама разговаривала с папой или подружкой: «Боже мой! Какой ужас! Столько смертей!» Но я всё же попытался: «Отпусти меня, пожалуйста, к друзьям. Мне очень надо, я скучаю по ним». И тут же услышал резкое: «Нет». Тогда я написал друзьям: «Ребят, ну правда, торговый центр — не очень вариант, опасно». Ради меня компания из пяти человек поменяла планы — мы решили погулять в парке. Было приятно, что они так старались помочь мне.

— Мам, там людей вообще нет, мы будем ото всех шарахаться, стороной обходить.

— Нет, нельзя. Вдруг кто-то из ваших заразный, перенесет тебе всё это.

— Мама, я буду в маске. Сяду в стороне, в нескольких метрах ото всех, мы с разных лавочек перекликиваться будем.

— Не пущу, и точка.

В общем, переговоры продолжались неделю, но изменить мнение мамы так и не удалось. Наверное, я не был настолько сильным, чтобы как-то кардинально действовать — выставить жесткие ультиматумы, сбежать из дома.

Сейчас я понимаю, что не спас тогда свою жизнь. Когда все вышли, а я остался, я остался дома — похоже, навсегда

В школе у меня было достаточно много друзей. Какое-то время после окончания локдауна мы переписывались, но очень быстро начали терять связь. Одно дело, когда все сидят дома и общаются онлайн, и совсем другое — когда я отправляю в чат сообщения, которые остаются без ответа, потому что все гуляют. Я очень тосковал по друзьям — они были хорошими. Они еще долго продолжали звать меня на встречи, но мама была непреклонна. Постепенно я и сам всё меньше тянулся на улицу.

Человек ко всему привыкает. Я стал больше общаться с теми, вместе с кем играл, и полностью погрузился в виртуальный мир. Было очень приятно сбежать в «Майнкрафтик» из серой, стрессовой, дико одинокой ковидной реальности с такими же людьми, как я.

«Родителей волновало только то, как я учусь»

С седьмого класса я стал абсолютно адаптированным под сидение дома человеком. Изоляция уже не казалась мне невыносимой. После окончания локдауна в школе предоставили возможность перейти на домашнее обучение для профилактики коронавируса. Моя мама этим воспользовалась, да и я тоже уже был не против — еще на карантине понял, что дистанционно учиться гораздо проще. Я постоянно играл прям на уроках и, не переводя дыхания, сразу после их окончания — часов по восемь-десять. У меня получалось хитрить, быстро переключаться, вертеться, лишь бы подольше поиграть.

Единственной проблемой была мама. Иногда она заходила в комнату и кричала: «Делай уроки! Сейчас заберу компьютер с твоими играми». Я отвечал: «Мне он вообще-то для учебы нужен. Сейчас всё сделаю», а сам возвращался в каточку. Часам к восьми уже начинался бурный спор: «Покажи домашку по алгебре! Ты ее сделал?» Разумеется, ни фига я не сделал, и мама выходила из себя: «Ты вообще дурак? Чем ты занимаешься? Останешься неучем без друзей и работы!»

Действительно, именно домашка по алгебре гарантирует человеку друзей и работу, правда ведь?

Родителей волновало только то, как я учусь. А учился я на одни пятерки. Мама потихоньку вообще перестала ругать меня за игры — я же круглый отличник, остальное неважно. А мне тем временем приходилось всё меньше времени тратить на учебу: учителям было неудобно подключать меня к урокам, поэтому я мог полностью забить вообще на всё. Я даже немного волновался: остальные учатся целыми днями, а я максимум пару часов, вдруг отстану.

Все-таки во мне было чувство ответственности. Я не сдавал только ту домашку, которую не проверяли. Честно говоря, у меня всегда был синдром отличника. Я везде хотел быть лучшим. Скорее всего, меня и в игры затянуло по той же причине — там есть иерархия, соревнования. Можно добиться любых высот.

Я не выходил на улицу весь восьмой и половину девятого класса, а потом вдруг почувствовал, как мне стало трудно дышать, разболелись живот, спина. Оказалось, у меня развился сколиоз третьей степени — уже начали страдать органы, и мне пришлось пройти через трудную операцию.

Мне перелили кровь, вставили пару титановых пластин и 18 винтов. Мышцы атрофировались, я фактически заново учился ходить

Примерно полгода я почти не двигался: немного занимался реабилитацией, но в основном лежал и играл в телефон. Мне было дико больно даже сидеть. Я стал инвалидом на всю жизнь, и мне было страшно. Я снова застрял дома.

К 11-му классу я более-менее восстановился и, в принципе, мог пойти в школу. Но я уже ничего не хотел, а маме было всё равно. Учусь хорошо, значит, можно меня не трогать. Ее волновало только то, что многие учителя специально занижали мне оценки: «Значит, ты, лентяй, отлеживаешься, а я должна тебе пятерки ставить. Так нечестно, ты недостоин». Мама, разумеется, с ними скандалила. Мне было стыдно, но она была права. Я сам подготовился к ЕГЭ: нашел материалы, выстроил систему и шел по ней. В итоге сдал ЕГЭ почти на 400 баллов и стал лучшим учеником школы. Не хочется признавать, что я гениален от природы. Но, учитывая тот факт, что я почти всё время тратил на игры, похоже, так и есть.

«Мозг сам боролся с тем, чтобы я выходил в общество»

Если честно, мне сложно рассказывать о последствиях изоляции — своей депрессии. Я ее не замечаю. Мне настолько привычно в своем состоянии, что я не понимаю, чем отличаюсь от остальных людей.

Когда я проходил осмотр всех врачей, абсолютно каждый из них в первые же минуты задавал мне одни и те же вопросы: «С вами всё хорошо? У вас нет аутизма? Может, у вас ПТСР? Тогда почему вы всё время смотрите в одну точку? Почему вы такой… медленный?» Не помню, когда я совершенно перестал видеть разницу между общением в интернете и реальной жизни. Я настолько привык разговаривать в чате, что у меня почти полностью исчезли жестикуляция, мимика.

Когда я пришел на выпускной, я просто сидел в углу совершенно один. Я не мог подойти и заговорить с кем-то. Устроился на диванчике, ел и игнорировал происходящее. Там были мои старые друзья. Они пытались как-то подтянуть ко мне свою компанию, сделать первый шаг, обсудить, что со мной произошло. Но я так отвык общаться, что не согласился сесть с ними.

По словам врачей, то, как я живу, ненормально: мне ничего не интересно, я ничего не хочу и постоянно ухожу в себя

Но первое время в универе всё было более-менее нормально. Я поступил в МГУ, ходил на все лекции, выполнял домашки. Правда, я ни с кем не коммуницировал: боялся показаться странным. Меня постоянно била тревога: вокруг полно людей, надо что-то писать в тетрадь от руки, слушать живой голос. А вдруг я что-нибудь не запомню? Я не привык ко всему этому. Сидел на последней парте и не отсвечивал.

Спустя два месяца я сдал самую первую контрольную по матану. Очень старательно к ней подошел — готовился всю ночь. А потом как-то захожу в военкомат за справкой, и у меня начинается приступ боли — резкий, сильнейший. Дыхание, сердцебиение учащаются. В грудь, спину, плечи будто втыкают тысячи игл. Совершенно парализующая боль, ее невозможно терпеть. Всё, что я могу, — просто закрыть глаза и ждать, когда это пройдет.

Но боли не прошли, а стали регулярными. Их вызывал любой небольшой эмоциональный триггер. Особенно часто это случалось на лекциях. Грубо говоря, мозг сам боролся с тем, чтобы я выходил в общество. Я совсем не мог видеться с людьми. Конечно, так учиться было невозможно, и я ушел в академ — снова засел дома.

«Всё будто ненастоящее и даже тревожащее»

— Мам, ты понимаешь, что всё это, скорее всего, произошло потому, что ты тогда запретила мне выйти погулять с друзьями?

— Не было такого. Ну… Извини меня, пожалуйста.

Психиатр сказал, что мои боли нейропатические. Скорее всего, приступы появились из-за того, что я столько лет пробыл в изоляции. Если бы я не просидел два года дома из-за коронавируса, возможно, не было бы сколиоза. Не было бы сколиоза, я бы не просидел дома еще два года.

Мама чистит себе карму: одновременно оправдывается, всё отрицает и извиняется. Мне ее жаль

Все деньги семьи, помимо тех, что нужны на еду и жилье, уходят на лечение. Я прошел все возможные КТ, МРТ, УЗИ. В итоге самая правдоподобная версия — что боли вызваны тревогой и депрессией.

Осенью этого года я просто сидел за компом и вдруг начал сходить с ума. Это невозможно описать. Всё кажется не таким — очень странным. В том числе и я сам. Я просто понимаю, что так не должно быть. Абсолютно непонятно, что происходит. Всё будто выделяется, нельзя не обратить внимание на любую мелочь. Почему предметы такие? Почему я такой? Всё какое-то ненастоящее, тревожащее. В эти моменты неожиданно звучат голоса — абсолютно неразборчивый шепот нескольких людей сразу. Поначалу они вызывали тревогу, а сейчас — скорее интерес, потому что кажутся странными.

Приступы дереализации и деперсонализации, слава богу, случаются раз в день и длятся всего полчаса. Борюсь я с ними так же, как и с приступами боли, — ложусь спать. Я пью антидепрессанты, нейролептики в приличных дозах. Голоса притихли, но уничтожающие боли никуда не ушли. Я пытаюсь справиться с депрессией, чтобы избавиться от них. Но ничего не помогает, и депрессия становится только глубже.

Зато у меня пропала тревожность, и в последние дни я начал выходить из дома. Оказалось, с девушками не так трудно знакомиться

Для меня это новый опыт, но он мне, грубо говоря, больше не особо нужен. Из-за таблеток я стал пофигистом. Раньше думал так: «Хочу-хочу себе девушку. Хочу любить и быть любимым, но ужасно боюсь». А сейчас так: «Мне ничего не хочется. Ладно, уделю девушкам пару часиков в недельку».

Я пробовал заняться спортом, пообщаться с людьми — мне ничего не помогает. Компьютерные игры — мое спасение сейчас. Только там я могу общаться с друзьями, знакомиться с кем-то, соревноваться и организовать какую-то пародию на реальную жизнь. Я продолжаю играть по восемь-десять часов в день. Пару часов занимаюсь делами — пишу разные программы. Несколько дней назад написал программу, которая продвигает контент в тиктоке, и она начала приносить 30 тысяч рублей в день. Я пока сам в шоке. Родителям еще не говорил — лень объяснять, что это такое.

Я не злюсь на маму, отношусь к ней с пониманием. Можно было уже догадаться, что она не самый обычный человек. Скорее всего, у меня с детства было РАС, которое передалось генетически.

Мама всегда очень хотела сделать меня лучше, хоть у нее пока так и не получилось. В любом случае я благодарен ей за эту заботу. Когда она держала меня дома, она правда волновалась, что коронавирус может меня убить. Если моя жизнь действительно складывается не лучшим образом из-за той изоляции, я жалею, что не дал ей отпор. Но я не уверен во всех причинах сегодняшних бед. Возможно, я родился таким.

После Нового года я, скорее всего, лягу в психиатрическую клинику, чтобы подобрать новое лечение. Теперь у меня подозревают шизофрению. Сейчас я в таком состоянии, что мне невероятно трудно думать о будущем. Вся надежда только на других людей. У меня самого нет никаких сил взять себя в кулак и начать жить нормально. Всё, что я по-настоящему и искренне хочу, — избавиться от болей в теле. Я хочу просто быть здоровым.

Обложка: Kosmogenez / Shutterstock / Fotodom; Mojang Studios