«Очень хотела попасть в морг»: студентка медколледжа и многодетная мама — про первый год учебы

Нашему блогеру Кате Тамариной 38 лет. У нее есть муж, трое детей и диплом филфака. А еще Катя второкурсница медицинского колледжа. Она учится на акушерку и рассказывает в своем блоге о практике, пациентах (живых и не совсем) и своих впечатлениях от учебы.

Первая практика

Первая практика — ознакомительная. Мы готовились драить унитазы и мешать дезрастворы, а в итоге получили ценный опыт работы с пациентами. Неделя прошла под лозунгом «не упусти шанс». Я соглашалась на все: увлеченно возила пациентов на операцию и забирала после; успокаивала тех, кому страшно, хотя у самой потели ладони; сочувствовала, укрывала одеялом после наркоза. И главное — безудержно любила людей.

Была в операционной, везла на операцию женщину и забирала другую — после. Первую трясло после наркоза, вторая испугалась, что ей тоже будет плохо, но я успокоила: «Так не у всех, не волнуйтесь». Перед уходом зашла к первой — проверить, согрелась ли. Женщина выглядела намного лучше, улыбалась мне. Заглянула в палату ко второй, ее недавно привезли. Бодренькая, тоже улыбается. Спрашиваю: «Не трясло? Все хорошо у вас?». Говорит: «Да, я в порядке, спасибо!»

Я задавала тысячи глупых вопросов, вызывая смех и улыбки медсестер, видела 16-недельного малыша, кучу разных швов и диагнозов, была на кольпоскопии, восхищалась работой акушеров-гинекологов, которые младше меня лет на 10.

Я придумала себе важную «работу» носильщика историй болезни, чтобы лишний раз побывать в операционной. Я видела настоящие операции! Вернулась тогда в отделение, а медсестры в процедурке смеются: «Понравилось? Ну сходи еще разок, забери анализы на гистологию». Бегу вприпрыжку и чувствую, что не хватает кислорода: на лестнице меня «ведет», кружится голова. Прислоняюсь к стене, сдираю маску. Отлипаю от стены и захожу в «свое» отделение. Стою с улыбкой до ушей, прошу у медсестер нашатырь. Они спрашивают, чего я такая счастливая, если мне плохо. А я отвечаю: «Была в оперблоке!»

Накидываю плащ, в буфете покупаю какие-то батончики, шоколадку, кофе — заталкиваю в себя силой. Все чаще забываю есть. Пью кофе, дышу нашатырем. Меня не покидает ощущение нереальности происходящего, будто я тут и была всегда — работала в больнице.

Счастливые дети и недовольный муж

На практике я по 6 часов в день общалась с людьми и ухаживала за ними. Это выматывает. Домой приезжала уставшая, но все равно бежала за детьми, забирала сыновей из садика, и мы шли пешком до дома: собирали листья, находили дождевых червей в лужах, рисовали палками на земле разные узоры и много болтали. Я отдавала ресурс больным, а потом — трем своим детям. Мы с дочкой делали вместе уроки, а сыновьям я на ночь читала книжки.

Откуда же у меня появилось столько энергии? Вот несколько вариантов:

• Я люблю дело, которым занимаюсь, оно придает мне силы.
• Я радуюсь, когда понимаю, что помогаю людям.
• Я провожу время без детей и 6 часов в день не исполняю материнские обязанности, избавляюсь от рутины.

Другими словами, отдавая, я одновременно наполнялась. Это сложная организация собственной жизни, которая помогает быть психологически стабильной, запуская круговорот ресурса в функцию вечного двигателя.

Конечно, без поддержки со стороны родных было бы в сотню раз сложнее. Муж был не в восторге, когда я рассказала про идею с поступлением. Однажды, когда я попросила его посидеть с одним из наших детей, крикнул: «А как ты планировала, когда поступала?» А я никак не планировала. Просто закрыла глаза и сделала шаг в пропасть.

Но несмотря на наши разногласия и глубокий кризис в отношениях, муж ни разу меня не «кинул». Он брал комп из офиса домой, когда нужно было остаться с детьми; хмурился, но соглашался, шел на уступки и находил варианты, чтобы я могла исправно посещать занятия. Я знаю, что он верит в меня на 100%. Мне кажется, даже гордится, упоминая, что у него «под боком почти врач».

Несмотря на отчаянную ревность к моей учебе и разногласия, муж меня поддерживает. И я благодарна ему за это.

Скучные лекции

Воодушевление после практики в больнице сменилось вязкой апатией — начались лекции. К практике нас готовила прекрасный преподаватель, которая разжевывала все темы и отлично знала свой предмет. Мы ожидали похожего подхода от других.

Но все пошло не по плану: бабулечка, которая преподает психологию, засмеялась в ответ на мои слова о том, что детей нельзя шлепать. «Даже обезьяны шлепают», — сказала она. Бодрый 30 летний паренек-философ наотмашь бил фразами про загнивающий Запад и его вину во всех бедах мира, яростно продвигая свою позицию как нерушимую догму. Глубоко верующая преподаватель истории религии внесла некоторую смуту в мое агностическое восприятие мира, бережно расставляя иконы на партах аудитории и вещая про царствие Божие, окрестив нас ангелами в белых халатах. Я не стала беседовать с ней про аборты.

Многие предметы я изучала фактически сама: например, анатомию и патологию

Я нашла классный подкаст лекций какого-то профессора и засыпала под него в надежде, что и во сне знания усваиваются; заказала книги, смотрела много видео в интернете.

Единственное, что мне понравилось — фармакология. Материал давали четко и по делу. Преподаватель в возрасте, но классная. Глупые вопросы ей задавать не стоит, конечно, но в мир лекарственных препаратов я погрузилась с удовольствием.

Вторая практика. Травматология

В отделение поступил мужчина после аварии. У него оскольчатый перелом берцовых костей в нескольких местах. Наша задача — отвести пациента на УЗИ. Но в кабинет очередь. Мужик возится, пытается сесть, шевелит пальцами ног. Прошу его не шевелиться. Он ложится и начинает кричать: «Мне кость сейчас проткнет кожу! Она наверх двигается!» Кость и правда пошла вверх в месте перелома. Мне захотелось куда-то сбежать, но вместо этого я представила, что я в сериале «Хороший доктор» и начала рисовать в голове визуализации. Решила натянуть ногу за бинт и привязать к ручке, которая поднимает койку. Кость выровнялась. Мужик успокоился.

На УЗИ специалист спрашивает: «А как мне под коленом вену посмотреть через бинт?» Я стала разрезать бинт, успокаивая параллельно пациента. УЗИ прошло успешно, пациента отвезли в палату. Пытаясь унять волнение, подошла к медсестре перевязочной: «Скажите, а можно разрезать бинт на вытяжке для УЗИ?» «Нужно! — заверила меня медсестра». Я выдохнула.

Удивляясь собственной самоуверенности, прокручивала в голове прошедший день. А потом вспомнила первую практику. На самом деле, никому нет дела до твоих проблем — никто не прибежит вытягивать выпирающие кости и резать бинты за тебя. Ты взяла пациента — значит, ты за него отвечаешь. Остальное — нюансы.

Отчаянное желание помочь заставляет меня шевелить мозгами и гонит прочь страхи. Я бинтую людям ноги перед операцией, помогаю раздеться на обследовании, захожу спросить о самочувствии у больных, шучу, подбадриваю, болтаю во время инъекций, чтобы отвлечь. А еще с удивлением раскрываю в себе новые грани любви к пациентам, несмотря на множество неприятных нюансов с их кожей, ногтями и запахом.

Видела мозг. И печень!

Студентов нашего медколледжа в морг не водят. А для акушерок это вообще ненужная практика. Но я хотела туда попасть. Сделать это непросто: ни один из преподавателей не организует походы на вскрытие. Как я узнала позже, они просто не хотят брать на себя ответственность за теряющих сознание студентов.

Но нам повезло: в пятницу мы случайно у лифта выцепили девчонок из хирургии, которые несли в морг истории болезни. Быстро сообразив, что это означает скорое вскрытие, мы с подругой аккуратно слиняли в патологоанатомическое.

Когда зашла в зал с телами, захотелось развернуться и с криком «Спасибо, я всё посмотрела, до свидания» свалить в закат

Я схватилась за дверной косяк. В себя пришла, когда патологоанатом стала по очереди доставать органы и спрашивать, что это. Аорту я не угадала, а вот бронхи, легкие, селезенку и почки узнала сразу. Запах формалина я не почувствовала. Сами органы пахнут не очень приятно; содержимое кишечника, понятное дело, тоже. Череп не вскрывали — не было необходимости.

Оставшуюся половину дня я, не переставая, прокручивала в голове увиденное. А в субботу, в свой выходной, поехала в морг еще раз. И на этот раз увидела мозги. Сутки после мне везде мерещился неприятный запах, а глядя на людей, я представляла их внутренние органы. Такая вот «побочка».

Ура, каникулы!

Это был непростой год: четырехчасовой сон, потерянные килограммы, эйфория на практике, мозоль на пальце от ручки, кучка пустых картриджей от принтера, шуршащие тетрадные и книжные листы, тонны новой информации, пять почетных грамот, три конференции. Параллельно — адаптация младшего сына в садике.

Я заботилась в больнице об одинокой бабушке с переломом шейки бедра: покупала ей подгузники и приносила свою одежду. Она поступила к нам абсолютно голой из психиатрической лечебницы: без вещей и посуды для еды. Я забегала к ней в палату поболтать. И каждый раз видела ее неподдельную радость. Перед выпиской я зашла к ней попрощаться. Она попросила у меня мой номер телефона. Но я сказала, что не смогу его дать.

«И мы с вами больше никогда не увидимся?» — спросила она, а потом добавила: «Спасибо, Катя. За все спасибо!».

Это грустно. Но я поняла одну важную вещь: да, я не могу заботиться о пациентах вне больницы, но это не значит, что я не могу делать то, что мне хочется, в моменте. Пусть несколько недель — это капля в море целой жизни, но иногда даже капля дарит людям надежду и радость. Я хочу и буду заботиться о пациентах настолько, насколько это возможно. Я там, где должна быть.

Фото: личный архив Кати Тамариной