«Я машу рукой и понимаю, что мой бунт так и останется индивидуальным»

Услышал от студентов, как одна моя коллега призналась им, что иногда не платит за проезд в транспорте. «Я ростом маленькая, — говорит, — сожмусь, меня и не заметят». Я не знал, как сразу отреагировать. Удивило не проявление маленького жлобства, а само откровение. Как-то не вязалось оно со стереотипным образом российского интеллигента, который сами же интеллигенты и слепили о себе.

О невероятных его качествах говорят с придыханием, а пишут с большой буквы. А я отныне при этих разговорах представляю почти гоголевского маленького человечка, вжавшего голову в плечи и кроящего 12 рубликов с труда водителя и кондуктора.

Как всё-таки неприятно разочаровываться в людях своего класса! Однажды принимал зачёты у студентов-заочников. После того, как закончил и остался один, в кабинет зашла женщина, одна из руководителей этого учебного заведения. Помню её как грозу студентов. Её раскатистый голос доносился по всему зданию. Студенты её боялись. Но дисциплину она держала. Я подумал, она хочет пообщаться со мной как с бывшим коллегой. Но робкий тон, с которого она начала, меня насторожил. Слишком уж разительно он отличался от того, что я о ней знал. Оказалось, её великовозрастный сынок был в командировке и на зачёт не пришел. Она просила меня войти в положение и поставить зачёт, а в благодарность смущённо протягивала конверт. Я не стал изображать оскорблённого в лучших чувствах. Отнёсся с пониманием. Зачёт поставил. Поступился принципами. И разошлись бы, но… конверт не взял. Она была несказанно удивлена. Как, мол, не взять, Александр Юрьевич, все берут, и вы берите. Знаете, интеллигентно так сказала. Наверно, так же она рассказывает студентам о любви к Родине.

Как-то коллега застала меня на перемене за чтением томика Ленина. Решила высказаться о роли его личности в истории. И огорошила: «Я его ненавижу!». Я удивился: «Вам-то чего он плохого сделал?», — спрашиваю. «Да если бы не революция, меня, может, здесь и не было бы!». Я изображаю на лице, что не вижу связи. Оказывается, её предки держали в Петербурге то ли торговые ряды, то ли что-то в этом роде. Не помню, как я отреагировал на это сообщение. Скорее, из такта отнёсся с пониманием: причина не любить Ленина действительно веская. Классово обусловленная! И теперь, размышляя о судьбах вузовской интеллигенции, я представляю себе толстую купчиху, выплывающую прямо из пьес А. Н. Островского. Корыстная сущность, знаете ли, сильнее интеллигентского звания.

После одного 8 марта другая коллега говорила мне: «Вот если бы вы, Александр Юрьевич, были членом профсоюза, вам бы дали материальную помощь — 500 рублей — на подарок жене». Наверно, я ответил бы иначе, если бы не упомянули мою любимую женщину. Покоробленный в лучших чувствах, я ответствовал: «Знаете, уважаемая, на подарок жене я зарабатываю. А собес мне пока не нужен. Возрастом не вышел. Вот если бы профсоюз помог мне зарабатывать побольше, я был бы в первых его рядах».

Читайте также:

Как прошёл мой первый педсовет. И почему мне было стыдно за своих коллег-учителей

Так я отказался от халявных пятисот рублей. Коллеги удивляются тому, что не вступаю в профсоюз, чтобы получать подарки к Новому году своим детям. Быть членом профсоюза ради мелкой выгоды, — а почему бы и нет? А я почему-то предпочитаю зарабатывать.

Читал студентам лекцию. Не помню, в связи с чем заговорили о проблеме нелегальной миграции. Слышу от одного ставшее уже тривиальным жлобское: «Понаехали тут!». Тоже, небось, интеллигентом себя мнит. Ему трудно понять людей, которые едут за лучшей долей, в поисках какого-никакого заработка. Ещё противнее слышать от таких: «чёрные», «хачики», «чурки». Меня прорвало: «А кто их нанимает? Кто их держит за рабов? Разве трудящийся, не паразитирующий, думающий о благосостоянии своей семьи, честно зарабатывающий свой кусок хлеба, заслуживает такого отношения к себе? Это ли повод оправдывать рабовладельцев, даже если они коренной национальности?». В аудитории повисла тишина. Каждый остался при своём мнении. Дискуссии не получилось.

Строили со студентами шкалу доходов. Вывожу на доске девятизначные суммы состояний российских олигархов. В аудитории целая гамма чувств:

— Надо же!

— Нет комментариев!

— Во наворовали!

— Вот как надо!

Один студент меня спрашивает: «Почему, если у человека много денег, то сразу наворовал. Ну, наворовал. Так сумел ведь!». Другой добавляет: «Главное, не попадаться». «Явно грабить неразумно, но — стриги овец», написал про таких Константин Бальмонт в начале ХХ века.

Строим со студентами шкалу престижа. Киллер оказывается выше токаря, учителя, социолога, милиционера. В другой раз один студент, будущий инженер, тоже интеллигенция, объяснял выбор бандита словами: «Лучше прожить короткую, но богатую жизнь, чем за копейки горбатиться на заводе».

Студенты искренне убеждены, что источники богатства не имеют никакого значения. А я им отвечаю: «Чем я отличаюсь от вас? Вы восхищаетесь ворованным, а я считаю, что вор должен сидеть в тюрьме». Но подозреваю, что в этом вопросе я для них не авторитет.

Тема месяца — рейтинг. Все подсчитывают потери и приобретения в зарплате. По кафедрам распространены дополнительные соглашения к трудовому договору. Одна строчка из него чего стоит! Как у меня, например: «Дополнить пункт 4.1.3: работнику устанавливается выплата стимулирующего характера за высокий профессионализм и качество выполняемой работы в соответствии с показателями рейтинговой оценки в размере 147 руб. 35 коп. в месяц на срок с 01.01.2013 до 31.12.2013». Полбатона колбасы дополнительно «за высокий профессионализм»!

Назревает небольшой бунт. Кто-то предлагает провести круглый стол с администрацией. Я призываю не подписывать соглашения. Заведующий сразу дистанцируется: «На баррикады не пойду». Ропот стихает, и по кафедре зашелестело до боли избитое и монотонное: «какой смысл?» да «уже всё решено». Я машу рукой и понимаю, что мой бунт так и останется индивидуальным. Как всегда…

Вот так и разрываешься между стремлением «жить по совести» и необходимостью в компромиссах.