Проглатывать кашу с комками или есть молочный суп со склизкой лапшой учили почти всех советских детей. Ещё и кормили так, чтобы уж точно наелся (неважно, хочет или нет). Даже сегодня, когда проблем с продуктами нет, зацикленность на еде и желание перекормить ребёнка не покидают родителей. Светлана Кольчик, автор книги «Любовь и брокколи. В поисках детского аппетита» (издательство «Альпина. Дети»), объсняет, почему так.
«Ребёнок должен кушать». В нашей культуре эта мантра по-прежнему живёт и здравствует. Для поколения наших бабушек «кушать» следовало во что бы то ни стало, а пища — из той, что была доступна, — должна была быть максимально калорийной. Или, как тогда говорили, питательной. Как, например, незабываемая (и с точки зрения пищевой ценности — весьма сомнительная) манная каша.
По мнению многих диетологов, манная каша, хоть она и содержит немало растительного белка и минеральных веществ (в случае, если крупу не переваривать), далеко не самая полезная еда. В манке 70% крахмала, много клейковины, мало клетчатки, да ещё вдобавок там есть вещество фитин, которое мешает всасыванию кальция. Поэтому гастроэнтерологи не рекомендуют кормить манной кашей малышей до года, а детям до трёх лет советуют давать её в ограниченном количестве.
Кто тогда готов был прислушиваться к реальным потребностям детей? Задумываться об их чувствах? О том, чтобы без повода не вторгаться в их личное пространство?
Родители — и система — были всегда правы.
Наверное, почти у каждого из тех, кому сейчас между тридцатью и сорока, сохранились яркие воспоминания из советского детства, связанные с едой. В частности, с её добыванием. Память ставит розовые фильтры, поэтому даже то, что было полным абсурдом, я, например, вспоминаю, может быть и не с ностальгией, но всё равно — странным образом в позитивном ключе.
Вот, например, конец 1980-х. Я прихожу из школы, начинаю открывать дверь ключом (который, как у многих детей моего поколения, висит на груди на шнурке). И тут в холл врывается возбужденная соседка. Она объявляет на ходу, что в магазине у метро «выбросили», как тогда выражались, сливочное масло. Мне хочется порадовать маму, я выгребаю карманные деньги и бегу в магазин. Очередь выстроилась кругами, хвост простирается далеко на улицу. Я занимаю очередь: на руке мне пишут номер. Добрая тётя, занявшая за мной, обещает «придержать место» и разрешает сбегать домой. Я так и делаю — за те три с половиной часа, что пришлось ждать, чтобы купить килограмм масла (больше в одни руки не отпускали), мне удалось поесть и сделать часть уроков. Но какое я чувствовала удовлетворение, неся домой тот вожделенный килограмм!
И, кстати, сливочное масло — хлеб с толстым (!) его слоем, слегка посыпанный солью, — до сих пор моя любимая еда. И даже нечто большее. Это моя comfort food — пища, способная быстро утолить голод и заодно снять стресс.
Я замечаю за собой, что всегда держу дома сливочное масло с запасом. И когда оно заканчивается, начинаю нервничать и срочно бегу в магазин купить две-три пачки впрок
Ещё один эпизод. Лето, тоже конец 1980-х. Я иду к метро за мороженым и вижу у продуктового магазина толпу народа. На этот раз «выбросили» конфеты: шоколадные, элитный сорт, который нам изредка доставался только в «заказах» — наборах дефицитных продуктов, которые раз в месяц получал на работе отец. Что-то вроде «Красной Шапочки» или «Золотого петушка». Мне на следующее утро уезжать в пионерский лагерь и надо собирать вещи. Но конфет очень хочется. И я занимаю очередь, бегу домой, получаю от мамы деньги и спустя три с лишним часа триумфально возвращаюсь с двумя килограммами конфет. Мама разрешает взять часть в лагерь, где я потом всю смену, тайком (после отбоя, в темноте) лакомлюсь конфетой. Именно ОДНОЙ. Причём не жую эту блаженно-приторную шоколадную массу, а максимально медленно её рассасываю. Чтобы растянуть удовольствие (я, кстати, до сих пор ем шоколад таким способом). Тех двух килограммов конфет нам хватило на три месяца, если не дольше.
Мы живём в эпоху изобилия, как материального, так и информационного. И, конечно, хотим дать своим детям всё самое лучшее. Ну, или хотя бы как минимум обеспечить им лучшую жизнь, чем была в детстве у нас самих. Но когда я наблюдаю за мамами в Европе и сравниваю их с собой и многими другими российскими родителями, мне бросается в глаза именно наша тревожность. Это может проявляться в хронических сомнениях в собственной компетентности — как раз мой случай. Я, например, часто сравниваю сына (его комплекцию, аппетит, навыки) с другими детьми его возраста. Понимаю, что это бесполезно и забирает массу энергии, но всё равно так делаю. Во мне по-прежнему сидит маленькая испуганная девочка, которая страшно боится получить двойку. Точнее, ей непременно надо получить пятёрку. Порадовать маму. Мне кажется, что я постоянно сдаю экзамены. И очень редко — на отлично.
Или взять эту вечную зацикленность — на определённых идеях или концепциях. Например, на том же питании или раннем развитии детей. Или, скажем, на поиске идеального детского сада или школы. Или единственно правильной системы воспитания в целом.
Думаю, этот родительский перфекционизм — оборотная сторона всё той же неуверенности в себе. Это ещё и результат дикого прессинга, под которым находится нынешнее поколение родителей. Частично мы создаём его себе сами, частично — социальные медиа, а также вся индустрия, связанная с рождением и воспитанием детей.
Но, конечно, не все родители такие.
У моего мужа на этот счёт есть любопытная теория. Он делит женщин на две группы: social and natural mothers, то есть матерей «социальных» и «естественных». И тут имеется в виду не столько стиль родительства: он является скорее следствием. Речь идёт об изначальной мотивации и индивидуальных отношениях с миром. Бóльшая часть моей сознательной жизни, например, была заточена на идее социальной успешности, достижении результата, конкуренции и контроле. Что в общем-то необходимо, чтобы получить хорошее образование и сделать карьеру. К воспитанию ребёнка я подошла, исходя из тех же самых установок. Никогда не забуду первые месяцы после рождения Бори. Он был совершенно стандартным, даже беспроблемным ребёнком: не страдал от младенческих колик, нормально набирал вес и хорошо спал. Но я всё равно не знала, что с ним делать. И что делать с собой в своём новом статусе. Я пребывала в жутком стрессе. Ощущала себя в ловушке. Мне казалось, что я совершенно не контролирую ситуацию и всё делаю неправильно. (Когда через полгода я вышла из декрета, то, параллельно с чувством вины, испытала заметное облегчение. На работе у меня снова всё было под контролем, тревога немного снижалась, а самооценка росла. А на выходных я с утра исправно вставала к плите, чтобы в спешке наготовить кастрюли еды, втайне мечтая, чтобы поскорее наступил понедельник.) У меня имелись довольно смутные теоретические представления о том, что такое маленькие дети, базировавшиеся на нескольких прочитанных книгах про воспитание. При каждом «чихе» сына немедленно лезла в интернет или звонила педиатру. Я слушала рассказы подруг, уже ставших мамами. Довольно авторитарная врач-педиатр (услуги её стоили очень дорого) регулярно посещала нас на дому и давала чёткие рекомендации. И я скрупулёзно следовала им, особенно не задумываясь, подходит ли это моему сыну. Той тонкой интуитивной связи с ребёнком, о которой говорят некоторые матери, у меня не было.
Такой относительно редкий в наши дни тип женщин мой мудрый муж как раз и называет «естественными матерями». Рождение и воспитание ребёнка для них не очередная галочка в проекте «успешная самореализация». Это природный процесс, где они руководствуются больше собственными инстинктами, нежели информацией извне. Рождаются ли такими или становятся? Не знаю. Ещё говорят, что эти женщины «растворяются в материнстве». Возможно, это просто метафора. И, наверное, далеко не всем такой вариант в принципе подходит. Но подобные женщины существуют, это факт. И они действительно знают — точнее, чувствуют, — что в данный момент на самом деле нужно их чаду. И вовсе не обязательно, что у таких матерей дети всегда едят идеально, а у «социальных» мам непременно возникают проблемы. Всё, конечно же, гораздо сложнее. Я знаю только, что сама была стопроцентной social mother. И мантра «ребёнок должен хорошо кушать» вписывалась в мою систему координат просто идеально.
Почему я говорю об этом в прошедшем времени? Да потому, что примерно через три года после рождения сына кое-что начало меняться.
Но главный вопрос для меня остаётся открытым. Почему при сегодняшнем изобилии еды многие из нас по-прежнему так о ней беспокоятся?
У меня есть на этот счёт предположение.
Еда — одна из базовых потребностей. Это история про выживание. И она записана у нас на подкорке
Нашим бабушкам приходилось выживать. Наши мамы уже не выживали, но боролись. А мы беспокоимся. Психологи называют это лояльностью предкам. Этакая неосознанная потребность «пострадать за компанию» (или хотя бы как следует побеспокоиться), как это делали те, кто нас воспитал. Таким образом мы как бы поддерживаем связь с нашим родом. На эту тему, кстати, замечательно пишет Людмила Владимировна Петрановская, семейный психолог, педагог и публицист, автор нескольких интереснейших книг о воспитании. Очень рекомендую прочитать, например, её эссе «Травмы поколений».
У меня каждый раз, когда я его перечитываю, наворачиваются на глаза слёзы. Потому что — резонирует. С опытом моей семьи и великого множества людей в моём окружении. Психолог невероятно тонко и эмоционально описывает тесную невротическую связь последних трёх поколений: «железного» послевоенного, их хронически «недолюблённых» детей и рано повзрослевших и, кстати, часто весьма преуспевших в социуме внуков — в контексте непростых реалий нашей страны. Последние — это как раз мы, те, кто сейчас растит собственных детей. И вот именно нас Петрановская называет «поколением тревоги, вины, гиперответственности». По её мнению, довольно типичный представитель этого поколения — не по годам сознательный мальчик по прозвищу Дядя Фёдор, герой обожаемого мной в детстве мультфильма «Трое из Простоквашино».
«Всё должно быть ПРАВИЛЬНО! Наилучшим образом! И это — отдельная песня. Рано освоившие родительскую роль „дяди Фёдоры“ часто бывают помешаны на сознательном родительстве. Господи, если они осилили в своё время родительскую роль по отношению к собственным папе с мамой, неужели своих детей не смогут воспитать по высшему разряду? Сбалансированное питание, гимнастика для грудничков, развивающие занятия с года, английский с трёх. Литература для родителей, читаем, думаем, пробуем. Быть последовательными, находить общий язык, не выходить из себя, всё объяснять, ЗАНИМАТЬСЯ РЕБЁНКОМ. И вечная тревога, привычная с детства: а вдруг что не так? А вдруг что-то не учли? А если можно было и лучше? И почему мне не хватает терпения? И что ж я за мать (отец)?».
Людмила Петрановская
В общем, мы — уникальное поколение. Внешние обстоятельства у многих изменились: я вот, например, вообще связала жизнь с представителем иной культуры и переехала жить в другую страну. Но внутренне по-прежнему разрываюсь. Одной ногой я ещё там — в непредсказуемой и сложной жизни, в вечном ожидании подвоха. «Советский Союз наносит ответный удар!» — любит шутить Ханс, когда я иногда пытаюсь влезть куда-нибудь без очереди (законопослушных немцев такое поведение страшно шокирует) или закупаю впрок абсурдно огромное количество продуктов или туалетной бумаги.
И хотя еда сегодня доступна в любом количестве и любого качества, однако число детей-приверед и хронических малоежек постоянно растёт. Так же как и становится всё больше родителей, оценивающих собственную состоятельность по тому, как их ребёнок ест. Причём происходит это не только в России.
«Родители во что бы то ни стало стремятся обеспечить ребёнку „качественное питание“ и выполняют эту задачу с таким рвением, что у ребёнка развивается отвращение к еде», — утверждает в недавно опубликованной, но уже успевшей вызвать резонанс на Западе книге «Дети у власти: Как мы растим маленькиx тиранов, которые управляют нами» Дэвид Эбехард, шведский психиатр, отец семерых детей. Об этом много пишет и клинический психолог, диетолог Светлана Бронникова, которая не один год возглавляла в Нидерландах филиал крупной клиники по лечению заболеваний, связанных с лишним весом. Светлана — автор книги «Интуитивное питание: Как перестать беспокоиться о еде и похудеть» Несколько лет назад она открыла в Москве свой Центр интуитивного питания со штатом квалифицированных диетологов и психологов, консультирующих взрослых и детей по всевозможным проблемам пищевого поведения.
«Если мать хорошая, значит, у неё должно быть много молока и ребёнок должен хорошо прибавлять в весе. Когда что-то идёт „не по плану“, женщина начинает беспокоиться: всё ли со мной в порядке? Ребёнок подрастает, и взрослые хотят, чтобы он ел „здоровую пищу“. Чаще всего эти фантазии о правильной еде имеют мало отношения к действительности. Просто мама так выражает сомнения в своей родительской компетенции. Это беспокойство превращает еду из хлеба насущного в поле битвы и область колоссальной тревоги».
Светлана Бронникова
