Летом кочуют по тундре, а осенью — на вертолёте в школу. Как живёт интернат для детей оленеводов

Все лето ненцы-оленеводы со своими детьми кочуют по тундре. А осенью к ним прилетает вертолет и забирает детей в школу-интернат, где они живут и учатся до следующего лета. При этом школа, расположенная в крошечном поселке, выглядит очень современно, а преподают в ней педагоги из больших городов. Трое из них рассказали редакторке «Мела» Анастасии Ларионовой о жизни и работе на Севере.

«Река и дальше за ней — снега, снега, снега»

Ямало-Ненецкий автономный округ. Бесконечная тундра. Озера, болота, минус двадцать. На берегу реки Малая Юмба, в 200 километрах от столицы ЯНАО Салехарда, затерялся небольшой поселок Яр-Сале. Там живут чуть меньше 10 000 человек. В основном — коренные малочисленные народы Севера. Весь поселок можно пройти насквозь за 15–20 минут — в нем всего шесть улиц, застроенных небольшими разноцветными домами максимум в четыре этажа. А вот доехать до Яр-Сале на автобусе, поезде или такси невозможно: зимой нужно лететь на вертолете или ехать на трэколе, летом — плыть на теплоходе. Сложнее всего добраться до большой земли из Яр-Сале в межсезонье, во время распутиц.

Елене 27 лет. Она работает учителем русского языка и литературы в школе-интернате в Яр-Сале. Вместе с другими участниками программы «Учитель для России» она переехала на Север в августе 2022 года и живет здесь уже девятый месяц.

Елена знала, что создатели программы отправляют молодых педагогов в места, «о которых ты не слышал до того, как тебя туда направили». «Здесь есть все, чтобы чувствовать себя относительно комфортно: магазины, спортзалы, бассейн, кинотеатр. Конечно, никакого разнообразия, но тем не менее. Поселок очень ухоженный, хорошо освещенный. Но вокруг поселка сплошная тундра. Река и дальше за ней — снега, снега, снега», — рассказывает Елена.

Школа-интернат в Яр-Сале — это трехэтажное желтое здание с яркой крышей. Несмотря на то что она находится в маленьком северном поселке, внутри все устроено современно, как в лучших столичных школах: персональные шкафчики в коридорах, пуфики, зоны для коворкинга. Вместо некоторых стен — стеклянные перегородки.

В просторной и светлой школе учатся почти 1800 учеников. Это самая крупная школа-интернат в России. Она создана для детей оленеводов, охотников и рыбаков — коренных малочисленных народов Севера. Яр-Салинская школа работает более 90 лет.

Дети кочевников почти не говорят на русском языке

В школе-интернате учатся преимущественно дети коренных малочисленных народов севера — ненцев. Елена говорит о них так: «В целом они не отличаются от подростков из другой точки России, но у них есть особенности менталитета, к которым нужно привыкнуть. Они более закрытые. Если в других школах дети могут „облепить“ учителя и задать ему тысячу вопросов, то здесь такого нет. Тут дети держат дистанцию и не спешат открываться новым людям».

Всего в интернате живут около 600 детей, а классы делятся на «поселковые» и «интернатские». Родители детей, которые учатся в так называемых «интернатских» классах, живут в тундре и занимаются рыбной ловлей, оленеводством, охотой. А в поселковые классы ходят дети, чьи семьи постоянно живут в поселке Яр-Сале.

Предметы у учеников интернатских и поселковых классов почти не отличаются. Просто, например, на родном языке и родной литературе дети коренных народов изучают ненецкий язык и тексты, а русскоязычные дети — русский. А в 5-м классе у детей-ненцев ещё не преподаётся финансовая грамотность и информатика, хотя «поселковые» ребята уже изучают эти предметы.

Но в целом преподавание в школе ведется на русском языке. И это становится проблемой для большинства ненецких первоклассников: дети кочевников почти никогда свободно не говорят на русском до первого класса, поэтому им приходится активно догонять тех, кто вырос в поселке. Раньше проблему решал подготовительный год для детей из тундры, несколько лет назад эту практику отменили, но в ближайший год планируют возобновить.

Интернатские дети живут в здании, расположенном рядом со школой, поэтому учиться они приходят в любую погоду, даже в суровые минус 45. С детьми из поселка сложнее: все они живут на разном расстоянии от школы, добираться на занятия в самые сильные морозы им может быть тяжело и даже небезопасно.

Когда в поселке особенно суровая погода, службы такси не работают. Местные таксисты почти не выходят на работу из-за холода, а те единицы, что все-таки вышли, сразу на расхват. И если поселковым детям разрешается в такие дни остаться дома, то учителям все равно нужно ходить на работу. Пешком. «К этому привыкаешь. Просто надо заранее подумать, какой пуховик и ботинки выдержат минус 50. Так как зимой здесь довольно сухо и нет сильного ветра, морозы переносятся терпимо», — рассказывает наша собеседница Елена.

«Дети могут не осознавать негласную иерархию, но чувствовать ее»

Несмотря на то что дети кочевников и родителей, которые постоянно живут в поселке, учатся в одной школе, между собой они почти не общаются. Во-первых, сказывается среда: одни после уроков идут по домам, гуляют вместе во дворах, ходят друг к другу в гости. Другие — расходятся по комнатам в интернате. Общего свободного времени и мест для пересечения вне школы у этих двух групп практически нет, хотя учителя и стараются придумывать мероприятия, на которых и те и другие могли бы взаимодействовать.

Елена считает, что в школе в целом разное отношение к детям из поселка и к кочевникам

Это, на ее взгляд, проявляется даже в мелочах. Например, в школьной библиотеке есть две версии учебников: 2020 и 2022 года. Поселковые классы всегда получают более новые, а а интернатовские — те, что постарее.

«Дети могут не осознавать эту негласную иерархию, но чувствовать ее», — говорит Елена. Сейчас вместе с коллегами она начала заниматься вопросом равноправия всех детей школы, но это небыстрый процесс. Дело в том, что у детей из интерната и правда больше ограничений. Например, у них нет свободы в выборе одежды: они носят стандартную школьную форму, а «поселковым» детям одежду покупают родители. К тому же в интернате довольно жесткий режим дня: подъем, завтрак, учеба, время на домашнюю работу, отбой. Правила жизни тоже довольно строгие — нельзя, например, пользоваться телефоном, пока не сделаешь домашку. Соблюдение правил контролируют воспитатели, они же поддерживают связь с родителями детей и классными руководителями — то есть, по сути, несут полноценную ответственность и за учебный процесс, и за безопасность детей.

В конце учебного года дети из интерната уезжают жить к родителям в тундру. Там они все вместе кочуют с оленями вплоть до сентября. Или, как говорят местные, «каслают». В сентябре в тундру вылетают вертолеты, которые собирают школьников на учебу. А в конце мая дети снова летят на лето к родителям, которые успели откочевать очень далеко от поселка.

«Человек с установкой, что он тупой, оказался ни разу не тупой»

Елена работает классным руководителем в поселковом пятом классе, родители ее учеников живут и работают здесь же. У мам и пап есть общий чат с Еленой, она проводит собрания каждую четверть — все как в любой российской школе. Учительница пока не ориентируется в окрестностях, поэтому не представляет, как погулять с детьми на природе, вне школы.

«Я не очень понимаю, как в этих условиях ходить на природу. Заканчивается село — начинается река, а за ней тундра. Мы стараемся проводить вместе время и в поселке, например ходили на хоккей в местный спортивный центр. Недавно дети приходили ко мне в гости. Конечно, получился небольшой разнос квартиры — их все-таки было больше двадцати! Но все равно было весело».

Детей из интерната Елена — педагог-предметник — тоже учит. «Почему-то, когда я вспоминаю милые истории про учеников, на ум приходят истории именно с интернатскими детьми.

В сентябре мальчик в таком классе сказал: «Я тупой, как пробка». А сейчас у него по русскому четверка

Казалось бы, не такая уж примечательная история, но важно то, что мы с ним не занимались дополнительно. Просто человек с установкой, что он тупой, оказался ни разу не тупой. В другом «тундровом» классе был мальчик со сложной семейной историей: он потерял маму, и у него проблемы с папой. Папа находится в поселке, но мальчик тем не менее живет в интернате. Все эти события повлияли на поведение ребёнка: он иногда не может справляться с собственным гневом. Мы с ним в хороших отношениях, но на уроке его сложно вовлечь в работу: он может начать злиться. При этом когда его класс готовился к ВПР, он работал усерднее всех. Мы с ним сидели несколько часов и подробно разбирали вопросы. Не знаю, почему именно ВПР его так увлекла, но он за весь год столько не сделал, сколько сделал за одну нашу консультацию перед проверочной работой. Такие истории помогают мне как учителю держаться на плаву», — рассказывает учительница.

«Мы не несем миссию выгнать всех из региона»

Вите 26 лет. В местной школе она работает заместителем директора по воспитательной работе. Она тоже приехала в Яр-Сале по программе «Учитель для России» и добиралась до поселка несколько дней. Так как она приехала в октябре, когда корабли уже не ходят, ей нужно было лететь на самолете до Салехарда, а потом искать транспорт до поселка. Пришлось пару дней ждать вертолет до Яр-Сале — их несколько раз отменяли из-за непогоды.

Когда Вита общается с самыми маленькими школьниками, родители которых кочуют, однажды она спросила, по чему они скучают больше всего. «Меня удивило, что маленькие дети на этот вопрос не ответили „по маме и папе“. Дети перечисляют: по лисичкам, по оленям, по собачкам, по траве. То есть по природе».

Первые интернаты для детей коренных народов севера на Ямале появились еще в 30-е годы прошлого века. В 50–60-х годах школьное образование стало обязательным, и «тундровых» детей начали принудительно отправлять учиться: иногда к процессу приходилось привлекать милицию. Непривычная среда, закрытое пространство, другая культура и масса новых правил — для детей все это было очень сложно.

Современные взрослые ненцы уже почти все имеют среднее образование, поэтому сейчас учеба в школе для детей считается нормой. А после у ребенка есть выбор: он может продолжить кочевой образ жизни или пойти учиться дальше, в колледж или вуз.

Вита рассказывает: раньше местные родители считали, что семи классов образования их ребенку будет достаточно. Потому что «он больше нужен в тундре». Частыми были случаи, когда родители просто забирали детей из школы, не спрашивая мнения учителей — так, например, случалось с девочками, которые должны стать «хозяйками в тундре», в буквальном смысле хранительницами очага. Сейчас ситуация иная, в подавляющем большинстве дети учатся до 9-го класса, а несколько взрослых девушек, которые не окончили школу в подростковом возрасте, сейчас вернулись, чтобы все-таки получить среднее образование, — для них работает вечерний класс.

Большинство детей из интерната после выпуска все же возвращаются в тундру и продолжают кочевать

Вита уверена: чтобы у детей была мотивация учиться дальше, строить карьеру в больших городах, им нужна насмотренность.

«Дети, которые никогда не видели иного уклада жизни, кроме того, что ведут их родственники и ближайшее окружение, не захотят попробовать что-то новое. У них просто не возникнет идеи, что может быть по-другому. Чем больше они видят, тем шире становится выбор. Одна из целей нашей программы — устранять неравенство среди детей. А сделать это можно за счет недоступных до этого возможностей, — объясняет Вита. — То, что ЕГЭ ввели во всех школах, еще не значит, что детям из отдаленных регионов так же легко поступить, как детям из Москвы. Чтобы у них появилась идея открыть для себя мир, попробовать себя в разных сферах, у них должно быть разнообразие траекторий жизни перед глазами. Мы не несем миссию — выгнать всех из региона. Каждому свое. Наша главная цель — показать детям, что у них есть выбор. Кому-то после увиденного захочется остаться — и это тоже хорошо. Это его решение».

I often go to tundra

Ольге 24 года. Она преподает здесь английский. На уроках Ольги дети часто рассказывают о своей жизни. «I often go to tundra» («Я часто хожу в тундру») или «Sometimes I sleep outside the chum» («Иногда я сплю за пределами чума»). Когда школьники изучали профессии, вместе с учительницей они смотрели в переводчике, как на английском будет «оленевод».

Рассказывая о работе, Ольга улыбается и говорит, что местных детей легко удивить. У нее в прозрачном чехле телефона лежит обычный засушенный лист с дерева. Она положила его туда несколько лет назад — до переезда на север. Когда школьники заметили чехол, то обступили учительницу с вопросами: «Что это такое? Как вы это сделали? Вы это сами вырезали и склеили? Это у вас деревья с такими листьями растут?»

Ольга не только преподает иностранный язык, но и работает классным руководителем пятого коррекционного класса. У всех ее учеников официальный диагноз — задержка психического развития.

«В этом нет ничего страшного. Просто они как будто чуть младше своих сверстников. Им нужно больше помогать. Им нужно больше времени, чтобы сконцентрироваться. Таким детям нужны более активные, разнообразные уроки с разминками и постоянной сменой видов деятельности», — говорит Ольга. В ее классе четыре ребенка из интерната и девять — из поселка.

Ольга рассказывает, что родители, которые живут в тундре, скучают по своим детям. «Даже несмотря на то, что они редко видятся, мамы и папы очень любят своих детей. Всегда интересуются как проходят уроки и что у ребенка нового». Вспоминая родителей, Оля смеется: «Обычно первое, что говорят родители, когда знакомятся со мной, — „О боже, вы такая высокая“. У меня рост 178 см, а многие мамы и папы ростом примерно с моих пятиклассников».

Раз в неделю учительница проводит свободное время вместе со своим классом. Иногда они смотрят мультфильмы и фильмы, иногда — ходят в местный музей или гуляют: «Мы ищем классные сугробы и валяемся в них, делаем ангелочков. Катаемся с большой снежной горки». Когда дети рассказывают Ольге какие-нибудь слова или выражения на ненецком, она записывает их в специальную тетрадку.

Ольга точно хочет остаться здесь на третий год, хотя обязательными считаются только два: «У меня сложный класс, но мы привыкли друг к другу. Конечно, не все всегда идеально, у нас бывают конфликты. Однако у меня появилось чувство, что это мой класс. Мои дети. И они самые лучшие. В идеале мне бы хотелось их выпустить, но я не могу этого гарантировать. Несмотря на все плюсы, на севере бывает тяжело. Здесь я общаюсь только с ребятами, с которыми приехала по той же программе. За весь период, что мы пробыли здесь вместе, мы несколько раз ссорились, притирались друг к другу. Когда ты знаешь, что у тебя не такой большой выбор людей, с которыми ты можешь общаться и выстраивать близкие отношения, важно сохранять дружеское взаимодействие. Это не всегда просто. Поэтому я не знаю, сколько еще времени пробуду здесь. Точно знаю одно: Север меня затянул, и уезжать мне не хочется».

Фото на обложке: Игорь Подгорный / РИА Новости; Елена Болотова