«Я сказала им: „Молчите“. И тут в дверь начали стучать». Захват казанской школы глазами 21-летней учительницы

11 мая 2021 года на казанскую гимназию № 175 было совершено вооруженное нападение, в результате которого погибли 9 человек. Одной из свидетельниц трагедии стала Рания Вильданова — 21-летняя учительница математики и информатики, у которой в тот день были уроки. Рания рассказала, что происходило в гимназии во время и после нападения, как она и её ученики переживали трагедию и что могут сделать учителя и родители, чтобы обезопасить детей.

О себе

Я из Татарстана. Родилась в простой деревне, окончила сельскую школу. На момент выпуска в ней училось около восьмидесяти ребят. Школа самая обыкновенная, ничего особенного. Каждый знает друг друга с рождения. Дети съезжаются из соседних деревень. Есть и чуваши, и русские, и татары, язык обучения — русский.

Одним из любимых предметов всегда была математика. Учительница была авторитарная, многие ее боялись, но у меня с ней сложились хорошие отношения. На ее уроках было комфортно: все четко, быстро, как я люблю. Наверное, частично именно она повлияла на мой профессиональный выбор — стать учителем математики. Мои родители — простые рабочие — тоже не были против: «Главное — поступи на бюджет».

После 11-го класса я поступила в Казань на педагогическое направление по специальности «учитель математики и информатики». На пятом курсе подруга предложила мне устроиться в школу, в которой работала она: «У нас с января нет информатика, давай к нам». Школа сильная, недавно получила статус гимназии. Я согласилась. Вышла в феврале. Мне дали всю информатику — с 7-го по 11-й классы, выделили отдельный кабинет. Так я стала работать в гимназии № 175.

День захвата

День до перестрелки — понедельник 10 мая, выходной. Несмотря на это, нас попросили подготовить кабинет к началу новой четверти. Я была завалена работой по выпускному диплому и решила прийти пораньше во вторник. И вот 11 мая я приезжаю к 7 утра в школу. Кабинет информатики на втором этаже. Захожу, открываю все окна, начинаю их мыть. Затем мою кабинет. Подхожу к окну — красота! Май, весна, светит солнце.

Уроки начинаются в 8 утра. Первый урок прошёл. Начинается второй — с 8-м классом. Там около 13 человек. Захожу в журнал, смотрю даты, фиксирую время — около 09:20. Вдруг слышим грохот. «Наверное, КАМАЗ проехал». Второй раз. Тут мы напряглись. Дети: «Это в школе, давайте посмотрим». Я: «Хорошо, выгляну в коридор». Подхожу к двери. И тут в кабинет влетает девочка из 10-го класса: «Стреляют!»

Директор объявляет по громкой связи: «Закрывайте двери!» Я информатик, отвечаю за безопасность, у меня привычка всегда брать с собой ключ. И я закрываю дверь. Страшно, непонятно. Мы шокированы, но не паникуем. Даю команду сесть за компьютерные столы, под окно. Мне показалось, так будет надежнее. Если честно, не ожидала от себя таких действий. Хотя уже потом поняла, что это было не самое правильное решение. Но оно было единственным на тот момент. Сидим тихо, я повторяю детям, что все будет хорошо. Сама думаю о самом страшном, сохраняя надежду на лучшее.

Вдруг на первом этаже что-то взрывается. От взрыва пошла волна как от землетрясения

И в этот момент мы уже испугались. Эту волну я почувствовала всем телом. Нужен телефон, а он на столе. По полу ползу за мобильным: в платье, в кроссовках, трясусь. При этом в чатах тишина — информации о том, что происходит, нет. Один шустрый мальчик звонит папе. У него сестра в другом кабинете, он переживает. Отец передает ему, что происходит снаружи.

Директор вновь выходит на связь: «Никому двери не открывать! ОМОН уже едет». В этот момент мы слышим сирену — надежда, что скоро все кончится. Дети всхлипывают, предлагают прыгать из окна: «Лучше так, чем нас расстреляют». «Сидим тихо», — говорю сурово и ловлю себя на том, что у меня трясется колено. Дети продолжают предлагать одну безумную идею за другой, но все равно слушают меня. Сидим так несколько минут и уже слышим сирены ОМОНа.

09:50. Мне звонит подруга, у которой был урок математики. «Не открывайте дверь». Говорю детям: «Будут стучаться — вообще ни звука». И только я это сказала — в нашу дверь начинают долбиться. Громко-громко. Меня начинает трясти. Дети сидят тихо. «Мы не открываем, пусть это ОМОН, полиция, кто угодно». Стучавшие уходят. Рядом сидит старшеклассница, обнимаю ее.

И тут снова шаги, люди возвращаются, разговаривают, а потом взламывают дверь. Мы в шоке закрываем глаза. Думаю: «Ну все, конец». Потому что сижу напротив двери и понимаю, что я даже не закрыта партой — меня просто могут расстрелять. К счастью, это пожарные выбили дверь. Как выяснилось, она в моем кабинете была очень хлипкая.

Нас выводят на футбольное поле, выхожу за детьми. Пока ничего не объясняют, командуют. Там толпятся администрация, дети, родители. Люди обнимаются, плачут.

Вижу скорую, носилки. «Что бы ни произошло, очень надеюсь, что всех спасли»

Но, к сожалению, не всех. Медики дают мне успокоительное, но оно не помогает.

В тот день занятий уже не было. Иду домой к моей подруге-учительнице, потому что все мои вещи — ключи, паспорт, зарядка от телефона, дипломная работа и ноутбук, — все осталось в кабинете. Родители подруги забрали нас к себе в деревню. Пытались нас накормить, отвлечь, отправить погулять, сходить в баню. Нам ничего не хотелось. Сил не было ни на что, и мы легли спать.

Перед сном я списалась с учениками, и одна девочка рассказала, что до того, как нашу дверь взломал ОМОН, к нам стучался ОН. Я начала прокручивать все в голове, и у меня началась жуткая истерика. Я ревела и тряслась, впервые столкнулась с таким состоянием. Не могла держать себя в руках, была как потерянная, как какая-то масса облачная. И так до утра.

Первые дни после нападения

На следующий день, в среду, уроков не было, и я написала знакомому психологу: «Мне плохо, примите меня». Доехала до него, все проговорила, немного успокоилась. Мне объяснили, что со мной происходит и что нужно делать. А потом нас позвали в соседнюю школу на собрание учителей. Там было много народу, был министр образования Республики Татарстан, который благодарил нас и хвалил за мужество.

И вот обрушивается новость: с понедельника учеба возобновляется. Мы в шоке. Кто-то хнычет, кто-то плачет. У учителей умерли ученики, у детей — одноклассники. И сейчас, спустя четыре дня, мы должны вернуться в эту школу? «Будет сделан косметический ремонт, в прежней обстановке вы быстрее все это переживете».

Приехавшие из Москвы психологи начинают рассказывать, как нам себя вести, как работать. «Если вам плохо, детям тоже плохо. Они все чувствуют. Знают, когда вы притворяетесь. Если нужно это обсудить — обсуждайте, но выводите в позитивный ключ». Я сижу, смотрю на все это, и у меня текут слезы.

Мы вышли на работу в понедельник, но не в свою школу, а в соседнюю — где было собрание. Вышли первоклашки, 9-е и 11-е классы. Остальные перешли на дистант. Первый урок был у 11-го класса. И это была непростая задача — я не знала, как обсуждать с детьми случившееся. Помню, одна девочка просто сидела и смотрела вперед. У нее были пустые глаза. Я за нее испугалась. На следующий день пошла в продуктовый, купила всем мороженое. Они заулыбались. И эта девочка тоже ожила.

В конце мая дети позвали меня на последний звонок, а потом гулять после праздника. Помню, обошли всю Казань. Все, с кем я общаюсь, смогли взять себя в руки и поступить в вузы, в которые давно мечтали. В инстаграме наблюдаю за жизнью детей и всей школы: снимают влоги, занимают призовые места в конкурсах и соревнованиях, делятся учебными буднями.

Что сегодня

Летом 2021 года я поступила в магистратуру, уволилась и уехала в Москву. Устроилась в новую школу. Взяла полную нагрузку. Все было хорошо. А осенью вновь стали выходить новости про перестрелки в школах — в Москве и в Пермском крае.

В школе на совещаниях начали давать инструкции, как себя вести в ситуации нападения, на стендах висят буклеты. Время от времени стали высылать тематические видеоролики. На совещаниях выделяют время на обсуждение этой темы. Не все понимают значимость, но я рада, что у меня в школе с этим работают.

На фоне новостей у меня возникло максимально тревожное состояние.

Постоянно хотелось заплакать. Идти в школу было страшно

В магистратуре на одной из пар я узнала, что мой преподаватель по возрастной психологии работал с детьми в Беслане. Благодаря ему я нашла психолога, который определил у меня посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) и за несколько сеансов вернул меня к обычной жизни.

Что сегодня? Я сильно скучаю по детям из той гимназии. Осенью приезжала туда, повстречалась с ними. Оказалось, они думали, что я просто сменила школу. Было все — удивление, шок, эмоции, теплые объятия, улыбки, — не описать словами. Я увидела обновленную школу, психологов, систему безопасности, аллею памяти. И детей!

Учителя гимназии вкладывают себя, держатся единым коллективом, и это очень ценно! И по сей день у меня вызывает восхищение учительница татарского языка, которая нашла в себе силы выйти в школу к своему выпускному девятому классу.

Как обезопасить детей

С первого курса я работала в летних лагерях. Однажды там проводилась противопожарная тренировка. И именно на этаже, где располагался наш отряд, не было слышно сигнализации. Когда завершилась эвакуация, нам сказали: «Вы не спаслись, ваш отряд сгорел». Анализируя майское нападение, я часто вспоминаю этот момент.

Нужно ли говорить обо всем этом с детьми? Да. Но лучше не в формате лекций или инструктажа: так делайте, а так нет. Стоит связать это с реальностью за стенами школы. Может быть, провести междисциплинарный урок на стыке истории, обществознания и ОБЖ. Может быть, обсудить какой-то фильм по теме или новости. Я пыталась поговорить с ребятами о перестрелке в Пермском крае. Девятиклассники не очень-то меня восприняли. Для многих эта новость из другого мира. А вот дети постарше отнеслись более осознанно.

Кто должен это делать? Наверное, в первую очередь учителя: они ближе всего к учащимся. Периодически для педагогов проводят курсы — как вести себя во время захвата школы, как определить по поведению и фотографиям, что ребенок попал не в ту компанию и так далее… К сожалению, не все пока понимают необходимость подобных знаний. Часто злятся, что это все трата времени.

Но я вижу, что появился четкий алгоритм действий в случае нападения на школу, конкретные шаги, видеоролики. Как бы банально это ни звучало, но важно их знать, а самое главное — осознавать их ценность. Мы ведь знаем, что при пожаре нельзя спускаться на лифте. Так почему же алгоритм при нападении должен стать исключением?

Мне бы самой хотелось, чтобы учителя и родители постарались быть внимательнее к детям

Да, родители заняты на работе, у учителей высокая нагрузка, много часов, много детей в классах. Но иногда мы неосознанно стираем акценты, забываем о самом важном.

Многие вопросы решаются благодаря контакту с ребенком. Я считаю, что нужно начать именно с небольших действий, которые помогут создать благоприятную образовательную среду. И если думать, как же максимально обезопасить своего ребенка, детей в школе от подобных ситуаций, то для начала нужно перестать избегать сложных тем. Уходить от обсуждения тонких моментов. Возможно, так дети постепенно примут, что подобное может произойти и с ними. И было бы полезно хоть краем уха услышать и усвоить, что ты можешь сделать в таком случае.

И учителям, и родителям стоит понимать, что подобное может произойти в любой школе. Хотя представить такое, конечно, очень сложно. Поэтому, наверное, многие избегают обсуждения данного вопроса. Я тоже не могла представить, что со мной произойдет подобное. И когда в первые дни писала подругам о том, что пережила, они говорили, что не могли даже представить, что я могу быть в той самой гимназии. Просто не поверили мне: это не укладывалось у людей в голове.