«Либо отрубаем тебе палец, либо сдаем в детдом»: монолог о детстве с мамой, страдавшей алкоголизмом
«Либо отрубаем тебе палец, либо сдаем в детдом»: монолог о детстве с мамой, страдавшей алкоголизмом
«Либо отрубаем тебе палец, либо сдаем в детдом»: монолог о детстве с мамой, страдавшей алкоголизмом

«Либо отрубаем тебе палец, либо сдаем в детдом»: монолог о детстве с мамой, страдавшей алкоголизмом

Иван Шарков

5

25.07.2024

Алкоголизм портит жизнь не только зависимому человеку, но и его семье. Героиня этого текста Илона, выросшая с матерью, страдавшей алкоголизмом, рассказала, как это повлияло на нее в детстве и чем обернулось во взрослом возрасте.

«Я пошла в первый класс, умея читать и считать в столбик»

Детство я провела в Беларуси, в обычном среднем городе. Мы жили в нормальной четырехкомнатной квартире, я ходила в нормальную школу.

Семья была неполная: мама, я и старшие братья. Они были на 11–12 лет меня старше, и, когда мне исполнилось пять, они уже жили отдельно, учились в других городах. Братья были от одного отца, а я от другого. Впрочем, я никогда не считала их неродными. Мой папа умер, когда мне было 9 месяцев. Сколько себя помню — у меня были отчимы.

Первый мужчина появился у мамы, когда мне не исполнилось и года — и я с детства воспринимала и любила его как папу. Он редко бывал дома, потому что постоянно уезжал на заработки в Россию. Было время, когда мы жили с мамой вдвоем: папа работал, братья учились в другом городе. Мама не работала и занималась моим образованием — я пошла в первый класс, умея читать и считать в столбик. Дома было чисто, уютно, у нас жила собака, дворняжка. Иногда мы ездили в Россию навещать папу, но чаще он приезжал сам — на побывку, с подарками. Так мы жили, пока папы не стало. Мне было пять лет, и тогда, мне кажется, всё и изменилось в худшую сторону.

В семье появилась большая проблема — алкоголь. До того, как умер папа, спиртное в семье пили только по праздникам и понемногу. Встречались у нас семьями, обменивались подарками, организовывали развлечения для детей. После его смерти жизнь стала намного хуже, а алкоголь стал чем-то вроде компенсации тягот. Мама тащила на себе меня и братьев, работала на двух-трех работах, почти без выходных.

В этот период я помню семью в двух ее видах — когда дома нет спиртного и когда оно есть. Когда его нет, всё прекрасно. Мама смотрит за домом, готовит еду (она прекрасно умела и умеет это делать). В такие периоды всегда есть что поесть и во что одеться. Ясное дело, что не идет речи о каком-то изобилии — одежда покупалась лишь по крайней нужде, мама одна, а детей у нее все-таки трое. Но главное — в такие периоды не было рукоприкладства и криков, а были открытость и забота.

«Какой-то дешевый алкоголь, какое-то вино плодово-ягодное»

Но, к сожалению, большая часть детских воспоминаний связана с моментами, когда алкоголь в доме был — там уже ничего хорошего нет. Когда мне было 7–8 лет, у меня появился новый отчим. В первые годы всё было вполне хорошо: он работал в хорошем месте и не мог особо пить. Но по итогу его уволили за то, что он пришел на работу с перегаром. После этого он так и не устроился на нормальную должность, а алкоголя в семье стало намного больше.

И это превращало нашу жизнь в ад. Типично было видеть на столе какой-то дешевый алкоголь, какое-то вино плодово-ягодное. С домашними было просто невозможно разговаривать: они пьяные и могут тебя как-то не так понять, раздуть скандал из безобидной фразы. Иногда доходило до драк.

Лет в 12 я начала вмешиваться в пьяные конфликты — выходить к пьющим и просить успокоиться. Разумеется, это ничем хорошим не заканчивалось — я оказывалась виноватой во всех ссорах.

Так или иначе, это был протест. До этого я робко принимала эту действительность и жила согласно маминой воле. Мне было достаточно одного ее взгляда, чтобы понять, что я должна уйти в другую комнату, скрыться.

У мамы еще было обычным войти ко мне посреди ночи после пьяной ссоры с отчимом со словами: «Собирайся, бери, что тебе завтра надо в школу, мы уезжаем». При этом отчим никогда не представлял для меня опасности, он был достаточно спокойным мужчиной. Я в целом помню его пассивным: ни обид, ни добрых слов, он просто был сожителем мамы, с которым она то пила, то ругалась.

По пьяни мама могла наговорить гадостей или даже отлупить, а наутро сделать вид, что ничего не было

Иногда доходило и до большего абсурда: мама как-то оттаскала меня за волосы, а через минуту спокойно подозвала к себе со словами: «Ну ладно, забыли». Я как ребенок понимала, что это ненормально, но очень хотела внимания и хорошего обращения, так что тоже делала вид, что не обижаюсь, будто не помню ни вчерашнего, ни того, что было минуту назад. Мне казалось: что бы со мной ни делали, нет ничего страшнее, чем потерять родителей, — нужно ловить любой момент доброты и ласки, несмотря на контекст.

«В общем, меня полностью раздели и выгнали в подъезд»

У нас было много ссор по поводу учебы. С тех пор как умер папа, у мамы не было возможности следить за моей успеваемостью — постоянная работа съедала всё время. Но раз в полгода она стабильно вспоминала, что у нее дочь ходит в школу. Под алкоголем ее принципиальность крепчала, она просила принести дневник и просто сходила с ума, видя, что он у меня пустой, что я его просто не веду. Дальше шли, так скажем, насильственные дела. Однажды мне за пустой дневник отрезали косу.

Телесные наказания прекратились, когда мне исполнилось 11. Мама как-то меня подозвала и сказала: «Я больше к тебе не лезу, я тебя не трогаю, но ты мне не врешь». Я согласилась, и мама слово свое сдержала. Мне было нетрудно отказаться от вранья, так как раньше оно и любое другое неповиновение мне дорогого стоило.

Ну вот, к примеру, история. Я как-то задержалась и поздно пришла из школы. Мне было лет семь. Мы с девочками после уроков вышли на школьный стадион, играли в снегу (на дворе стоял февраль). У меня тогда еще не было телефона, меня не могли вызвонить и сказать, чтобы я шла домой.

В какой-то момент я вижу, что к школе идет девушка моего брата (мы тогда жили вместе). По ее лицу я сразу поняла, что меня ищут, а дома ждет взбучка. Я пришла домой и застала маму в бешенстве. Она встретила меня со словами: «Всё, ты уходишь. Хочешь гулять — иди гуляй. Только сними сначала всё, что не твое. Твоего тут ничего нет, так что снимай всё, что я тебе купила, и иди, куда ты хотела».

Сначала с меня полетели рюкзак и верхняя одежда, потом форма, потом — трусы, они, мол, тоже не мои. В общем, меня полностью раздели и выгнали в подъезд. Я села в пролете между 8-м и 9-м этажами, забилась в углу и обняла себя, чтобы как-то скрыть, что сижу голая. Мне было очень стыдно, я боялась, что меня кто-то увидит.

Тут из лифта вышли соседи и, мягко скажем, удивились. Они пошли к маме выяснять, что произошло. Через какое-то время за мной пришла девушка брата, сказала, что мама меня зовет. Дома мне дали одеться и посадили есть суп. Мама вела себя так, будто ничего не произошло.

«Лежу на полу, а мама меня душит шнуром от караоке»

Маме было важно, чтобы ее уважали, она в этом смысле была довольно мнительная. С этим связана еще одна неприятная история. У нас были гости: ко мне пришла одноклассница, а к маме — знакомый. Все сидели в гостиной, где стоял DVD-проигрыватель, к которому можно было подключить микрофон для караоке.

Мама была выпившая и включила песню Надежды Кадышевой «У церкви стояла карета». Это была любимая песня покойной бабушки, мама грустила, когда пела ее. В общем, мама исполняла, а мы слушали. На припеве знакомый показал нам язык, и мы с подругой начали хихикать.

Мама остановилась. Она подумала, что я смеюсь над ней и веду себя неуважительно по отношению к бабушке. Следующий кадр в моей памяти — я лежу на полу, а мама меня душит шнуром от караоке. Мои руки между шеей и этим проводом, а вокруг полумрак.

В общем, мне и раньше эта песня не нравилась, а после этого случая она у меня ассоциируется исключительно с негативным опытом.

Я понимала, что меня иногда несоразмерно и неадекватно наказывают. Но я всегда была уверена, что мама меня любит. Просто у нее какое-то вот такое странное понятие о любви. Может быть, ей к психиатру, к психологу стоило походить.

«Либо мы отрубаем тебе палец, либо сдаем в детдом»

В 9 лет у меня появилась клептомания. Насколько я помню, у всех моих ровесников она была: мальчишки вечно таскали из магазина жвачки и всё, что можно незаметно стащить. Это просто казалось забавным развлечением, никак не связанным с достатком в семье.

Как я уже говорила, мы жили одно время с девушкой моего брата. У нее я стала таскать бижутерию. Важно понимать, что это была не ювелирка, не реальные какие-то ценности.

Я натаскала этих украшений и каким-то образом умудрилась их сбыть: наплела родителям подруги, что мама отдала мне ненужные вещи и с них нужно что-то выручить. В общем, я была таким юным предпринимателем.

Пока я вела «бизнес», в доме начали замечать пропажи. Спустя какое-то время меня спалили — нашли то ли деньги, то ли еще не сбытую вещицу в моих ящиках. Тут же начался допрос, по итогам которого мне было сказано вернуть всё, что я продала. Я в слезах ходила возвращать деньги (благо ничего из своей «выручки» не потратила) и просить проданное обратно.

Я вернулась с украшениями домой, и там ничуть не успокоенная мама встретила меня со словами: «Нам дочь-воровка не нужна. Выбирай: либо мы отрубаем тебе палец, либо сдаем в детдом».

Как я уже говорила, остаться без родителей для меня было главным страхом. Так что я согласилась на палец

Причем у меня не было ощущения, что меня хотят испугать и этим проучить. Опыт говорил о том, что мама реально может такое себе позволить. Она отвела меня на балкон, сказала положить руку на деревянную доску и растопырить пальцы. Потом принесла с кухни топорик для мяса, примерилась и замахнулась. В этот момент на балкон зашел отчим, который застал нас за отрубанием пальца. Он с криками оттащил маму, и всё обошлось.

После мама остыла и позвала меня в соседнюю комнату. Там мне было сказано, что если в доме что-то пропадет, теперь все будут думать только на меня. Мама хотела, чтобы я понимала, что доверие легко потерять и трудно вернуть. С этого дня я никогда в своей жизни ничего чужого не брала, мне кажется.

Но мама была права в том, что доверие трудно обратно заслужить. Я тогда уяснила, что маме, даже трезвой, лучше не выдавать секретов. Иначе потом, когда она будет подшофе, начнутся домыслы, голословные обвинения и перевирания моих слов.

«Я поняла, что от меня просто адски воняло перегаром»

В 15 лет я собрала вещи и уехала жить к брату. Физического насилия, как я уже говорила, в моей жизни не было с 11 лет, но пьянство родителей осталось. Я в какой-то момент просто сорвалась и в истерике бросилась с кулаками на отчима — настолько меня изводил их образ жизни. Я поняла, что просто не хочу там больше жить.

Сменив место жительства, к маме я стала приезжать лишь в гости. Тогда я поняла, что дома очень пахнет перегаром и сигаретами — когда живешь в такой квартире, этот запах приедается, ничего не чувствуешь. Но сейчас, когда открываешь шкаф, — чувствуешь, что все вещи так пахнут. До меня дошло, что, когда я ходила в школу, от меня пахло точно так же — просто адски воняло перегаром.

В это легко поверить, учитывая то, что за 11 лет школы у меня не получилось влиться хоть в какую-то компанию. Друзья, прям друзья, появились у меня только во взрослой жизни. До этого общение не клеилось — но по большей части всё же из-за того, что у меня никогда не совпадали интересы с теми, с кем я училась. А когда ты не думаешь и не ведешь себя, как большинство, тебя гнобят, а твой портфель летает по кабинету. При этом во дворе, на занятиях в секциях (я всю жизнь играю в баскетбол), а позже и в колледже таких проблем не возникало. Там агрессии и неприятия в мой адрес было меньше, а если они и были, то прекращались в свете того, что другие видели: я хорошо играю или ответственно подхожу к своим обязанностям.

Сейчас я смотрю на атмосферу, в которой росла, не иначе как с брезгливостью. Я вот алкоголь вообще не пью, не курю, ничего запрещенного не употребляю. И я, уже 25-летняя девушка, когда прихожу домой, смотрю на это всё, на этот уровень жизни — и мне противно.

У меня прям нетерпимость к зависимости от алкоголя. Я понимаю, что это болезнь. У меня нет ненависти к маме, но есть ненависть к тому, как сложилась наша жизнь и какой отпечаток она на мне оставила.

«Она говорила мне, что я стану проституткой»

Когда я стала взрослеть, мама стала пугать меня гинекологом. Причем рассказы о том, как будет ужасно, если я «залечу», начались еще до того, как я стала элементарно общаться с мальчиками — ни о каком сексе в моей жизни речи тогда и не шло. Если я делала или говорила то, что мамой воспринималось как показатель интереса к противоположному полу, она говорила мне, что я стану проституткой. С детства мне вкладывали в голову, что заниматься сексом до свадьбы нельзя. При этом дома была нездоровая, вообще не пуританская обстановка: несколько раз меня домогались взрослые пьяные мужчины.

Вылилось это в проблемы во взрослой жизни. Не знаю, может ли быть такая взаимосвязь, но я сейчас вообще не испытываю оргазмов во время секса. Притом что я в какой-то момент начала носить короткие юбки и высокие каблуки, чтобы вызывать у мужчин «желание», которое было для меня альтернативой знакам внимания, заботы, любви. И одновременно корила себя за это, смотрела на себя в зеркало и вспоминала слова мамы о том, что я стану шлюхой.

Когда мне было 18, я уже несколько лет жила отдельно от мамы, сама зарабатывала. Мы несколько месяцев встречались с парнем, но как только дело подходило к сексу, я каменела, а в голове возникала мысль: «Мама против».

Для того чтобы у меня случился первый сексуальный опыт, я поехала к маме — спрашивать разрешения. Сама я не могла этого сделать — в голове «стоп», и всё. Я приехала, сказала: «Ты знаешь моего парня, мы уже взрослые люди…» На что получила ответ: «Делай что хочешь». Только тогда у меня отлегло.

«Я прям не люблю эту жизнь, насколько это возможно»

Я с детства знала, что не хотела бы жить так, как мама или отчим. Так что, когда стала самостоятельной, решила свести влияние семьи на мою жизнь к минимуму — поступила в колледж в другом городе, стала сама зарабатывать, практически перестала общаться с мамой. Позже выяснилось, что мне в целом тяжело жить. У меня никогда не было опыта селфхарма, не было попыток покончить с собой. Но я вот сейчас понимаю, что если бы мне дали возможность просто лежать на кровати и ждать своей смерти, то я бы легла и ждала.

Я осознаю при этом, что я живу жизнь, которую, может, многие бы себе хотели. Это хорошая жизнь — классные условия, классная страна, у меня всё хорошо. Но я готова от всего этого отказаться и просто умереть. Зная всё это, мой молодой человек был очень заинтересован в том, чтобы я пошла к психотерапевту.

Выяснилось, что я четыре года жила с депрессивным расстройством. Сейчас пью антидепрессанты — как будто стало чуть лучше, но отношение к жизни у меня не поменялось. Я не могу ничего довести до конца. Мне не нравится уровень жизни, который есть у меня сейчас, — вроде хочу лучше, но не могу для этого ничего сделать. То есть я не гроблю как бы свою жизнь, но и не стараюсь выжать из нее максимум.

Я прям не люблю эту жизнь, насколько это возможно. У меня ощущение, что я тащу на себе то, что мне не нужно. Я всё время жила с ощущением, что меня родили, хотя я не просила. В детстве мама тыкала и попрекала меня моим рождением. Говорила, что ей пришлось положить жизнь на то, чтобы тянуть меня и братьев, что у нее из-за того, что я родилась, начались проблемы со здоровьем (я поздний ребенок). Мама действительно никогда не жила своей жизнью, была заложницей обстоятельств. Но я не понимаю, почему в этом она старалась выставить виноватой меня.

«Она молодец, но у меня нет к ней уважения»

Когда я рассказываю о своем детстве, все думают, что там сплошной алкогольный трип, жила я в бомжатне, спала на картонке. Но нет, моя мама всегда хорошо выглядела, старалась быть опрятной, держала дом в порядке. Всегда вставала на мою сторону, когда кто-то был ко мне несправедлив. Но при этом она была в зависимости. Именно это, а не какие-то бытовые условия подпортило мне детство.

Для меня мама — отличная женщина, просто великая. По-женски я бы очень хотела быть похожей на нее

Она родила меня в 35, и сейчас ей почти 60, но она до сих пор за собой ухаживает, до сих пор работает. Мне очень больно понимать, что зависимость у нее многое в карьерном плане отняла — она могла бы получать бо́льшую пенсию, жить лучшую старость. У нее есть хобби, она бы могла посвящать ему больше времени.

И я старалась ее забрать к себе, чтобы она просто жила у меня, получала свою пенсию и отдыхала. Мама не согласилась — ей важна самостоятельность.

Да, мама — прекрасная женщина, несмотря на всё, что было. Очень умная. Она сделала ради своих детей всё, но, увы, алкоголь всё это просто замазал, запачкал черными красками. Именно из-за этой зависимости у меня нет к маме благодарности за жизнь. Сейчас четко понимаю: она молодец, но у меня нет к ней уважения.

Иллюстрации: fran_kie / Shutterstock / Fotodom

что скрывает арктика?
Комментарии(5)
Да уж, знакомо.
Стокгольмский синдром какой-то
Боже, бедная девушка даже не понимает, что её мать — натурально чудовище, и её за такое поведение в отношение детей, по хорошему, надо в тюрьму. Физическое насилие, угрозы расправы и прочие виды психологического насилия над собственным ребёнком. Она натурально превратила жизнь своего ребёнка в ад наяву, и, что самое страшное, ребёнок хочет быть похожей на мать — на вот это чудовище.
Показать все комментарии