«Положение мужчин стало меняться»: писательница Мария Парр — о семье, равенстве и книгах
18.03.2021
В кинотеатре «Пионер» уже давно проходят публичные интервью — Pioner Talks. В гостях у куратора и ведущего Сергея Сдобнова побывали десятки самых разных гостей. Сейчас самые интересные разговоры выходят в издательстве «Бомбора» в формате книги «Pioner Talks. 30 разговоров сегодня о том, что ждет нас завтра». Мы, конечно, выбрали историю о воспитании и образовании — выступление писательницы Марии Парр, автора «Вафельного сердца».
Про место жительства
Наверное, надо начать с того, что я родилась и выросла фактически в деревне на западном побережье Норвегии, у самого моря. Сюда же несколько лет назад мы вместе с семьей вернулись обратно (Мария Парр родилась в небольшой деревне Фиске, а затем жила и училась в городах Берген и Волда. — Прим. ред.). Население этой деревушки небольшое — всего около 500–600 человек. Хотя я и живу вдали от «цивилизации», я точно так же читаю газеты, смотрю новости, слежу за экологическими проблемами. Небольшая разница в практических вещах: если мне надо купить одежду, я не могу пойти в ближайший магазин — его просто нет. Приходится заказывать ее по интернету или отправляться в расположенный неподалеку город, но и там не будет большого выбора. Сложнее сходить в кино или на концерт. Но во всем остальном разница невелика. Надо сказать, хотя это и звучит как клише, но природа играет очень важную роль для меня. Я вообще не могу представить себе иную жизнь. Так что отношения с природой у меня примерно такие же, какими они описаны в моих книгах.
Учительство
Я бы назвала свой учительский опыт очень ограниченным: успела поработать в школе всего год, так что, безусловно, у меня не было какого-то желания «навести порядок» в школьной программе по литературе. К тому же книгу «Вафельное сердце» я начала писать довольно рано, мне было всего 14, и тогда я еще не задумывалась о будущей специальности.
Как в Норвегии дети обращаются к своим родителям
Было бы странным обращение к родителям по именам, все называют их «мамой» и «папой». Я знала одного мальчика, который в начальной школе учился у собственной мамы, и он привык называть ее так же, как и остальные дети. По именам у нас к старшим никто не обращается.
Мои дочери еще маленькие, старшей всего 6 лет, ей еще далеко до социальных сетей, медиа и всяких технических устройств. И в моих книгах гаджеты, кстати, редко упоминаются. Во «Вратаре и море» фигурируют мобильник и планшет. Но на самом деле для писателя это некоторая проблема, потому что, если я начну описывать какие-то технологии, это значит, что через несколько лет книжка устареет вместе с ними. Но и полностью игнорировать их тоже невозможно. Поэтому я пытаюсь «пройти мимо» —не то чтобы у меня «крестовый поход» против всех девайсов. Например, в книге «Вафельное сердце» у Лены есть домашний телефон, стационарный. Сегодня уже приходится объяснять детям, о чем вообще идет речь. Вот как бывает!
Мне кажется, что литература — это такое место, где можно очень просто, естественно и спокойно для ребенка, создавая ему ощущение защищенности, обсуждать сложные темы, например утрату.
Я совершенно не хочу, чтобы дети переживали смерть близких, но, к сожалению, это неизбежная часть жизни
Почти все дети через это проходят. Недавно я сама потеряла свою бабушку, а дети — прабабушку, которую очень любили. Мы скорбели всей семьей — я, мой отец, мои дети. Они были на похоронах, переживали с нами эту утрату. У них есть возможность задать вопросы и получить на них ответы. Мне кажется, что литература — прекрасный способ «обезопасить» такие тяжелые чувства.
Мы все переживаем горе, и это может показаться ребенку пугающим или, наоборот, каким-то сложным чувством. Важно, чтобы мы с ним разговаривали как раз для того, чтобы это чувство его не пугало.
Про рабочий кабинет и о том, как пишутся книги
У меня есть свой кабинет, он находится на чердаке нашего дома, там страшный беспорядок. В нем я работаю в понедельник, вторник и среду. Потому что в четверг и пятницу я пишу в общей комнате в редакции местной газеты, где работает мой папа-журналист. Я люблю там бывать, потому что дома я сижу одна, а там вокруг тебя ходят живые люди. Но больше всего я люблю работать на кухне.
Надо сказать, что писать книги не очень-то легко. Иногда мне требуется много времени для того, чтобы заставить себя перестать думать про то, столько людей говорят мне хорошие слова, ожидая от меня новой книги. Это не стресс, но это очень сильное переживание. У меня есть такой личный жизненный опыт, что если я чем-то расстроена или на душе кошки скребут, то важно с кем-нибудь про это поговорить.
Персонажи Марии Парр
В моей стране ситуация с равноправием одна из самых лучших в мире, наверное. Но человек никогда не бывает доволен полностью, всегда может думать о каком-то улучшении. Но эта проблема важна для меня, и я обращаю на нее серьезное внимание, когда пишу книги. Меня дети в России все время спрашивают: почему Лена так похожа на мальчика, а Трилле — на девочку?
И я все время им говорю, что для меня это довольно странный вопрос, потому что Лена похожа на Лену, а Трилле похож на Трилле. Важно, чтобы у каждого было пространство быть самим собой. Моя мама и остальные окружавшие меня женщины всегда говорили мне: я — девочка, но у меня столько же возможностей и способностей, как и у мальчиков рядом со мной̆. Я очень благодарна за это своим родителям и Астрид Линдгрен, которая боролась за права женщин. Но я хочу сказать, что в моем поколении и положение мужчин тоже стало как-то меняться, у них появляется больше возможностей̆ — например, уйти в декретный отпуск по уходу за своим маленьким ребенком. Правда, должна признаться: поначалу героем книги «Тоня Глиммердал» должен был быть Туре — мальчик. И тут мне на глаза неожиданно попалось исследование литературоведа Нины Мет, которая проанализировала 100 детских книг, написанных в Норвегии в 2000 году.
Выяснилось, что во всех книгах было только 5 главных героинь-девочек. Мне стало стыдно, что я сама не обращала на это внимания раньше
Так Туре быстро превратился в Тоню, и все гендерные роли в книге поменялись.
В моих книгах почти нет прототипов — разве что учительница в «Вафельном сердце» и она же потом во «Вратаре и море». Это моя школьная подружка. Я в детстве сочиняла истории про Трилле и Лену, и она говорила: «Если они когда-нибудь станут книгой̆, я тоже хочу, чтобы ты про меня написала!»
Меня как-то спросили: «Зачем вы создали Кая-Томми?» Если в книге не будет ни одного персонажа, который создает проблемы окружающим, то это получится очень скучная книга. С другой стороны, нам Лена помогает понять, что у Кая-Томми жизнь тоже не сахар. И обычно так и бывает: если человек ведет себя как Кай-Томми, этому есть какое-то объяснение. И так бывает, что, когда человек маленький, он прекрасный во всех отношениях, а со временем он превращается в Кая-Томми. Или наоборот: в детстве он был как Кай-Томми, а потом изменился. Я вернулась обратно в свою деревню спустя много лет и сама становлюсь свидетельницей подобных перемен.
О продолжении истории про Лену и Трилле
Я не намереваюсь больше писать про Лену и Трилле. Я и вторую книгу про них не собиралась писать. Прошло 12 лет между «Вафельным сердцем» и «Вратарем и морем». У меня тоже дети спрашивали все время, будет ли продолжение, но я всех уверяла: нет, не будет. Но тут, в Норвегии, сделали детский телевизионный сериал по моей первой книге, два прекрасных ребенка — мальчик и девочка — исполняли там главные роли. И они стали приставать ко мне: «Напиши, напиши еще, нам так понравилось сниматься в кино! Мы еще хотим!» Я отказывала: «Нет, нет и нет!» Но потом взяла и написала одну главу — это был тайный подарок только для них двоих. Дала им рукопись на флешке… Но, конечно, пока я писала эту главу, очень увлеклась, снова вернулась в бухту Щепки-Матильды и написала «Вратарь и море». Мне было очень радостно ее писать. Но, учитывая скорость, с которой я сочиняю про Лену и Трилле, пока появится еще что-нибудь, актеры уже вырастут, так что никакого смысла писать новую повесть уже нет.
О детстве дочерей и о своем собственном
Пока детство моих дочерей мало чем отличается от моего собственного. У меня самой, правда, поблизости не было дедушек и бабушек, зато у моих детей они рядом. Я дружила с соседом примерно моего возраста, а теперь и у моей дочери тоже есть сосед-одногодка. Они очень много играют вместе, кстати, примерно в те же игры и примерно там же, где резвились мы с моим другом.
Надо честно сказать, что в детстве я была довольно осторожная, даже немного робкая. Я очень много играла на улице, но со мной редко приключались какие-нибудь истории. А вот мои многочисленные приятели постоянно попадали в переделки! Я часто ловлю себя на мысли, что мне хотелось быть такой, как они, но я не решалась. А теперь, когда я пишу книги, я как будто бы могу прожить все эти события со своими героями.
С одной стороны, мне очень знакомо то чувство, которое вы описываете: я помню, что читала Астрид Линдгрен и меня тоже переполняло чувство счастья. Я говорила маме: «Мама, поехали на остров Сальткрока!» — «В принципе, мы туда можем поехать, но там все изменилось, там полно туристов… Холодно, там нет всего того, что ты прочитала в книге, лучше нам туда не ездить». И когда я стала писать свои книги, про Щепки-Матильды, это некоторым образом была месть — теперь все остальные могут стремиться в прекрасное место и думать: «Вот, хорошо бы туда попасть!» — потому что на самом деле там все не так.
Иллюстрация на обложке: Shutterstock / Archv
