«Анархии у нас в семье нет и быть не может». Правила воспитания лидера «Ночных Снайперов» Дианы Арбениной
26.11.2019
Строгость и нежность, верность традициям и хулиганство — лидер группы «Ночные Снайперы» Диана Арбенина мастерски смешивает эти категории не только в творчестве, но и в жизни. И в родительстве в том числе. Правила воспитания двойняшек Артёма и Марты (9 лет) — яркий пример.
1. Появление ребёнка позволяет увидеть себя со стороны и понять, каким свинтусом ты зачастую был по отношению к родителям. Я теперь прекрасно понимаю, что чувствовала моя мама, когда я студенткой улетала из Магадана в Петербург. Как ей было тяжело и больно. Конечно, родители не обязаны были верить, что я смогу превратить свой талант и упорство в дело всей жизни, но тогда я не особенно задумывалась об их тревогах.
С другой стороны, мне кажется, важно понимать то, что не очень осознавали мои родители: ребёнок тебе не принадлежит. Да, первые несколько лет ты его растишь на уровне кормить-поить-одевать, следить, чтобы он не упал с горки; потом воспитываешь, прививаешь ему моральные ценности, но всё это время ребёнок — отдельный человек, который имеет все права. Поэтому я постоянно даю себе установку, повторяю как мантру: «У детей свой путь, они самостоятельные люди, всё, что я должна, — просто любить их».
И я их действительно очень люблю, слепо, горячо. Но при этом всегда помню — это не мои «придатки», это две новые судьбы.
2. Я не читала ни одной книги о воспитании. Хотя они у меня, понятно, были: и достопочтенные Макаренко и Сухомлинский, и современные авторы, и книги о воспитании двойняшек. Но я их начинала и бросала: жизнь подкидывала такие интересные нюансы, которых в книгах не было. Я с большим трудом понимала, каким образом руководство, написанное кем-то, может помочь в моей ситуации. Единственный, кто на меня очень сильно повлиял, — это доктор Комаровский. Вот его система воспитания ребёнка в концепции здорового образа жизни с самого рождения, без перегибов и тревожности — она резонна и для меня стала палочкой-выручалочкой. Низкий поклон этому человеку.
3. Гендерное воспитание всегда есть, если у тебя растут разнополые дети. Но при этом ты понимаешь, насколько вообще все дети разные и то, чего мы ждём от конкретной девочки или конкретного мальчика, не обязательно будет в их характерах изначально.
Я считаю, что мальчик, например, может и должен плакать, а если он не плачет, то просто в себе это гасит, на фоне чего потом развиваются всякие депрессии, болезни и так далее. Так что никогда не запрещаю это Тёме, не говорю: «Ты же мальчик». При этом он абсолютно чётко понимает, что он в семье единственный мужчина, и сам, без каких-либо нравоучений, помогает с физической работой, например. Понимает, что это его обязанность.
Что касается Марты, то количество синяков, фингалов и кровоподтёков, которые она приносит с улицы, совершенно зверское. Именно она у нас залезает на все деревья, играет в футбол. Я за неё очень боюсь и стараюсь оградить от очередных леденящих душу авантюр. То она разбивает голову о каминный столик, то у неё нога попадает в педаль велосипеда, по-настоящему опасные вещи… Поэтому я и говорю: «Мартиша, ты же девочка, ну пойдём со мной, поможешь мне на кухне, давай что-нибудь вместе приготовим».
Но чтобы мальчик был в голубом с рождения, а девочка в розовом — такого у нас не было. У детей даже коляска была ярко-зелёная, которая потом отправилась к Мише Козыреву и его дочкам, и они в ней себя тоже прекрасно чувствовали.
4. Либеральность я проявляю, только когда объясняю детям, что можно делать и что нельзя. Я сразу не запрещаю. Если они не понимают с первого раза, объясняю ещё раз, потом ещё. Это безумно выматывает, конечно, но иначе нельзя. Необходимо объяснять. Но тут либерализм заканчивается. У детей есть режим, дома есть правила. Да, порой я им накидываю лишние полчаса перед сном, иду у них на поводу, так как редко их вижу. Но они прекрасно понимают, что у них строгая мама, которую они уважают, где-то побаиваются и безумно любят. Меня это очень устраивает. Никакой анархии у нас в семье нет и быть не может.
5. У нас был период чтения стихов Бродского, когда детям было месяцев по десять. Помню, они стояли в кроватках и слушали, даже не пытались сесть или переключиться на что-то. Было очень интересно наблюдать, как дети реагируют на поэзию, совершенно ничего в ней не понимая. Когда сын и дочь подросли, попытки чтения русской классической литературы не увенчались успехом: они постоянно задавали вопросы, слова-то в текстах попадаются устаревшие. Пушкин прекрасен, но, конечно, когда каждое третье слово ребёнку непонятно, очень тяжело и читать, и слушать.
6. У нас с детьми есть очень простая традиция: мы перед сном разговариваем. Я прихожу сначала к одному, потом ко второму, затем тот, с кем я уже поговорила, приходит к тому, с кем я разговариваю, и так по кругу до бесконечности. Кино вместе любим смотреть — это, пожалуй, тоже ритуал. И стараемся втроём уезжать на праздники-каникулы либо постоянно открываем для себя новые места в родном городе и в тех городах, где бываем часто.
Последнее из ярких впечатлений — автомузей «Моторы Октября» в Москве. На удивление там было интересно и Артёму с Мартой (дочь у меня скорее разбойница, чем принцесса), и, конечно, мне. Даже задумалась, а не купить ли себе ретроавтомобиль: аристократизм и породистость таких машин завораживают и детей, и взрослых.
7. Мне кажется, неадекватно большое количество игрушек и сладостей иногда воспринимается детьми как попытка откупиться от них. Дети очень занятых родителей чувствуют комплекс их вины. У меня тоже он был: мысли, что я редко бываю дома, особенно часто возникали, когда Тёме и Марте было лет пять-шесть. Но потом я чётко поняла: да, у меня такая работа, да, я даю концерты, да, я действительно по детям тоскую. Но я не изменю свою жизнь и не останусь дома. Я не буду сидеть только с ними, и они тоже понимают, насколько мне важно работать.
Вообще, что касается детей и денег: после того как я взяла их с собой на гастроли именно работать, думаю, у них какой-то сдвиг произошёл в голове. Они никогда не считали, что мама может купить всё, не выпрашивали ничего в магазинах, их абсолютно не интересуют брендовые марки одежды. Тёма, например, на предложение купить новые кроссовки неизменно отвечает, что у него всё есть.
Так вот, несмотря на всё это, у них отношение к деньгам изменилось, и мне бы очень хотелось, чтобы они как можно раньше пошли работать и начали зарабатывать сами: это очень дисциплинирует. Дети отлично справились на этих гастролях, отработали четыре концерта — помогали и административно, и по мерчендайзингу, и видео снимали. И хотят продолжать — во всяком случае, в «ВТБ Арена Динамо» (а мы усиленно готовимся к этому «отчётному» концерту 14 февраля) они, скорее всего, будут именно работать, а не, знаете, сидеть в ВИП-ложе как почётные гости.
8. Я пытаюсь ограничивать детей в общении с телефоном, но происходит это с большим трудом. Когда меня нет, они, конечно, сидят в нём с головой. Я же телефон ненавижу как таковой: понимаю, что без него не прожить, что это современное средство связи и не только, но, к сожалению, мы его используем процентов на 20 по его прямому назначению. А дети так точно на 90% не для того, зачем он был куплен. Как с этим бороться, непонятно. Доходит до того, что я телефоны просто отбираю, переключаю детей с виртуального мира на естественный, нормальный: «Посмотрите в окно, давайте поговорим, давайте поиграем в города…» Когда я сейчас произношу эти слова, я абсолютно не уверена в том, что Артём не сидит в телефоне. Единственное, что меня примиряет с ним, — это iTunes, где дети слушают нормальную музыку. И, конечно, возможность посмотреть, что означает то или иное слово.
Дети в этом веке «не словарные», они в первую очередь залезают в «Википедию», и никуда не деться. Ещё Марта стала меньше читать — существенно меньше, чем раньше. Я к этому отношусь с большой грустью, будучи совершенно другим человеком, но у них всё-таки свой мир, и искусственно их ограничивать тоже неправильно. Поэтому мы постоянно балансируем, пытаемся найти золотую середину.
9. Дети всегда проверяют твою стойкость, границы. И позволять им себя вести абы как нельзя, им нужно чётко давать понять, когда они неправы. Более того, потом говорить: «Ну ладно, давай с тобой помиримся», — по-моему, тоже неправильно. Ребёнок должен к тебе прийти и сказать: «Извини, мама», — и никак иначе.
Я не ору, я могу раздражённо сказать: «Тём, пожалуйста, я очень устала», — и он это поймёт
Потому что я упахиваюсь на работе, как, собственно, любой другой родитель, и имею право себя чувствовать нехорошо и не хотеть или не мочь в какой-то конкретный момент уделять детям огромное количество внимания. Важно это объяснить. А когда они выходят за пресловутые флажки и начинают сидеть у тебя на голове, их нужно чётко с этой головы снять. Поставить на землю, встряхнуть и сказать: «Эй, приди в себя, дорогой!» Иначе они будут сидеть у тебя на шее до 40 лет и ты потом их точно не снимешь.
10. Я никогда не стремилась быть «хорошей матерью», я не знаю, что это такое. Я необычная мать, и я такая, какая есть. Во многом я детям ровня, но никогда не общаюсь с ними панибратски, и я есть продолжение моей матери, вот так я скажу. Как меня воспитывали, так и я их воспитываю, и они так будут воспитывать своих детей. Со своими издержками, безусловно, где-то у них будет получаться лучше, где-то хуже, но это жизнь. Повторюсь, «творческого» чувства вины перед детьми, что я на гастролях, а не с ними, у меня уже нет. У меня своя судьба, и, возможно, я даю им намного больше, чем мама, работающая в офисе и приходящая вечером измотанная, когда нет сил на детей, а нужно ещё готовить ужин, а на следующий день опять идти к восьми утра в этот офис… У каждого из нас своя история. Я горюю, что я не с детьми ночами, да. Но мы это компенсируем тем, что вместе спим: всегда, когда я дома, они спят со мной, и сейчас, и всю жизнь так было. Они прибегают ко мне: «Мама, можно с тобой поспать?» — «Конечно!» И, быть может, так они получают огромное количество любви, которая не рассеяна незаметными крупицами по дням родителей, привыкших к детям под боком и не обращающих зачастую на них внимания.
11. Сейчас скажу, и вы удивитесь, но я всю свою жизнь чувствовала, что я в известной степени мама. Звучит это достаточно дико и странно, ведь дети у меня появились только в 36 лет. Но во всех своих загулах и тусовках я понимала, что это просто период в жизни. Знала, что у меня будут дети, и всегда была к ним готова. Образ жизни был к ним не готов очень много лет, это да. Но когда я забеременела, я абсолютно этому не удивилась, не испугалась, я как будто ждала этого. К тому же я сама до сих пор ребёнок, и иногда быть мамой сложно именно поэтому. Слишком хорошо я понимаю чувства детей, чтобы быть такой однозначной, знаете, «мамой». И вот это состояние ребёнка постоянно во мне перемешивается со взрослым, и, мне кажется, мои дети от этого очень выигрывают. Ведь детство, которое у них в самом разгаре, и во мне ещё не закончилось.
