«Классный журнал, в котором половины детей нет в живых». Учительница — о жизни школы в первый год после «Зимней вишни»
«Классный журнал, в котором половины детей нет в живых». Учительница — о жизни школы в первый год после «Зимней вишни»
«Классный журнал, в котором половины детей нет в живых». Учительница — о жизни школы в первый год после «Зимней вишни»

«Классный журнал, в котором половины детей нет в живых». Учительница — о жизни школы в первый год после «Зимней вишни»

Анна Ефимова

29.10.2021

Эту статью мы написали через год после пожара в торговом центре «Зимняя вишня» в Кемерове, где погибли 37 детей. Шестеро из них учились в одном классе Трещинской средней школы в Кемеровской области. Заместитель директора школы Людмила Бигеза рассказала «Мелу», как школа пережила трагедию и почему после пожара учителя перестали доверять журналистам.

В первый рабочий день после трагедии учительский коллектив ревел. Начались каникулы, детей в школе не было, но мы-то должны работать. В школу стали приходить жители и ученики, понимая, что девочек уже нет в живых. И мы понимали, что они погибли, но до официального объявления не могли себе позволить оформить в школе место, куда люди стали бы класть цветы. Всё это время мы жили в неизвестности: тела долго не находили, потом увезли в Москву (для опознания. — Прим. ред.), а мы всё ждали.

Состояние было ужасное, а нас ещё и журналисты атаковали. Спрашивали, как девочки погибли. Почему-то они решили, что это была школьная поездка в кино. Один за другим стали выходить репортажи, где наши слова были искажены. Тогда мы перестали разговаривать с журналистами и пускать их в школу.

Я не могла пройти домой — меня вылавливали, за руки хватали: «Что вы прячете в школе, вам нечего сказать, вы боитесь, это всё из-за вас?» Каждый раз, когда я возвращалась домой, муж говорил, что видел меня по телевизору. Вроде просто общаемся, без камеры, без микрофона, а меня вовсю снимают скрытой камерой. Нас обвинили, что мы уничтожаем какие-то документы — какие только, непонятно. Ведь у нашей школы даже нет своего транспорта, чтобы отправлять детей в поездки. Пойти в кино тогда предложили родители, учительница просто присоединилась к девочкам. Про поездку было решено на родительском собрании перед каникулами.

Мы, может быть, и поговорили бы с журналистами, если бы они хотя бы правду писали, которую мы до них поначалу доносили.

Практически все, кому было что сказать, с прессой перестали общаться. Некогда нам было страдать

Мы больше за семьями следили. Родителей постоянно вызывали на опознание, они редко бывали в деревне. Мы звонили бабушкам, дедушкам, спрашивали, как они себя чувствуют, выезжали вместе со скорой и психологами. Я сама выезжала в две семьи.

Мы провожали девочек на кладбище из школы, чтобы люди могли попрощаться со всеми ними. Я же не могу с одной проститься, а с другими нет. В день похорон народу было столько, что не пройти. В школе отслужили панихиду.

Врачи дежурили у каждого гроба: у людей поднималось давление, они теряли сознание. Школьные кабинеты освободили под кушетки, чтобы люди могли прилечь и прийти в себя. Учителя всё это время смотрели за теми, кто пришёл попрощаться с погибшими, помогали врачам. Работало несколько бригад из района и из Кемерова: своих врачей у нас в деревне нет. К слову, журналистов, которые появились у нас в посёлке с первого дня, на похоронах уже не было.

В первый учебный день после трагедии дети спокойно вернулись в школу. Так же учились — только вели себя тише, чем обычно. Раньше могли прикрикнуть друг на друга, проявить эмоции, а стали добрее, внимательнее друг к другу и учителям. Даже взрослые ребята, не только малыши, могли подойти и обнять учителя просто так, без причины. Они понимали, что надо держаться вместе, что мы продолжаем жить дальше.

Первое время после трагедии я не могла взять в руки журнал пятого класса, где учились погибшие девочки. Очень тяжело было видеть список, в котором половины детей нет в живых. Да и сейчас об этом тяжело говорить. Представляете, с каким чувством учителя заходили в пятый класс, где было 12 человек, а осталось шестеро?

Девчонки были умненькие, на них класс держался. Дружили с детства, ещё в дошкольную группу вместе ходили. Остальные ребята за ними тянулись, благодаря им была мотивация учиться и соревноваться между собой. Когда девочек не стало, было ощущение, что класс опустел. Только сейчас, почти год спустя, они стали лучше заниматься, более ровно. То ли в норму вошли, то ли поняли, что на них весь класс держится и не на кого им больше положиться.

В школу после трагедии приезжает много волонтёров, в том числе психологов. Они проводят с детьми мероприятия, играют — так снимают их напряжение и стресс, а не просто садятся рядышком и разговаривают. Дети, конечно, понимают, что такое внимание к нашей школе сейчас из-за умерших девочек. Из-за них им теперь спонсоры подарки привозят, Дед Мороз из Великого Устюга приезжал их поздравлять. По крайней мере, своих эмоций дети не показывают. А что у них, бедных, в душе творится — кто знает?

Фото: Данил Айкин/ТАСС

Комментариев пока нет
Больше статей