Завуч заставлял меня восхищаться «Тарасом Бульбой»: как мы дошли до жизни такой
В последнее время мы часто говорим про уроки литературы. Чаще всего учителя рассуждают о том, как сделать литературу интересной для современных школьников. Но наш блогер Михаил Гугентог считает, что важно ответить на ещё один вопрос: зачем им вообще нужен этот урок?
Бывает такая неловкая ситуация: вам рассказывают анекдот, а вы не смеётесь. Это очень похоже на уроки литературы моего детства — когда от тебя ожидают восхищения классикой и всякими эпитетами, а ты чувствуешь только неловкость. С некоторыми вариациями эта ситуация повторялась и в техникуме, и в вузе. Во мне продолжало расти недоумение: зачем вообще говорить об этом? Если книга хорошая, она сама говорит за себя, а если нет, так зачем её читать?
Когда я сам стал учителем и уже завуч начал требовать от меня восхищаться «Тарасом Бульбой» самому и заставлять восхищаться детей, я осознал всю пророческую силу искусства, заключённую в стихах Агнии Барто: «— Ну, нет, теперь ты лишний, — ребята говорят». Говоря прозой, я ушёл из школы. Потому что так и не понял: почему, если я люблю русский язык (и вообще лингвистику), я должен в нагрузку тащить на себе ещё и всё это унылое эстетство? Почему я должен заставлять детей читать сотни скучных книг? Зачем вообще нужна в школе «эта ваша литература»?
Несколько лет назад я внезапно нашёл ответ — если не на вопрос «зачем?», то хотя бы на вопрос «как?». Как можно работать с книгой в школе? Ключевое слово ответа — «герменевтика», а развёрнутый текст находится в статье В. М. Букатова «Основы понимания художественной литературы». На этом можно было бы и остановиться, потому что за годы работы в разных школах я понял: чему учить — не так уж и важно, лишь бы учиться было интересно. То есть я как бы простил все свои мучения тупым и бездарным проектировщикам школьной программы, более-менее смирился.
Осталось лишь любопытство: как именно мы дошли до жизни такой? Как в школе появился этот предмет — литература?
Литература помогает понять язык
Вопрос оказался не праздным: при Петре I никакой такой литературы нигде не было. Всё было честно: навигационная школа, артиллерийская школа, медицинское училище и славяно-греко-латинская академия. В академии, конечно, читали латинские и древнегреческие книги, но цель этого чтения была такой же практической, как изучение математики в артиллерийской школе: книги читали, переписывали и переводили, чтобы научиться ораторскому или поэтическому искусству. Академия готовила ораторов, проповедников, переводчиков.
Ломоносов, наверное, одним из первых стал думать о том, что неплохо было бы учить риторику не только по греческим образцам, но и по своим, русским. А к началу XIX века «авторы учебников всё чаще обращаются к примерам из отечественной литературы» (Маранцман В.Г., Богданова О.Ю. «Методика преподавания литературы»). Но цель этого обращения по-прежнему была конкретной и утилитарной.
В 1844 году Ф. И. Буслаев даёт уже и косвенный ответ на вопрос, зачем читать книги: «Родной язык так сросся с личностью каждого, что учить оному значит вместе и развивать духовные способности учащегося». То есть Пушкина надо читать и учить наизусть не из-за эстетического удовольствия, а потому что в его текстах живёт язык. Понятно, что язык живёт и в миллионах других проявлений, но в текстах великих писателей и поэтов язык проявляет себя наиболее полно и ярко. В середине XIX века учебные хрестоматии (например, «Полная русская хрестоматия» А. Д. Галахова, 1842) по-прежнему создавались с целью дать лучшие образцы для усвоения русского языка с помощью упражнений: чтения, учения наизусть, разбора и подражания, переложения, пересказа, сокращения и распространения.
Литература воспитывает
Но во второй половине XIX века русской литературы накопилось уже довольно много, она активно осмысливала жизнь общества. И, видимо, примерно в это время и возникла идея «воспитательного чтения» — чтобы с помощью лучших образцов литературы осваивать не только язык и риторику, но и заражать школьников какими-то идеями. Мысль о воспитании с помощью книг на Руси, конечно, не нова. Но вот то, что воспитывать теперь может кто угодно (а не только церковь) была очень оригинальна.
Дальше пошли споры в двух плоскостях: 1) использовать ли текст как повод для разговора о жизни или всё-таки изучать по нему лингвистику, эстетику и риторику строго по науке? 2) Если говорить о жизни, то каких писателей выбирать: «умеющих ценить благодеяния правительства» или «пробуждающих самосознание народа»?
Это всё понять можно: в обществе есть разные силы и они пытаются по-разному в своих целях использовать наследие русских писателей. Я не могу понять другого: почему и в какой связи именно в этот момент в методику проникает лозунг «развить интерес к научно-популярной и художественной литературе» (Ц. П. Балталон)? Похоже, именно здесь и находится корень зла.
Литература как способ познать мир
С некоторым изменениями этот лозунг потихонечку дополз и до последнего проекта ФГОС по литературе: «формирование потребности в систематическом чтении как способе познания мира и себя в этом мире, источнике эмоциональных и эстетических впечатлений…» Я честно не могу понять, какое дело правительству до моих источников эмоциональных и эстетических впечатлений. Когда правительство говорит про воспитание патриотизма, это логично. Когда про «впечатления» — нет. Могу лишь сделать предположение, что такая формулировка — компромисс, её «продавили» какие-нибудь современные последователи Балталона из околоправительственных кругов.
Если бы речь шла о моих детях, я бы хотел, конечно, чтобы у них была сформирована потребность познавать мир (хотя и не обязательно с помощью чтения). Но при чём тут вообще классическая литература? Ведь, если её убрать из школы, у (добросовестного) ученика всё равно сформируется навык изучать мир и себя, читая учебники химии, математики или психологии. А эмоциональные впечатления он будет получать в достатке (а может, и в избытке), читая реплики товарищей по группе в ВК. А вот длинные, скучные, малопонятные «классические» тексты могут вызвать у школьника только неприятие и отторжение.
Если мы ставим на первое место (я — ставлю!) «филологические» задачи на понимание, честнее будет давать детям тексты совсем непонятные — например, на латыни, как раньше. Но не длинные! Или давать вместо «Горных вершин» Лермонтова оригинальный текст Гёте и немецко-русский словарь. Классику в школе изучать надо. Только в существенно меньшем объёме и намного медленнее и внимательнее.
Вы находитесь в разделе «Блоги». Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Это всё равно что сказать: я рассказал анекдот, вы ДОЛЖНЫ смеяться; почему вы не смеётесь?!
Может быть дело в том, что литература, как вид искусства, все же воздействует на эмоции? Ну не может художественное произведение не вызывать эмоций.
Литературу как предмет и использовали для «воспитания душ», т. к. эмоциональное воздействие сильнее рациональных наставлений?
Поэтому и завуч требовала нужной эмоции — вы же должны были проникнуться героизмом и испытать патриотический подъем, прочитав про гибель Тараса?
Эмоции книжка в самом деле вызывает, просто разные. Мой чайлд написал в сочинении про Т.Б. «Андрей — единственный герой книги, похожий на живого человека на фоне остального паноптикума» Когда я спросила, уверен ли он, что в оценке героев стоит использовать слово «паноптикум», он сказал, что оно отлично описывает те чувства, которые он испытывает к персонажам.
Не восхищаюсь Тарасом, есличо.
Скучная статья и беспросветная ограниченность автора, увы. Уроки у него были, наверное, тоже скучными.
Нескучные уроки литературы начались с 9-го класса, когда учительница поняла, что нам можно доверять и мы проводили уроки на природе, она читала Есенина, наши девочки тоже читали стихи не из школьной программы. Обсуждали Булгакова (который тогда был почти запрещён)
Это было интересно.