Как выпускник «Вышки» уехал в провинцию учить детей: в 11 классе его школы сейчас всего 1 ученик

Алишеру Сайфуллаеву 25 лет, он из Узбекистана и работает учителем истории и обществознания. Два года он провел в большой школе в Воронежской области, а теперь переехал в Дагестан, в село, где всего-то сто школьников. При этом педагогического образования у Алишера нет. Как (а главное, зачем) он стал учителем и поехал преподавать в регионы?

«Открыл карту и подумал: „Да-а, вот там я окажусь…“»

Я окончил школу в Узбекистане и вместе с семьей переехал в Москву. Учился сначала в колледже, потом в университете — окончил бакалавриат по юриспруденции и магистратуру в ВШЭ по истории и теории права.

В последние годы учебы я понял, что не хочу заниматься юриспруденцией. Но мне нравилась ее теоретическая составляющая: история, философия, то есть основы, а не практика. А перед поступлением в аспирантуру я захотел взять перерыв и заняться чем-то еще. Тогда до меня уже долетали обрывки новостей о программе «Учитель для России», и я решил стать ее участником — отправиться преподавать в какой-нибудь российский регион.

Каждого участника программы спрашивают, чего бы он хотел от места, куда его отправят учить детей. Мои пожелания были простыми: главное, чтобы там был хороший интернет, больница, куда можно обратиться (это связано с моим здоровьем), и доступные магазины. Еще я говорил, что мне было бы комфортнее работать в большой школе — чтобы в классе было не по 2–3 человека. Я сам учился в школе, где в классах по 27–28 человек («Мел» рассказывал, насколько многолюдны школы Узбекистана. — Прим. ред.), такая среда казалась мне более комфортной.

Мои пожелания учли, но поначалу я был настроен скептически по отношению к новому месту работы. Меня отправили работать в Воронежскую область, в город Бутурлиновка с населением порядка 20 тысяч человек. Когда мне озвучили название населенного пункта, я полез в карты и подумал: «Да-а, вот там я окажусь…» Это в двух с половиной часах езды от Воронежа, а я до этого не был ни в одном российском городе, кроме Москвы и Петербурга.

Скажу честно: у меня были предрассудки, что я приеду — а там поле, и посередине поля стоит школа

Мои ожидания вообще не совпали с реальностью. Совсем недавно в Бутурлиновке построили и новую школу, и новую больницу, там есть все известные магазины. То есть там было все, что мне нужно для комфортной работы.

Найти жилье было непросто: в Бутурлиновке нет привычных сервисов поиска жилья. Я покупал PDF-версии местных газет, в которых публиковались объявления о сдаче квартир, и обзванивал владельцев. В итоге поселился в многоквартирном доме в обычной старенькой квартирке с прогнутым диваном и со старым советским комодом. Но для меня одного квартира была достаточно просторной, и, главное, располагалась она недалеко от школы.

Школа же отвечала всем моим запросам и даже превосходила ожидания. В ней больше тысячи учеников, она оснащена всем необходимым.

Олимпийские соревнования вместо учебников

До участия в программе «Учитель для России» я никогда не работал в школе. Единственный мой опыт преподавания — это занятия с моим младшим братом: мы вместе делали домашку, что-то разбирали, в общем, я был ответственным в семье за его образование. Сейчас я шучу, что мой младший брат стал неким тренажером педагогической деятельности.

Летом, перед выходом на работу, участники программы «Учитель для России» проходят пятинедельную образовательную переподготовку. Последние две недели они делают образовательные лагеря в школах Калужской области и проводят там свои первые уроки. Я проходил обучение в пандемийный год и вел такие уроки онлайн. Поэтому, когда я вышел на работу в школе в Бутурлиновке в начале сентября, это реально был первый мой живой урок. Конечно, я волновался, было непривычно, но все прошло хорошо.

В Бутурлиновке я вел историю и обществознание. У меня было четыре класса средней школы как раз по 28–29 человек в каждом. И после первого месяца работы я пожалел, что попросился в школу, где такие большие классы! Сложно всем уделить внимание, наладить порядок, но постепенно я привык. На второй год в старших классах я начал вести право и стал классным руководителем.

На уроках мы не пользовались школьными учебниками. На мой взгляд, многие из них чрезвычайно перегружены информацией и при этом там много воды. Я приносил собственные распечатки, которые составлял из текстов нескольких учебников в урезанном виде. В этих материалах заострено внимание на причинно-следственных связях — я считаю, что понимание истории и исторического процесса в первую очередь базируется на понимании причин и следствий.

На уроке мы сначала читали текст, обсуждали его, а потом на основе этого текста заполняли табличку, которая помогала нам систематизировать знания. Плюс дети высказывали свое отношение к тому или иному факту: с чем они согласны, что бы сделали по-другому, в чем потенциальная проблема или польза от того или иного события, которое произошло.

Самый простой пример: когда мы проходим Февральскую революцию, я показываю детям табличку с политическими партиями, которые появились в России, кратко излагаю программы этих партий и спрашиваю у учеников, к какой из них примкнули бы они, если бы жили в ту эпоху.

Детям нравится, когда я предлагаю им чуть больше, чем чтение параграфа и его пересказ

В 5-м классе, например, мы могли на уроке поиграть в Олимпийские игры, чтобы ощутить соревновательный дух Древней Греции. Правда, вместо греко-римской борьбы у нас — борьба «камень, ножницы, бумага».

В какой-то момент у меня не сложились отношения с одним классом. Они не понимали, почему я приношу им распечатанные тексты, почему мы не читаем параграфы учебника и не пересказываем их. Мы так и не сумели друг друга понять. Я спросил у администрации, могу ли я не проводить уроки в этом классе, найдется ли для него другой учитель. Моя просьба была исполнена, все обошлось без травм для меня и для детей.

Уроки — это здорово, но мне нравится еще и дополнительно общаться с детьми, узнавать, чем они живут и занимаются, что им нравится и не нравится, как они смотрят на те или иные вещи. Это можно сделать только вне урока. У детей сейчас и так достаточно большая загруженность, поэтому приходится придумывать какие-то способы и форматы, где дети могли бы поделиться своими мнениями и своей жизнью. Один из таких форматов — это школьная газета.

Ее мы делали с десятиклассниками раз в месяц — выпуск всегда был приурочен к какой-нибудь одной большой теме, например дистанционное образование, интересы современных школьников. Были постоянные рубрики, например творчество наших учеников. Те, кто хорошо рисует, сочиняет стихи, делает поделки, отправляли нам свои работы, мы рассказывали об этом в газете. Главная цель была в том, чтобы дети писали про то, что им интересно, а другие дети читали про то, что интересно их сверстникам. Это должно было мотивировать их делиться тем, чем они живут.

«Не оставаться подолгу в одной точке»

Моя учительская ставка в школе Бутурлиновки была около 10 тысяч рублей. Кроме того, у меня была надбавка от Воронежской области (поощрение молодых специалистов из-за кадровой нехватки в регионе) — примерно 35 тысяч. Плюс я получал выплаты за то, что я делал с ребятами газету и сопровождал детей в школьном автобусе — с 7 до 8 утра он забирал детей из удаленных домов, а вечером развозил их обратно. Учителя должны были следить, чтобы в поездке со школьниками ничего не произошло.

Точной цифры я не вспомню, но могу сказать, что никогда не испытывал нехватки денег. За два года программы я взял кредит на новый ноутбук, на телефон — и успешно погашал их; ездил куда хотел во время каникул. В общем, жил достаточно комфортно.

Но еще до начала программы я дал себе обещание, что буду в Бутурлиновке только два года. Я хотел передвигаться с места на место и не оставаться подолгу в одной точке. Нужно пробовать все, брать от жизни все.

С детьми я был честен. Мы сразу проговорили, что я приехал к ним только на время. Классным руководителем я стал на год из-за форс-мажора: учительница, которая была классным руководителем до меня, уволилась, и некому было передать руководство, поэтому попросили меня. Конечно, расставаться было тяжело, но все были к этому готовы. Я продолжаю общаться с бывшими учениками и до сих пор не вышел из учительского чата той школы — наблюдаю за всем происходящим там.

Сельская школа, в которой всего один 11-классник

После двух лет в программе передо мной встал выбор, чем заниматься дальше. И я решил поработать в совершенно другой школе — где в классе не по 30, а всего по 5–6 человек. Меня позвали в школу в дагестанском селе Цмур, сейчас там около 100 учеников, а в селе — чуть меньше 800 жителей (о том, как эту школу восстанавливают местные меценаты, «Мел» уже писал. — Прим. ред.). Я согласился и ни разу не пожалел об этом — несмотря на то, что ближайший магазин теперь в пятнадцати минутах езды от села.

За год до моего приезда сюда директором школы стал бывший участник программы «Учитель для России», с которым я был хорошо знаком. Кроме меня в школу набрали команду молодых специалистов: учителя изо, английского, координатора дополнительного образования. Все они — выпускники «Учителя для России» и педагоги, близкие этой программе.

Я все так же преподаю историю и обществознание. В 7-м классе у меня шесть учеников, в 10-м — девять, в 11-м — один, и он может в любой момент задать любой интересующий его вопрос. Еще так удачно совпало, что на экзаменах он планирует сдавать историю и обществознание, так что мы с ним стараемся не тратить зря ни минуты — просто в расслабленной атмосфере изучаем все необходимое и отрабатываем задания образца ЕГЭ.

Мы шутим, что он просто ходит на бесплатное 40-минутное репетиторство. Даже списать не у кого

Я часто думаю: что будет, если он не придет? Видимо, в таком случае у меня появится дополнительное окно. К счастью, пока такого ни разу не было. Надеюсь, он и дальше меня не подведет.

Но цель приезда молодых педагогов в Цмур — не просто вести уроки, а еще и заниматься дополнительным образованием детей. Я, например, взял на себя организацию дискуссионного клуба и подготовку отдельных учеников к ЕГЭ и ОГЭ по истории и обществознанию. Учительница изо ведет занятия в творческой студии. Еще здесь есть занятия робототехникой, английский разговорный клуб. Надеюсь, скоро мы со старшеклассниками и здесь сделаем школьную газету.

Зарплата здесь у меня чуть ниже, чем в Воронежской области, — из-за меньшего количества часов. Но я получаю надбавку за дополнительные занятия. Денег мне на все хватает.

Для приезжих учителей здесь построен дом, мы бесплатно живем в просторных квартирах. Деньги тратим на еду, поездки. Продукты тут в целом дешевле, чем в Москве, но выбор не такой богатый. А вот некоторым ценам я был удивлен: например, гель для душа в магазине может стоить 600 рублей. Поэтому часть вещей я просто заказываю через интернет-магазин в ближайший пункт выдачи.

Учителю в благодарность приносят груши

Дети в Цмуре растут в исламской культуре, а большинство местных жителей — этнические лезгины. Здесь преподается дагестанская литература, лезгинский язык — дети разговаривают на нем, когда играют в футбол на площадке, болтают между собой на переменах.

Все предметы преподаются на русском — и я сразу предупредил детей, чтобы в классе они не переходили на лезгинский, потому что пока я не знаю на нем ни одного слова (может быть, однажды ребята меня научат). Я еще не видел ни одного ребенка, у которого были бы серьезные проблемы с русским языком. И мое правило соблюдается на 100 процентов.

Я родился в Узбекистане и с исламской культурой знаком не понаслышке, поэтому не было чего-то, что бы меня сильно удивило. Некоторые девочки ходят на занятия с покрытой головой, но есть и школьницы без платков: школа позиционирует себя как светское учреждение. Правда, от самих детей я узнаю о некоторых ограничениях и запретах из-за религии. Например, когда мы устроили летний детский лагерь при школе, одной девочке родители не разрешили его посещать. Никто не ходит в шортах, никто никогда не наденет юбку выше колена.

С исследовательской точки зрения мне интересно наблюдать, как живут местные жители, как они отмечают праздники. В какой-то момент мальчики-старшеклассники пробовали учить меня танцам — мужскому варианту (для танцев тут есть жесткое гендерное разделение). Я никогда не смогу танцевать так, как они. Это очень красиво, энергично и при этом плавно.

Мне говорили, что на 1 сентября здесь могут резать баранов, но при мне такого не случилось

Единственная особенность: перед началом рабочей недели здесь играет два гимна — сначала Российской Федерации, а потом Республики Дагестан. Но в остальном все очень стандартно. Разве что иногда в качестве благодарности кто-нибудь приносит учителю яблоки или груши из своего сада.

Мне близка мысль о том, что дети по всему миру одинаковые. Просто где-то популярны одни блогеры и виды спорта, где-то — другие. В определенном возрасте детей беспокоят одни и те же проблемы, интересуют одни и те же вопросы. Главное — сделать так, чтобы они захотели этими проблемами делиться и обсуждать эти вопросы с тобой.

«Не хотел бы работать по инерции»

Я начал работать в школе, думая, что это своеобразный перерыв между магистратурой и поступлением в аспирантуру. Но так сильно втянулся, что уже думаю исключительно о педагогической работе. Сейчас сложно строить долгосрочные планы, но у меня была мысль проработать здесь годик или два, выпустить своего потрясающего 11-классника, моих 10-классников и снова куда-нибудь отправиться — с большой благодарностью и теплотой в сердце. Если бы жизнь была чуточку длиннее, было бы здорово поработать в каждом субъекте РФ.

Пока я вижу, что я буду связан с педагогической деятельностью, но работа учителя не является моим планом на всю жизнь. Я бы не хотел быть учителем, который продолжает работать по инерции.

Мне бы хотелось поработать в каком-нибудь управлении образования. Может, попаду в Минобр — кто знает, как сложится жизнь. Я бы хотел, чтобы мои решения, идеи, инициативы со временем приобретали больший масштаб. Чтобы они распространялись не на один класс, а на несколько классов, школу, несколько школ. Можно назвать это амбициозностью, можно — тщеславием, но пока планы такие.

В подготовке материала участвовала стажёрка «Мела» Елизавета Губина.