В российских СМИ и среди блогеров принято демонизировать ювенальную юстицию в Швеции и тиражировать рассказы о детях, которых «заберут у родителей за один шлепок». Анна Топилина, социальный работник в Швеции, решила ответить на самые частые вопросы и пошагово объяснить, как всё-таки работают социальные службы в этой стране, кого они защищают и почему родителям важно сотрудничать с ними.
Так получилось, что я — социальный работник в Швеции, и самый распространённый вопрос, который я получаю в своём профессиональном качестве, — это вопрос, правда ли, что в Швеции буйствует ювенальная юстиция и могут просто так прийти и «отобрать детей». И я подумала, что пора уже рассказать немного о шведской социальной системе, как она работает, на какое законодательство опирается и как стоит вести себя при контактах с социальными сервисами. Подчёркиваю: это исключительно шведский опыт. Как работает система в соседней Норвегии или где-нибудь ещё, я не имею ни малейшего понятия.
Итак, начнём. Вопросами детей и семьи в Швеции занимаются муниципальные социальные сервисы — Socialtjänsten (дословный перевод — «социальная служба»). Деятельность социальной службы регулирует Socialtjänstlagen (сокращённо — Sol, 2001:453). Этот закон (так называемый ramlag) сформулирован в очень общих терминах, он очерчивает направление и рамки для деятельности организации, но оставляет много пространства для конкретных коммун организовывать деятельность своих сервисов по-своему. Поэтому работа социальной службы в разных уголках Швеции может отличаться. Но Sol регулирует исключительно добровольную помощь — то есть всю ту деятельность, которая происходит с согласия клиента.
Для принудительных мер в сфере семьи существует LVU (Lag med särskilda bestämmelser om vård av unga 1990:52 — Закон об опеке над несовершеннолетними в особых случаях). Именно этот закон регулирует изъятие детей из семьи. LVU состоит из двух частей: первая касается обращения с ребёнком (и гласит, что ребёнок изымается из семьи в случае «физического или психического насилия, сексуальной эксплуатации, жестокого обращения или других условий в биологической семье, которые могут нанести вред здоровью и развитию ребёнка»). Вторая касается «собственного поведения» и относится в основном к подросткам (с 12 лет), которые имеют определённые поведенческие проблемы (зависимости, криминал и т. п.), с которыми родители уже не справляются. Таких подростков обычно помещают в специальные интернаты для «исправления» и лечения (и родители часто за это только благодарны).
С законодательством разобрались. Теперь об идеологии. Вся социальная работа с семьями в Швеции строится на принципе «barnets bästa» (интересы ребёнка). Социальные сервисы должны в первую очередь убедиться в том, что все потребности ребёнка (от эмоциональных до чисто материальных) удовлетворены.
В каждом конкретном случае социальный работник (или команда), ответственный за кейс, выносит индивидуальное решение — что будет лучше для этого конкретного ребёнка. Аргументы «кровь — не водица» и «маме будет плохо, если у неё заберут ребёночка» тут, увы, не проходят. Важно, чтобы сам ребёночек был сыт, выучен, обнят и в безопасности, а кто будет этим заниматься, родитель или опекун, социальной системе, в принципе, всё равно (хотя, конечно, с экономической точки зрения для них выгодно до конца бороться за то, чтобы ребёнок остался в семье — если на это есть какие-то шансы).
Другими словами: вся так называемая ювенальная юстиция базируется на принципе, что дети — это НЕ собственность родителей. Это отдельные люди, которые пока не могут сами защитить свои интересы.
В обычных условиях это обязанность родителя, но если родитель не справляется или сам становится угрозой ребёнку, это задача государства
Как семьи в принципе попадают в поле зрения социальных сервисов? Любой человек, заметивший какие-то странности или проблемы в обращении с ребёнком (например, ребёнка, три часа гуляющего в тонкой кофточке на улице зимой, или маленького ребёнка без присмотра, или физическое насилие, или плохой уход и т. п.), имеет право написать так называемый orosanmälan («заявление о беспокойстве», если переводить прямо).
Люди, профессионально работающие с детьми — дошкольные педагоги, учителя, тренеры и т. п., а также работники здравоохранения — по закону обязаны (не могут, а обязаны) сообщать о таких вещах в социальные службы. Насчёт этого есть целый ряд правил. Например, если в больницу поступает человек с острым психозом, попыткой самоубийства или серьёзными зависимостями, а в системе высвечивается, что он — опекун несовершеннолетних, то социалка подключается автоматически. И так далее, и тому подобное.
Основное правило одно: что бы ни происходило со взрослыми, дети не должны страдать. А человек, заподозривший проблемы в обращении с ребёнком, должен немедленно об этом сообщить куда нужно, чтобы как можно меньше детей жили в ужасных условиях, подвергались насилию и так далее и тому подобное.
Что происходит дальше с таким «заявлением»? Оно падает на стол социальному работнику. Социальная служба обязана немедленно открыть «дело», исследовать вопрос и в течение четырёх месяцев его закрыть, то есть разобраться и вынести решение.
В случае серьёзных обвинений, подходящих под ту часть LVU, которая регулирует немедленное изъятие детей, несовершеннолетних могут сначала забрать с подключением полиции, а уж потом начать выяснять, что там было или не было (если вдруг не было, то детей вернут, конечно). Но не нужно бояться: для подобных серьёзных мер нужны свидетели того, что вы детей били, унижали, растлевали, насиловали или ставили их жизнь под угрозу (например, ребёнок бегает через четырёхполосную загруженную улицу, пока его мать спит на лавочке рядом, или свисает из окна девятого этажа без всякого присмотра).
Большинство заявлений заканчивается, конечно, максимум звонком родителям или визитом домой
Теперь перейдём ко всяким щекотливым вопросам. Многие, особенно люди, происходящие из наших краев, с исторически сложившейся привычкой воспринимать государство как кровавого молоха, жрущего индивидов, семьи и детей, очень опасаются любых контактов с социальной системой. И очень боятся, что, как только государство узнает о проблемах в семье, оно детей немедленно заберёт.
Это, конечно же, не так. Во-первых, шведскому государству по большому счёту всё равно, какие у вас диагнозы, зависимости, как вы живёте и с кем, сколько у вас денег, если при этом вы хорошо заботитесь о своих детях. То есть у вас не заберут детей только потому, что у вас биполярное расстройство, глубокая депрессия или психотические эпизоды. А вот если ваш трёхлетний ребёнок пару суток не будет есть, потому что у вас депрессия и вы не можете встать с кровати, или вам чебурашки мерещатся, а вы при этом отказываетесь лечиться — вот тут могут. Не заберут ребёнка и если вы безработны, бездомны и у вас нет денег ему на еду. Вам помогут экстренной помощью, пособием, жильём, чтобы вы могли и дальше исполнять свои родительские обязанности.
Не заберут у вас детей и если вы живёте, например, в полиаморном партнёрстве или групповой семье. Если вы гомосексуальны, транссексуальны, не умеете читать и писать, имеете умственную отсталость, серьёзную инвалидность и так далее и тому подобное. Пока ваши дети находятся в безопасности, вы их кормите, одеваете по погоде, не бьёте, не унижаете и выполняете вашу родительскую роль (или, по крайней мере, очень хотите всё это делать, но нуждаетесь в помощи в некоторых аспектах), у вас всё будет хорошо. Но тут в дело вступает второй нюанс.
Многие думают, что социалка — это такой адский демон, которого хлебом не корми, дай детей забрать. Это в корне неверно
Будем честны: наши с вами дети никому не нужны. Пока есть возможность сохранить их в родительской семье, для этого будут приниматься все меры. Хотя бы потому, что во всех случаях, кроме прямого насилия и прямого оставления в опасности, у социальной службы есть миллион других способов, которыми он может помочь семье так, чтобы она и детей сохранила, и детские условия жизни улучшила.
Все эти виды помощи регулируются Sol — добровольным законодательством. Это может быть, например, семейная и личная терапия для родителей, родительские курсы, направление к психиатру, консультации детского психолога, помощь в контактах с другими агентами (например, специальными приёмными для людей с зависимостями). Предоставление «дополнительной семьи», где дети могут проводить две пары выходных в месяц, — для одиноких родителей, которых некому подменить и которые не справляются. Предоставление ассистентов для родителей с ограниченными возможностями, которые просто не могут, например, чисто физически брать на руки своих детей или выполнять другие необходимые действия.
Тут есть ещё одно «но». Для того чтобы социальная система работала с тобой, а не против тебя, ты должен сотрудничать. Не скрываться от представителей службы, не кидать трубку, не отменять назначенные визиты, не хамить, не врать, ничего не скрывать, не отказываться от предложенной помощи.
Пока ты готов обсуждать свои недостатки как родителя, пока ты готов над ними рефлексировать, пока ты готов принимать помощь, ты на безопасной стороне
Самым важным для родителя качеством считается готовность видеть те области, в которых ты не «идеальный родитель», признавать свои ошибки и работать над их исправлением, умение принимать помощь, если сам не справляешься.
В отсутствие серьёзного «состава преступления» все проблемы решаются через диалог с ответственным соцработником. И пока вы принимаете предлагаемую вам помощь и не бьёте детей смертным боем, никто не будет применять к вам принудительных мер.
Ну и, опять же, решение об изъятии детей не принимается одним человеком. Ответственный социальный работник (а зачастую несколько, если речь о сложных кейсах) готовит многостраничный отчёт с описанием ситуации семьи. Этот отчёт он (а) представляет в förvaltningsrätten — специальном суде. И уже суд выносит решение, оставлять ли ребёнка в семье или изымать.
Да, здесь, как в любых сложных вопросах, всегда есть риск нарваться на идиота. Всегда есть риск стать ошибкой системы. Всегда есть риск быть неправильно понятым. Но тут продолжает работать то же правило: для того чтобы вас правильно поняли и помогли в случае проблем, нужно открыто коммуницировать с социальными службами, не пытаясь их обмануть, что-то скрыть, что-то приукрасить или как-то их избежать.
Что же происходит, если ребёнка таки изъяли из семьи? В Швеции нет детских домов для маленьких детей (есть интернаты для подростков, но это другая история). Детей принимают временные опекунские семьи, которые находятся на зарплате у государства. И, как говорится, это, конечно, ужас, но не ужас-ужас. Никто детям вреда не причинит, о них будут заботиться в домашних условиях неравнодушные люди, зачастую уже вырастившие собственных детей.
Забирают ли детей навсегда? Нет. Если родитель изменил своё поведение и образ жизни и может показать, что проблема решена, у него есть все шансы вернуть себе опеку. Я знаю случаи, когда детей возвращали спустя три-четыре года, когда, например, родитель с зависимостью вылечился и встал на ноги. Правда, это касается исключительно детей осознанного возраста, которые имеют сложившиеся отношения с родителем. Детей, изъятых младенцами и проживших у опекунов несколько лет, вернуть невозможно. Здесь в первую очередь учитываются те самые интересы ребёнка, который уже привязался к новым опекунам и считает их своими самыми близкими людьми. Вырвать такого ребёнка из безопасного контекста и отдать биологическому родителю, как бы он над собой ни поработал, считается жестоким обращением с ребёнком.
Так, кажется, всё, что хотела, написала. Уверена, что сейчас в комментариях возникнет пара человек с воплями «А я знаю семью, у которой изъяли детей просто так». Поэтому напишу мягкий постскриптум о том, что мы никогда не знаем, что происходит в чужой семье и какого именно масштаба ужас там творится. Да, как я уже говорила, у системы бывают ошибки, но систему не стоит демонизировать. Потому что подавляющее большинство людей, которые в ней работают, хотят одного — чтобы как можно меньше детей росли в физическом, эмоциональном и сексуальном насилии. Чтобы как можно меньше детей становились родителями своим родителям, чтобы как можно меньше детей испытывали голод и страх, чтобы как можно меньше детей становились свидетелями травматичных событий, чтобы как можно меньше детей умирали от насилия, жестокого обращения и заброшенности. И вы себе не представляете, сколько таких детей.
Текст публикуется с незначительными изменениями, оригинал — по ссылке.
