«Сможем ли мы поднять нравственное достоинство?». Один день из дневника учительницы XIX века
«Сможем ли мы поднять нравственное достоинство?». Один день из дневника учительницы XIX века
«Сможем ли мы поднять нравственное достоинство?». Один день из дневника учительницы XIX века

«Сможем ли мы поднять нравственное достоинство?». Один день из дневника учительницы XIX века

Издательство Common Place

4

24.11.2020

С чем у вас ассоциируется воскресная школа? Многие просто ответят, что с церковью. Но в XIX веке система таких школ давала многим детям и взрослым единственный шанс на образование. И день учителя воскресной школы не сильно отличался, на самом деле, от современной школьной рутины — почитайте главу из дневника учительницы такой школы Эмилии Кислинской, чьи заметки и статьи выходят в импринте «Вздорные книги» при издательстве Common Place.

8 апреля

Учеников опять было мало, кажется, всего 25 человек; из тех, которые пришли, почти все были не учащиеся в школах — лишнее доказательство того, что это наиболее надежный материал. Школьников почти никого не было; не было также Шитикова, Аносова, Вольникова, Тамаринова — самых взрослых из учеников; может быть, играл некоторую роль в этом грустный способ проводить праздник, например пьянство, кутеж. Из взрослых было человек шесть, между прочим, Максимов и Чурбаков; первый пришел издалека, так как по случаю свободного времени живет где-то у родственников за городом.

Сельская бесплатная школа / А. И. Морозов (1865)

Я дала для отделения старшего и среднего написать о том, как провели праздник. Старший класс отрядил ко мне Максимова с просьбой отменить тему; на мой вопрос почему он говорит: «Что же тут можно написать, ничего интересного не было; известно, как проводят праздники». Ясно не высказал, но мне показалось, что мысль была та, что совестно и признаваться, как проводят праздники. Я объяснила, какую цель может иметь эта работа, и тогда он все-таки настаивал: «Позвольте не писать?»

Я сказала сухо, что он и они могут и ничего не писать — я их не принуждаю, — и даже из класса могут идти домой, если им сегодня не хочется заниматься

(Может быть, не надо было этого говорить!) И затем предложила еще две темы и ушла в среднее отделение, где не было учительницы и где дети писали то же самое. Через полчаса старшие принесли мне работу; было написано на первую тему. У Максимова очень бесцветно, почти хуже всех, и только у трех очень недурно. Один, самый маленький, очень живо и интересно описал свои праздничные забавы; один нарисовал очень грустную картину и очень известную, к несчастью: отец все время пил, дрался и бранился с матерью, а он, ученик, уходил в поле, потому что «мне видеть это было очень неприятно». «И если мне Бог пошлет дождать еще до праздника Святой Пасхи, — заканчивает он свой рассказ, — то пусть он для меня будет повеселее, а не как нынешний год».

В среднем классе на ту же тему написали плохо: самый сильный в языке и самый развитой только и сказал, что ходил «в петрушку»; один маленький весь интерес праздника выразил в том, что разговелся пасхой, другой не мог справиться с правописанием «Архангельского собора», где был у заутрени. Грюнне рассказывает, как в первый день ходил «поздравлять с праздником по своим домам», — это значит, по тем домам, в которых он с отцом чистит трубы; на полученные деньги пошел в кукольный театр и т. д. Мне бы очень хотелось, чтобы ученики нашей школы не ходили «по своим домам» поздравлять с праздниками, но я ничего не сказала, конечно, маленькому Грюнне.

Пусть наша школа сделает этот факт невозможным, пока она еще не способна на это; сделать это можно, конечно, не лекцией и не нравоучением: надо поднять нравственное достоинство человека — совместным действием воспитательных и образовательных средств. Сможем ли мы сделать это?! А это надо! Без этого будет мертва наша школа.

Грюнне вообще интересный мальчик, тип продувного уличного мальчишки, видавшего виды, ловкого, практичного, маленького старика по своему слишком трезвому взгляду на жизнь, по тому полному отсутствию ребяческих свойств, какие могли бы быть в нем, 14-летнем ребенке.

Он курит и отпирается в этом; он таскает у нас перья и божится, что не делает этого

А когда одна учительница заметила это и отвертеться было нельзя, он сказал беспечно: «Ну что ж! Ведь перо копейку стоит, — у вас денег много! Вы ведь не работаете!»

Он очень груб, ужасно грязен, неряшлив; он вешает живых кошек и хвастается этим. В классе невнимателен, непослушен; учится плохо, когда надо делать что-нибудь требующее терпения и усидчивости, и отвечает бойко, умно, иногда блестяще на сравнительно трудные вопросы. Ответы его иногда грубы. Раз, при разборе какого-то рассказа, в котором поступил дурно, я спросила Грюнне: «Каково должно быть на душе у этого человека после такого поступка?» — и он ответил мне почти насмешливо: «Почем я знаю, я у него в душе не был!» А через минуту неожиданно сказал совсем кротким голосом: «Я думаю, что у него на душе было гадко».

Сельская школа / Н. П. Богданов-Бельский

Однажды, после того как я узнала о его подвиге — повешении кошки, я нарочно прочитала в классе один очень милый рассказ, «Слепой из Данилова», где есть сцена мучения животного и отношения к этому факту доброго старого учителя. Во время чтения я заметила сконфуженную и преувеличенно суровую мордочку Грюнне. Во время разговоров и обсуждений по поводу рассказа он хранил молчание, тогда как, вообще, всегда вскакивает первый, а когда встретил мой взгляд, то покраснел.

После класса подошел ко мне сам и говорит: «Это я прежде вешал кошек, и потому, что меня просили», — и по его лицу мне показалось, что ему было совестно; через минуту он уже пел петухом и мяукал кошкой.

Один раз учительница пожаловалась, что он дурно держал себя в классе; я сказала ему, что, если это будет еще раз, мы его уволим из школы, и он с волнением стал уверять, что никогда не будет больше. Однажды, переписывая фамилии учеников по группам, я зачеркнула в журнале его фамилию, чтобы перенести его на другой лист. Ученики заметили это и сказали ему: «Верно, тебя исключили!» Иду я по коридору, вижу, стоит он, носом в угол, и плачет. Что случилось? О чем? Обидел кто из мальчишек? («Да дам я себя кому-нибудь обидеть!» — бурчит он в ответ.)

Так что же? «Вы меня выключили!» — и ревет. На этот раз успокоила и имела удовольствие видеть, как он колесом перекатился через весь коридор и кого-то дернул, кого-то зацепил…

Раз мы его встретили на улице: в живописных лохмотьях, весь черный, с черным лицом, на котором сверкают только белки его золотистых глаз да белые губы, — он так самоуверенно и гордо, так задорно, весело шагал нам навстречу, что я залюбовалась им, как картинкой. «Экий замарашка!» — сказали, проходя, два солдата, так же весело скаля зубы; «Две недели не умывался!» — крикнул он им вслед и, увидев нас, молодцевато снял шапку и даже шаркнул ножкой.

Спрашивается, что делает он в школе: учится он очень плохо — это факт. До сих пор он путает русские буквы с немецкими (он католик и знает немного немецкий язык), до сих пор ставит «ъ» после гласных, до сих пор без ошибки не может написать своего имени («Василий» — пишет «Василиъ»); кроме того, он шалит, он невнимателен, часто груб, иногда лжет, таскает перья; вообще, конечно, это испорченный мальчик. Вопрос об его исключении уже не раз был поднят, но он еще у нас. Он любит школу до того, что плачет, когда грозят его выключить, — за это можно ухватиться. Его грубость можно победить лаской, его ложь и маленькое воровство — доверием. Я стараюсь приручить его: поручаю ему помогать мне отмечать сдаваемые книги, и он очень гордится этим; даю ему нести в класс коробку с карандашами и перьями и знаю, что на этот раз все будет цело. Выключить легко, но вопрос в том, что лучше для него, а не что легче для нас. Иметь дело с идеалом было бы слишком удобно, надобно попробовать сделать все, что можно, и не отступать при первых шероховатостях.


Три тезиса Эмилии Кислинской о воскресных школах

  • Главные принципы обучения в воскресных школах были определенно выработаны и неуклонно проводились: это была бесплатность обучения, бесплатность преподавательского труда, коллективность работы, одинаковые права всех учащих; считая дело обучения в воскресных школах делом общественным, учащие очень стояли за гласность своей работы, знакомя с ней общество путем прессы, отчетов и широко раскрывая двери школы всем желающим познакомиться с ней. Вообще, дело было поставлено на правильный путь, и ему можно было предсказать будущность: десяток-другой лет простора для частной инициативы — и целые тысячи школ для взрослых яркими огоньками зажглись бы по всем уголкам России. И верилось, что этот поход против невежества может окончиться победой.
  • Определенного курса, определенной системы знаний воскресные школы в большинстве не дают: занятия разнообразятся, приноравливаются к данному составу слушателей, ведутся то как групповые, то как предметные, и эта гибкость программы как нельзя больше отвечает целям и задачам школ с таким разнообразием состава учащихся.
  • Воскресные школы бывают мужские, женские и смешанные; последних было меньше всего, о чем нельзя не пожалеть, потому что это был самый желательный тип школ: совместное образование лучше всего повлияло бы на установление равных и правильных отношений между полами; в народной среде, несмотря даже на полное равенство труда в семьях, еще в полной силе предрассудки о главенстве мужа, о его праве «учить» жену и афоризмы вроде «Бабий волос долог, а ум короток» не подвергаются критике. И те школы, которые проводили у себя совместное обучение, обыкновенно отмечали положительные стороны такого порядка.
Читайте также
Комментарии(4)
Очень хорошо написано, мне понравилось, случайно открыл вкладку в Дзене, не ожидал.
ибо это фейк. Сразу видно современный слог и прочие настолько смешные ляпы, что чуть со смеха не падал.
Интересно, по сути социализм уже пронизывал общество, но пришли террористы