Все знают, что 6 июня — это день рождения Александра Пушкина, произведения которого мы изучаем чуть ли не все 11 лет школы. Потом, спустя годы, так и не понимаем, почему Пушкин — «наше всё». О том, как школа не объясняет, а только убивает интерес детей к главному русскому поэту, — учитель литературы Александр Закуренко.
Разговоры о Пушкине — это почти всегда набор штампов: «солнце русской поэзии», «наше всё», «энциклопедия русской жизни», «гений чистой красоты» и так далее. С ранних лет эти ярлыки вбивают в голову, вместо улыбки или слёз потомка арапа великого императора мы видим маску мумии.
Как вернуть Пушкину жизнь? Я бы начал в школе с биографии поэта: с его проказами, плохими оценками, гениальной переимчивостью, тягой ко всему французскому, резким взрослением, переходом от «Гаврилиады» к переложению молитвы Ефрема Сирина и отчаянному: «К чему стадам дары свободы// Их должно резать или стричь».
Рассказал бы, что Пушкин в лицее плохо знал точные науки, а потом, когда создавал журнал «Современник», первым в России публиковал обзоры о состоянии научной мысли в Европе.
Пушкин был гениальным учеником — учился у всех понемногу, но главное, что учился постоянно. Читал и выписывал все новинки литературы из Европы. Библиотеку отца прочитал ещё в детстве — на французском, а потом, желая прочитать в оригинале протестантского мистика Джона Беньяна, стал учить английский.
Пушкин непонятен вне контекста того, что происходило в стране после победы над Наполеоном. Пушкин — европеец, который писал русские сказки, и русский поэт, получивший прозвище в Лицее «француз». Пушкин — серьёзный историк, изучающий архивы пугачевского бунта.
Пушкин и Чаадаев ещё до спора западников и славянофилов нащупывают до сих пор болезненный для нас вопрос: отстали ли мы от цивилизованного мира или идём другим путём? Он включает Россию не в контекст европейской истории, а в контекст мировой.
Историческое чутьё поэта — урок нам. Либералы видят Россию на обочине мировой цивилизации, патриоты — впереди. Пушкин учит видеть и то, что позади, и то, что предстоит. Всё это важно синтезировать, чтобы понимать лучшее и худшее в нашей истории.
Сложно представить Пушкина в мире толерантности. Аристократ с чувством глубочайшего достоинства, но вдруг стихи няне, преклонение не перед выдуманным революционной интеллигенцией народом, а уважение к конкретному человеку.
Пушкин всегда на стороне личности и пишет «дар напрасный, дар случайный», ставя под сомнение ценность жизни. Верит в восстание («И на обломках самовластья») и бичует его в стихотворении «Клеветникам России». Пушкин — за свободу или против свободы? Пушкин — за Бога или против?
Ещё один забытый урок от Пушкина: человек всегда в пути. Ответы превращаются в штампы, если их не анализировать
Пушкин при всей своей спонтанности всегда аналитичен. Он понимает, что на вопросы о смысле бытия, человека и государства, личности и общества нет простых ответов в духе Белинского.
Возможно, самое сложное и важное для школы — увидеть в Пушкине мыслителя. Причём трагического, сложного, далеко не всегда находящего ответы. «Маленькие трагедии» — разве не о том, как человеческие страсти укоренились в самой природе человека и разрушают её? «Пир во время чумы» сейчас назвали бы антиутопией, которая предвосхитила и «Мы» Замятина, и «1984» Оруэлла. «Скупой рыцарь» появился раньше «Подростка» Достоевского и даже Маркса с его критикой капитала.
Наконец, громада «Евгений Онегин». Спросите кого угодно, как начинается это роман в стихах. Вам ответят «Мой дядя самых честных правил…». Нет. Роман начинается совсем с другого. Такое штампованно-неточное прочтение — приговор школьному изучению Пушкина и учителям, которые не обратили взор молодых читателей на предисловие к роману и эпиграф. В предисловии — ключ к прочтению романа, автокомментарий Пушкина к тому, как надо читать Пушкина. А в эпиграфе — обнажение приёма и стиля.
Литература начинается с текста, а не с учебников и критики. Изучая Пушкина, нужно читать Пушкина. И забыть раз и снавсегда о штампах. Если Пушкин велик — он захватит, если наше всё — раскроет, что мы из себя представляем.
Поэтому вопрос «что делать Пушкину в школе?» — это на самом деле вопрос «как нам мыслить в школе?»
До Пушкина надо расти, а прежде узнать о Тредиаковском и Ломоносове, Радищеве и Карамзине, Батюшкове и Чаадаеве, Жуковском и Вяземском.
Понять, что мысль Пушкина — это высокая мысль о самом болезненном: о смысле России и нас внутри неё. Помнить о милости к падшим, оставив суд экзаменаторам и сочинителям ЕГЭ. Пушкин учит свободе и милости и поэтому часто ошибается в оценке человека. Но ошибается в частностях, потому что помнит: человеку дана свобода и человеком может быть только тот, кто к этой свободе тянется. То есть радуется жизни, даже когда она тяжела, любит близких и постоянно учится.
Вот главный урок Пушкина в школе.
главная проблема литературы в школе — впихивать большой лопатой в голову подростку то, что не для подростка писано. я не считаю подростков идиотами, но отсутствие личного опыта и непонимание реалий, идущее от раздельного преподавания литературы и истории (а также русского и иностранных языков), делает практически невозможным осознание глубины конфликта в любом произведении русской классики.
из всего курса русской литературы я искрене полюбила только Куприна — и то только потому, что читала его для себя, а не по программе
Заставить и научить любить Пушкина (да и другого писателя) в школе, конечно, нельзя. Но вы правы в том, что хорошо бы больше рассказывать — о биографии, об эпохе, о становлении. Обязательно найдутся ученики, которым будет интересно, которые будут слушать. Кто-то захочет и сам узнать побольше.