«Усиление мер безопасности в школах имеет и обратную сторону, о которой мы предпочитаем не думать»
Президент благотворительного фонда «Волонтёры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская в посте на фейсбуке написала, что усиление мер безопасности в школах далеко не всегда эффективно. По её мнению, куда больше поможет профилактика школьной травли и стрессов из-за экзаменов. «Мел» приводит текст Альшанской полностью.
Думала о тех чудовищных трагедиях, которые одна за другой начали происходить в наших школах. Понятно, что все напуганы, и ищут решение. Ищут при этом там, где просто — в усилении мер безопасности.
Усиление мер безопасности имеет и обратную сторону, о которой мы предпочитаем не думать. Оно формирует определенное отношение у детей к школе и со школой, как с местом агрессии и недоверия. Охранник и досмотр на входе не настраивают ребенка на ощущение дружелюбной среды, безопасности, на желание туда каждый день возвращаться и доверие к школе (которая не доверяет ему) — это очевидно. А еще провоцируют на поиски путей обхода. Дети умны, изобретательны и реагируют на провокацию.
А вот о чем взрослые не хотят на самом деле думать — это о причинах. И о тех мерах профилактики, которые на самом деле снизили бы вероятность насилия. Не свели бы к нулю — это невозможно в принципе в современном обществе, разве что и правда всех в одиночные камеры пересажать с детства. Но существенно снизили бы риски.
Что именно надо профилактировать?
- Травлю в школе.
- Агрессивные способы решения конфликтов между детьми.
- Унижение детей учителями.
- Сильные стрессы, связанные с тем, как устроена экзаменационная система и система оценки знаний в школе.
- Отсутствие коррекции и помощи детям с неврологическими и психиатрическими расстройствами или расстройствами поведения.
- Вообще отсутствие системы школьной помощи детям, испытывающим те или иные сложности в детском коллективе.
- И, конечно же, неблагополучие в семье.
Это те основные триггеры, которые и приводят в качестве итога к трагедиям.
А не то, что металлодетектров недостаточно. Конечно, могут и материалы в интернете провоцировать, и СМИ, и игры, и кино. Только, во-первых, на пустом месте ничего они не спровоцируют, во-вторых, очевидно, что нет сегодня возможности контролем или запретами реально решить эту проблему.
Задайте себе простой вопрос, реально ли сегодня запретить все компьютерные и мобильные игры с элементами агрессивного убийства персонажей как основной игровой деятельности? Ага, невозможно. Кстати, это всего лишь модификация с учетом технического развития дворовых игр в войнушку.
Так что же делать со школой с точки зрения в первую очередь снижения рисков агрессивного поведения и насилия? Менять там отношение к детям и процессу учебы.
Чтобы были классы не больше 15-20 человек, в зависимости от их составов. В каждой школе — инклюзия. Ибо именно грамотная инклюзия учит бережности к человеку, который ведет себя, или выглядит не так, учит эмпатии и поиску разных способов коммуникации с разными людьми (внимательнее слушать, тщательнее объяснять, учитывать ограничения другого), а это уже навык, помогающий общаться с людьми и решать конфликты в жизни.
Индивидуализация учебного процесса. Внимание к каждому ребенку, его сильным и слабым сторонам. Через деление тех же предметов на меньшие группы и разные по потребностям детей. И со средней школы растующую вариативность предметов на выбор.
Обязательное возвращение школьных психологов, которых во многих московских школах поубирали (и снова привет Калине). При этом роль у них должна быть намного более заметная в школе: это и работа с родителями, и тренинги, и уроки по решению конфликтов, и вообще по коммуникации — для учителей и детей. Я бы именно в таком формате, тренинговом и направленном на развитие навыков коммуникации, решения конфликтов, осознанности — включала психологию в общую сетку занятий с начальных классов, сначала как игры, а с пятого класса минимум — как предмет. И на его базе, а не на базе загадочного семьеведения, и выращивала к старшим классам понимание о привязанности, основе семейных отношений, умению выслушивать, решать споры и конфликты без насилия и т. п.
Так как инклюзия — то дефектолог, логопеды, коррекционные специалисты есть в каждой школе. У нас многие дети, на самом деле, а не только с установленными диагнозами, нуждаются в небольшой коррекционной помощи, особенно в начальных классах.
Обязательные службы школьной медиации. С обучением медиации со средней школы, чтобы к старшим классам уже иметь и навыки у детей, и хороших медиаторов из самих старшеклассников. Объяснять детям, что травля — под тотальным запретом. Если такое возникает — сразу разбирается ситуация и при необходимости привлекаются медиаторы.
Бесплатное питание хотя бы один раз в день. Голодный ребенок — плохой ученик и потенциально агрессивный, кстати. Связка «голод — агрессия» очень распространенная у нас как у биологического вида. Признаваться, что денег нет, многим — и семьям, и детям — стыдно.
Изменить экзамены. Сегодня и ОГЭ, и ЕГЭ — это просто безумный фактор стресса, который накручивают, начиная со средней школы учителя так, что вообще удивительно, что у нас во всех школах дети еще в агрессивный психоз не впали.
Детей не готовят ни к чему — ни к жизни, ни к выбору будущей профессии, их как заведенных готовят к экзаменам как к самоцели и самоценности.
Экзамены эти при этом не проверяют ничего, кроме того, есть ли у человека хорошая память на тучу бесполезных сведений, а понимает он или нет реально предмет — не проверяют никак. Кстати, это ведь тестирование рассчитанное на конкретную структуру памяти, которой обладают далеко не все. А те, кто прекрасно понимают суть предмета, но не могут помнить миллион несущественных деталей — получают худшие оценки. То есть это вообще ужасная глупость, оставляющая за чертой детей с разными способностями и формирующая в качестве предпочитаемого один тип интеллекта — хорошая память на мелкие детали.
Это, если забыть о коррупционной составляющей и покупках ответов целыми районами или конкретными родителями детей.
Детей надо готовить к жизни и к поиску тех знаний, к которым есть склонность и интерес, с возможностью пробовать разное, и брать разные дополнительные спецкурсы в средних и старших классах.
Конечно никакого унижения, крика, насилия в качестве мер педагогического воздействия со стороны учителей. Агрессия учит агрессии, насилие учит насилию — а не математике или русскому.
Пользуясь тем, что дети вынужденно находятся в коллективе, школа могла бы уделять огромное, а не ничтожное, как сейчас, внимание отработке навыков общения, взаимодействия, решения конфликтов. Это вообще должна быть одна из главных задач школы. Развивать коммуникационные навыки, учить решать задачи и проблемы без насилия и конфликтов в удобной для моделирования и отработки этих навыков среде.
А если в школе учителя, родители, психолог замечают, что с ребенком что-то не так, то усилия школы должны быть направлены на помощь такому ребенку и его семье до того, как он вернется с топором или ножом.
И да, для исключительных ситуаций, детей сильно поведенчески или психически нарушенных и с тяжелыми расстройствами, я имею в виду именно случаи агрессивного поведения, надо иметь возможность хотя бы на время переводить в специально созданную для помощи и коррекции среду. У нас по сути ее нет. Есть вариант закрытых спецшкол — но, во-первых, для этого ребенок должен сначала совершить серьезное правонарушение, так как попасть туда можно по решению суда, а во-вторых, не всегда они реально могут помочь, потому что там остро не хватает специалистов, умеющих работать с такими детьми. Надо эти спецшколы не закрывать, как сейчас происходит, выпуская детей, совершивших правонарушение, в обычные школы к неподготовленным учителям, а формировать на их базе действительно педагогические, а не тюремные, учреждения, для детей с тяжелыми поведенческими расстройствами и детей в конфликте с законом.
Это значит, что изменение школ надо начинать с вузов и колледжей, где готовят тех, кто к детям придет.
Ну и, конечно, с изменения в обществе представления о том, что такое школа и какая она должна быть.
P. S. А вот профилактика неблагополучия в семье — это совсем отдельная тема. Но и школа может многое. В том числе, видеть в родителе не конкурента, а родителя ребенка, человека максимально в ребенке заинтересованного, а значит потенциального союзника, а не потенциального врага.
Ещё больше интересного и полезного про образование и воспитание — в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить!