Детские дома, приёмные семьи и инклюзия. Отец приемных детей — о проблемах сиротства

Недавно губернатор Московской области Андрей Воробьёв заявил, что в регионе закрылись все детские дома. Его слова уже успели раскритиковать: мол, детские дома просто переименовали, а все дети и учреждения на месте. И проблемы, с которыми сталкивается эта система, тоже. О них рассказывает наш блогер Николай Архаров, который воспитывает двоих приёмных детей.

В нашей стране насчитывается 406 тысяч детей сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Об этом рассказала вице-премьер РФ Татьяна Голикова в своем выступлении в Совете по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве РФ в феврале 2021 года.

Давайте посмотрим подробнее на эту сферу нашей жизни. Тем более, многие тенденции в организации воспитания и обучения, характерные для всей страны, именно в отношении таких детей проявляются наиболее ярко.

«Системные проблемы остаются за кадром»

Все, кто сталкивался с опекаемыми детьми, знают, что основной «источник» детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, — это вновь созданный в России слой людей, который можно назвать «асоциальные семьи». Сейчас в него входят в основном люди с низким уровнем дохода, проживающие в неблагополучных районах.

Эта среда складывалась в 90-е годы, когда работу теряли целыми городами или районами. Заводы закрывались, население нищало. В это же время у школы отобрали право воспитания детей и отдали его родителям. А они оказались не способны воспользоваться этим правом.

Попробую кратко описать этот новый слой населения: такие люди перебиваются случайными заработками, зарплата у них практически всегда «черная», дефицит денег постоянный. Живут, как правило, в экономически неблагополучных районах. Жилье запущено до безобразия: заходишь, и кажется, что тараканы сейчас развяжут шнурки на ботинках. Везде грязь, от вони нечем дышать. Долги по коммуналке исчисляются сотнями тысяч рублей. Свет и вода часто отключены.

Причиной такого положения дел является отсутствие целенаправленной воспитательной работы с детьми из беднейшего слоя населения которая не проводится с 90-х годов. Действий по профилактике преступлений и асоциального образа жизни среди взрослых не проводится. В результате страдают дети, прежде всего — их здоровье. Воспитанием и образованием детей в этой среде занимаются очень мало. Дети педагогически запущены, у них наблюдается задержка психического развития. Именно здесь имеется насущная необходимость в проведении с родителями занятий по методике воспитательной работы. Чтобы курировать некоторые асоциальные семьи, можно воспользоваться помощью волонтеров.

Ведь именно здесь находится основное «поле деятельности» органов опеки. Дети из этой среды часто оказываются в тяжелой жизненной ситуации, и в этом случае их определяют в реабилитационные центры. Иногда родители сами приводят детей туда, иногда дети обращаются в центр самостоятельно, а в некоторых случаях их приходится буквально спасать от агрессии «родителей». Но это лишь капли в море, так как большинство детей остаются в родных «семьях».

Реабилитационные центры

Основная задача реабилитационных центров — оказание помощи детям, попавшим в тяжелую жизненную ситуацию. Например, родители напились, устроили дебош, полиция детей изъяла, их направили в реабилитационный центр. Потом родители протрезвели, все положенные процедуры и беседы прошли, им вернули ребенка. Ребенок при изъятии из семьи находится в тяжелейшем эмоциональном стрессе. Поэтому в центрах куча психологов, детей не напрягают, создают им тепличные условия.

Беда заключается в том, что очень много детей «зависают» в центрах на несколько месяцев, иногда и лет. У них в семье постоянная тяжелая жизненная ситуация. Некоторые из года в год приходят в центр на пару месяцев, потом возвращаются в семью на неделю, а затем — опять в реабилитационный центр. Когда родителей ограничивают в правах, полгода между судом об ограничении и судом о лишении родительских прав дети тоже проводят в реабилитационном центре

А в реабилитационном центре, естественно, все предназначено для реабилитации. В результате длительного оберегания от всех тягот дети оказываются не приученными к самостоятельности, становятся этакими принцами: «Обслужите нас». Учебой детей сотрудники центров тоже не «напрягают», вплоть до выполнения заданий вместо них. В школах таких детей «жалеют» и ставят им натянутые тройки. Игромания и интернет-зависимость наблюдается почти у всех детей.

Пример: в результате «засюсюкивания» в реабилитационном центре девочка с сохранным интеллектом в конце 3-го класса не знает состава числа 10, путается в арифметических действиях, таблицу умножения не знает, сложение — только способом пересчета по пальцам, техника чтения на уровне середины первого класса, понимание текста нулевое, понятие «пересказ» отсутствует полностью, кругозор не больше точки. Это результат полного невыполнения родительских обязанностей мамой и двух лет жизни в реабилитационном центре. Педагогическая запущенность.

Забота о здоровье в реабилитационных центрах тоже поверхностная. В целом, если ребенок попадает в реабилитационный центр ненадолго, он получает реальную реабилитацию после стрессов. Если же он задерживается надолго, то это как передержка собак и кошек в гостинице для животных. Дети живы, накормлены, одеты, обуты, успокоены, а вот воспитание, обучение, забота о здоровье наблюдаются отнюдь не всегда.

Конечно, встречаются сотрудники, одержимые энтузиасты, которые заботятся о детях как о своих родных. Но это скорее вопреки сложившейся системе.

Неплохо было бы в реабилитационных центрах разделить подход к детям, которые находятся в состоянии стресса после изъятия из семьи в период трудной жизненной ситуации, и к тем, у кого уже произошла адаптация к условиям реабилитационного центра. Целью работы с последними должна являться активная подготовка их к самостоятельной жизни во всех сферах: самообслуживание, коммуникативные навыки, самостоятельность, образование.

В крайних случаях после частого или продолжительного пребывания детей в реабилитационных центрах родителей ограничивают в родительских правах, а затем лишают прав. После этого дети получают новый статус и попадают в детский дом. Здесь происходит почти то же самое, но есть некоторые нюансы.

Детские дома

В детском доме нет такой «текучки» детей. Складываются свои коллективы, а в них — свои «законы», и они не всегда гуманные. Пример: знакомимся с ребенком, в ходе беседы он говорит: «меня старшие ребята побили, а потом заперли в темном чулане до вечера». Представители администрации детдома на эти слова никак не реагируют. Впечатление, что это совершенно обычная практика, будни. То, что в советской армии называлось «дедовщина», в некоторых детдомах процветает до сих пор.

Не на высоте в детских домах и подготовка детей к самостоятельной жизни. Сейчас идет активная компания закрытия детских домов и передачи детей в приемные семьи. Казалось бы, это позитивная мера: дети попадают в добрые руки, и государству менее затратно. Платить зарплату опекунам легче, чем содержать полноценные детские дома, с территорией, зданиями, коммунальными услугами. Но и в приемных семьях не все гладко.

Передача детей в приемные семьи

Для большинства приемных родителей все начинается с надежды на лучшее. Школа приемных родителей вдохновляет. В ней дают много полезной информации, которую, кстати, неплохо было бы знать любому родителю. Эти занятия можно считать приятным исключением из общей практики работы государства с родителями детей.

А вот поиск ребенка осложнен излишними бюрократическими трудностями и слабым информационным обеспечением. Человек получает официальный статус приемного родителя, но чтобы получить информацию о детях, он везде и всюду должен становиться на учет лично. Это масса поездок. У кандидатов в приемные родители есть общероссийская регистрация, и она отражена в базах данных, но на местах ее никто не видит. Нужно с кучей документов ехать в другой район и становиться на учет в органах опеки. И только после этого можно получить какую-то информацию о детях.

Вроде бы есть областные и всероссийские базы данных, но, как показывает опыт, они сильно отстают от жизни, по крайней мере, московская. Дети из реабилитационного центра попадают туда не всегда. Часть необходимых данных в базах отсутствует или некорректна. Есть масса сайтов в интернете, но на них бывает много устаревшей и некорректной информации. Важно, что в них отсутствует регион, где проживает ребенок. В общем, цифровизация в том объеме, о котором нам говорят по телевизору, до этой области еще не дошла.

Поэтому поиск детей иногда занимает по 2 года. Это очень долго. Дети с проблемами есть, желающие взять их под опеку есть, а найти друг друга они не могут. Для упрощения поиска детей можно использовать электронную подпись кандидата для идентификации его при обращении в органы опеки. Любой орган опеки должен иметь доступ к данным о кандидате, вплоть до данных о периодах его встреч с детьми.

Кандидат в приемные родители может одновременно встречаться только с одним ребенком. Сейчас опека забирает часть документов на период встречи. Если цифровизацию делать по уму, то информация о периодах встреч тоже должна быть в базе данных, должна быть актуальна и доступна всем сотрудникам органов опеки, тогда не понадобится забирать документы.

Если кандидаты в приемные родители зарегистрированы во всероссийской базе данных и обращаются в органы опеки через интернет, им должна быть предоставлена достаточная информация о детях. Поездки в детские дома и реабилитационные центры должны проходить только для встречи с детьми.

Профессиональные приемные родители

Зарплаты у приемных родителей действительно приличные, к тому же зависят от группы здоровья детей. И это правильно. Честный труд приемного родителя тяжел. Но есть люди, которые становятся приемными родителями только из-за денег. И тогда дети у них живут в каких-то каморках на двухъярусных кроватях рядом с роскошными зимними садами и бильярдными. Еда однообразная, фастфуд. Одежда — обноски от благотворителей. Старшие и сильные обслуживают остальных детей, все «пашут на плантациях» в силу своих возможностей. Именно поэтому в детских домах многие дети не хотят идти в многодетные приемные семьи, им непонятно, зачем «менять один детский дом на другой».

Можно было бы посчитать подобные семьи досадным исключением из общих правил, если бы за каждым таким случаем не стояли судьбы конкретных детей. Дети бегут из таких семей и от «дедовщины», и от тяжелой работы, и от бездушного отношения. Опека с этим борется, но это «удары по хвостам».

Основная причина, по которой существуют «нечистоплотные» профессиональные семьи — это многолетнее отсутствие адекватной системы, занимающейся организацией воспитания подрастающего поколения. Это привело к появлению людей, которые убеждены, что для успешного бизнеса все средства хороши, что законы можно не выполнять, если есть шанс, что тебя не поймают, людей, в моральные нормы которых не входит сострадание, забота о слабых, человечность. Они и «бизнесуют» с приемными детьми.

Сейчас барьером на пути проникновения «деляг» в опекуны служат всесторонние проверки кандидатов в приемные родители, их психологический отбор. Не всегда это срабатывает. Но даже при безупречном подходе сотрудников органов опеки к отбору кандидатов, после отказа брать детей под опеку существует возможность решить проблему через суд. Судья с удовольствием вершит «справедливое дело». Кто бы проверил, какой процент расформированных приемных семей у опекунов, ставших ими по разрешению органов опеки и по суду. Контрольно-запретительные меры, которыми пользуются органы опеки после создания приемных семей, как всегда, еще менее эффективны, и их ужесточение не дает нужного результата. Не подселять же в приемную семью контролера.

Этот пример высветил глобальную проблему, которой нужно посвящать отдельную статью. Она заключается в следующей дилемме: чему государство должно отдавать предпочтение, на что оно должно направлять больше внимания и средств — на организацию воспитания людей, начиная с детского возраста, или на усиление контролирующих и карательных методов управления ситуацией. Первый путь очень сложный в организации, но эффективный. Второй примитивно прост, но ведет в тупик. В настоящее время мы уверенно движемся по второму пути.

Алименты и пособия

Пока живы родители, которые ограничены в родительских правах или лишены родительских прав, дети должны получать от них алименты. Ключевое слово здесь «должны». Фактически никто ничего не получает, а если и получает, то смешные крохи. Надо учесть, что отец-«прочерк», не зарегистрированный в свидетельстве о рождении, алименты не платит, потому что юридически он не существует. Остается только мать. Дети-сироты получают пенсию по потере кормильца.

В результате создается такая ситуация: в приемной семье два ребенка. У одного оба родители умерли. К 18 годам у него на счету накопится, в нашем случае, около 600 тысяч руб. за счет пенсии по потере кормильца. У другого ребенка мама жива. У него на счету 0, и деньги на нем, невзирая на работу судебных приставов и суды, не появляются. У мамы официальные доходы нулевые. Этот ребенок так и придет к 18 годам с нулевыми накоплениями. Таким образом, на законодательном уровне разделение на детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, приводит к ущемлению прав последних.

Решить эту проблему можно так: всем детям, которые в настоящее время должны получать алименты, необходимо выплачивать те же самые пенсии по потере кормильца. Алименты с родителей, которые ограничены в родительских правах или лишены их и у которых отобраны дети, необходимо взыскивать в бюджет государства.

Объясняю:

• Размер алиментов изначально базируется на доходах плательщика. То есть происходит дискриминация детей из бедных семей. Суммы, которые им полагаются, значительно меньше тех сумм, которые получают дети-сироты в виде пособий по потере кормильца.
• Взыскание денег с нищих, которые к тому же вообще не хотят работать — задача нерешаемая. Наблюдать по интернету за действиями судебных приставов и собирать коллекцию решений судов по взысканию алиментов, может быть, и интересно, но денег на счету ребенка от этих действий больше не становится.
• Как показывает практика, исполнительные органы не в состоянии качественно работать для взыскания денег в интересах детей. Вероятнее всего, взыскание денег в интересах наполнения бюджета будет более эффективным.
• Воспитание положительного образа семьи у детей, которые в настоящее время не получают алименты, будет более эффективным, если они будут получать выплаты, равные пенсии по потере кормильца, так как в настоящее время у них воспитывается твердое убеждение в том, что мама мертвая — лучше, чем мама живая. В будущем осознание того, что мать является источником неприятностей для ребенка, приведет либо к протестному отказу от семьи, либо к лицемерному, преднамеренному повторению действий матери в отношении собственных детей.

Теперь об учебе

Практически все дети, вышедшие из среды асоциальных семей, имеют глубокую педагогическую запущенность, задержку психического развития. У многих наблюдаются психические заболевания и умственная отсталость. Часть таких детей учится в обыкновенных школах, другие — в специальных. Поговорим об обычных школах, в которых мы сталкиваемся с проблемами инклюзивного обучения.

Идея инклюзивного обучения сама по себе отличная: все равны, у всех одинаковые возможности, всех в один класс. Но хорошо это только на уровне идеи, то есть в области, где обитает Министерство просвещения. А что же происходит на грешной земле?

На грешной земле есть цели обучения, поставленные ФГОС и для учеников, обучающихся по основной программе, и для обучающихся по адаптивной программе. Эти цели должны быть достигнуты каждым учеником. Утвержденный объем знаний должен быть усвоен, навыки — получены.

В какую же среду приходит ученик с проблемами? Он попадает в учебную гонку, которую не выдерживают даже вполне подготовленные дети из благополучных семей. Об интенсификации проведения классных занятий было написано в моей статье «Как превратить детей в загнанных лошадей». Вот в эту гонку мы его и помещаем, со всеми его проблемами.

Стоп, а с какими именно проблемами? Если у человека проблемы опорно-двигательного аппарата, но полностью сохранен интеллект, есть достаточные для обучения навыки и способность к коммуникации со сверстниками и учителями, это один разговор. Он будет учиться точно так же, как и все дети, только будет освобожден от физкультуры. А как происходит обучение детей с задержкой психического развития?

Дети с ЗПР обучаемы только с применением адаптированных программ и, часто, с пролонгированным сроком обучения. Получается: отдельный план, пониженный объем выполняемых заданий, как дома, так и на уроках, дополнительная коррекционная работа, отдельный подход к оцениванию. Вот тут и выходит на сцену жестокость.

Сами дети

В первый класс приходит человечек, который, например, не может рассказать, что произошло час назад, не знает, где лево, где право, никогда не рассказывал стихи, у него плохая память. Кругозор и словарный запас слишком маленькие для своего возраста. При этом у него действительно живой ум. Его можно учить, но опираться не на что, и базу для учебы нужно создавать в процессе обучения, параллельно с учебой. Итак, весь класс учит состав 10 по математике, а человечку нужно еще учиться считать до 10. Все учат стихи, а ему нужно еще развить навык запоминания.

Вот здесь и сокрыта большущая ложь. У такого ребенка не облегченная программа, а усиленная, дополненная занятиями по развитию того, что другие дети уже знают и умеют. Псевдо-сниженные нагрузки в виде уменьшения количества заданий не упрощают обучение, а усложняют его. Таким детям нужно больше времени для освоения навыков, а мы им это время урезаем. Дети, попавшие в обыкновенный класс, переутомляются от гонки, от постоянного отставания от других детей и в конце концов оказываются в ситуации полного непонимания учебного материала. Псевдо-облегченные программы приводят к росту объема дополнительных занятий. Дети попадают в порочный круг, им нужно все больше и больше дополнительных занятий. Это жестокость.

Если у ребенка присутствует незрелость эмоционально-волевой сферы — синдром психического инфантилизма, то в условиях переутомления учителей, перегрузки детей и общей, в связи с этим, нервозной обстановке в классе, которая стала почти стандартом, создать условия для коррекционной работы практически невозможно. Вместо коррекции ребенок с ЗПР может получить дополнительную нагрузку на психику и ухудшение состояния эмоционально-волевой сферы. Опять жестокость.

Их одноклассники

В обычной школе все выглядит примерно так: ждем, пока Иван (ребенок с ЗПР) напишет что-то. Иван рассказывает стихотворение, запинаясь, тратя на него 8 минут вместо 4-х. Ждем. Для Ивана еще раз повторяется материал. В результате времени для полноценного изучения и усвоения материала не хватает всем детям в классе, каждый день и каждый урок. И в чем виноваты одноклассники? Получается, что неспособные на решение проблемы обучения детей с ЗПР чиновники пошли по пути наименьшего сопротивления: они нагрузили этой проблемой одноклассников ученика с ЗПР. И как вы назовете целенаправленное снижение уровня образования способных учеников, если не жестокость?

Учителя

Детей с ЗПР определяют в классы учителей, не имеющих специального дефектологического образования. Да, есть разные курсы, но они существуют в основном для отчетов о проделанной работе по повышению уровня педагогической квалификации учителей. А то, что делается для галочки, и проводится для галочки.

Для каждого ребенка с особенностями нужно составлять индивидуальный план обучения и претворять его в жизнь. «А что тут такого, — скажут чиновники. — У нас же давно используется индивидуальный подход в обучении». Да, используется, но только на бумаге и в фантазиях чиновников. Индивидуальный подход к детям настоящий, не игрушечный, не для отчетов, возможен только тогда, когда не используется классно-урочная система обучения.

В обычной школе весь индивидуальный подход сводится к дополнительным занятиям. Получается, учитель не имеет никаких возможностей для корректирующего обучения детей с ЗПР, кроме притормаживания учебного процесса для всего класса и дополнительных занятий с учеником, которые совершенно некогда проводить честно и которые сам ученик уже не выдерживает. И то, и другое плохо. Ставить человека в безвыходное положение — это жестокость. Инклюзивная жестокость.

Можно сказать, что идея инклюзивного обучения не выполнима в рамках существующих систем обучения и провалилась с треском.

Я считаю, надо в школах возродить коррекционные классы, в которых должны преподавать учителя-дефектологи. Цель данных классов для начальной школы — развить необходимые учебные навыки для нормального перехода в среднюю школу. Количество часов по математике, русскому языку и литературе должно быть значительно увеличено. Всякую белиберду в виде раздутого окружающего мира, иностранного языка и имитации внеурочной деятельности необходимо исключить полностью (кстати, как и из всей начальной школы).

В программу нужно добавить полноценные уроки по практической психологии, которые должны проводиться в виде игр и тренингов для решения задач по ликвидации задержки психического развития, а также уроки по развитию речи. Максимально большое количество уроков по развитию речи должно быть в 1-м классе, потому что без этого дальнейшее обучение весьма проблематично. Возможность пролонгированного обучения должна предоставляться в любом, а не только первом классе, по необходимости. Все дети в коррекционных классах должны получать сопровождение школьного психолога и логопеда (к сожалению, несмотря на острую необходимость, в большинстве школ они отсутствуют).

Экономить на восстановлении коррекционной деятельности не стоит. Государство, экономящее на школах, разорится на тюрьмах.

P. S. Уважаемые чиновники, лично я не встречал еще ни одного нерадивого работника опеки, работающего непосредственно с родителями и с детьми. Все проблемы начинаются на федеральном, прежде всего законодательном уровне.

Иллюстрация: shutterstock / GoodStudio