«На выпускном меня назвали самым трудным учеником»: чем может обернуться музыкалка

Дополнительные занятия вроде как призваны дать детям возможность заниматься тем, что им интересно: музыкой, рисованием, футболом или балетом. Но, к сожалению, далеко не всегда эти уроки становятся приятным досугом. Наш блогер Катерина Подолина рассказывает, чем обернулись для неё занятия в музыкалке.

Кажется, что больше всего слёз и страданий видели суды, аэропорты и музыкальные школы. Кто-то после окончания с содроганием вспоминает ненавистные гаммы, кто-то — своих учителей.

В маленьком подмосковном городе, где я жила, могли не построить больницу или спорткомплекс, но вот музыкальная школа была. Причем находилась она в одном здании с загсом и местной администрацией. Учиться приходилось без особого желания. Я бы с радостью предпочла уроки рисования ненавистной музыкалке.

Ситуация усугубилась, когда из общеобразовательной школы меня перевели в гимназию в районном городе. Тогда моя жизнь серьёзно изменилась. Новый коллектив, новые учителя, большая нагрузка. Что уж говорить о занятиях в музыкальной школе, которые приходилось то прогуливать из-за несовпадения расписаний, то посещать без подготовки.

Автобус между городами ходил раз в час, ещё час нужно было трястись в гробу на колесиках под номером 31 до пункта назначения. Зазевался, пропустил, опоздал, у водителя было мечтательное настроение и вы ехали со скоростью два километра в час — на занятие ты уже не попадаешь. А переходить в новую музыкальную школу уже не было смысла: мне оставалось учиться два года.

Мой педагог по фортепиано знала о случившихся переменах, поэтому согласилась перенести уроки на более позднее время. Я предупредила преподавателя по сольфеджио и музыкальной литературе, так что на мои пропуски она смотрела сквозь пальцы. Но другим учителям и директору почему-то показалось, что самое правильное в сложившейся ситуации — это начать меня воспитывать. Причём довольно агрессивным способом.

Меня прилюдно отчитывали за «прогулы», на экзаменах после моей фамилии немедленно следовала презрительная реплика: «А, та самая»

Но это было даже не самое удивительное и неприятное. На групповых занятиях со мной учились ребята чуть старше, из местных: пацаны и девчонки от тринадцати до пятнадцати. Сейчас я понимаю, что их поведение вполне можно было назвать буллингом учителя: те постоянно орали на уроках, матерились, оскорбляли преподавателей, скакали на партах. После таких представлений к нам часто приводили директора. Увидев меня, она тут же забывала, зачем пришла. Ведь выпадала уникальная возможность поучить меня уму-разуму: «Что это ты позволяешь себе таким поведением: не ходить на уроки только потому, что ты ездишь в школу в другой город. Особенная, что ли?»

Однажды я услышала феерическую реплику: «Музыкальная школа — это школа, а не кружок!» Как относиться к факту, что в нашей стране обязательно общее образование, а не дополнительное, директор почему-то умолчала.

Не раз возникали проблемы с учителями по хору. На него я не ходила совсем: он стоял в расписании в субботу утром, тогда как суббота была моим полноценным учебным днем. Иного выхода не было, кроме как идти в конце четверти к преподавателю и бить челом. Вместо оценки или дополнительного задания я попала в долгую перепалку: учитель яростно настаивала на том, что в гимназии никто отроду не учился по субботам и это я придумываю, чтобы оправдать свою лень и нежелание учиться.

Читайте также:

Зачем подростку Бетховен

Тогда мой дядя, врач, спасая от произвола, выписал справку о моих проблемах со связками. Она давала мне разрешение не посещать занятия по пению. Ничто не предвещало беды. Однажды в кабинете моего педагога по фортепиано меня поймала какая-то неизвестная женщина, узнала фамилию и стала расспрашивать обо всём подряд: где учусь, чем занимаюсь, в каком я классе. Я ни о чем не подозревала, пока не оказалось, что передо мной — новый преподаватель по хору: «Ой, а у вас все нормально со связками! Голосок чистенький, я услышала». Я долго не могла поверить в то, что ситуация успела дойти до таких вот «проверок».

Чем ближе к концу двигалось мое обучение, тем меньше было понятно, где я: в реальной жизни или в шпионском детективе?

На выпускном преподаватель по фортепиано назвала меня «самым трудным учеником». Я так и не поняла, какие неудобства доставлял тихий и спокойный ребенок, который физически не мог разорваться между обычной школой и музыкальной. Зато все, кто издевались над учителями во время уроков, получили похвальные грамоты и благодарственные письма родителям за «воспитание замечательных детей».

Я до сих пор не знаю, чем моя учёба вызвала такое неодобрение и даже местами ненависть. Пока склоняюсь к тому, что это был выплеск свободной энергии, направленный зачем-то в моё воспитание. При этом поговорить с моими родителями не пытался никто. Мне тогда было всего лишь одиннадцать лет — я ещё смотрела на мир сквозь розовые очки и без понимания, что взрослые тоже иногда бывают идиотами.

Что я бы хотела сказать сейчас, спустя десять лет после этой истории? Не то, что секции и занятия лучше выбирать сообразно с интересами детей. И даже не то, что нужно стремиться попадать к нормальным учителям и тренерам. Хорошо, если бы ребёнку объясняли, что взрослый человек не всегда бывает прав, а наказание следует не всегда за дело. А ещё научить не стесняться обращаться за помощью там, где неадекватное поведение переходит все границы.