«До того как меня избили, я не считал, что их подколы могут быть опасны»
![](https://image.mel.fm/i/0/0qTiJ91vKz/590.png)
Иногда буллинг среди детей удаётся остановить относительно быстро: для этого психологу или педагогу требуется несколько месяцев, но бывает и так, что человек, которого травили в детстве, живёт с этим багажом долгое время, не решаясь с ним разобраться. В рамках антибуллинговой инициативы телеканала Cartoon Network люди, пережившие травлю в детстве, рассказывают о её преодолении и о том, как этот опыт повлиял на них.
Максим (имя изменено по просьбе героя):
«Я учился в хорошей школе, где все хорошо друг друга знали и случаи травли были, скорее, исключением, а не правилом. У нас не было ярко выраженной «элиты» в классе, но были «самые крутые ребята». Я к ним не относился, хотя мы хорошо общались и дружили. Чтобы быть крутым, мне не хватало культурного багажа. У меня был тонкий голос, небольшие дефекты дикции и длинноватые светлые волосы — неплохая мишень для шуток и подколов, однако внутри класса проблем не было.
В середине шестого класса я привлёк внимание двух парней, которые учились на класс старше. Они прозвали меня Бивисом. Поначалу я не обращал внимания, на каждой перемене слышал: «Эй, Бивис», «Куда спешишь, Бивис?». Потом добавились другие мелочи — толчки в очереди в столовой, в раздевалке. Однажды после уроков они встретили меня у крыльца школы в компании нескольких своих товарищей из других школ. После пары реплик один из них разбил мне лицо.
До того, как меня избили, я не считал, что их поведение может быть опасно. Да, мне было некомфортно, я старался избегать их, оглядывался в коридорах, проверял расписание уроков, чтобы не оказаться с ними на одном этаже, но мне не приходило в голову обратиться к кому-то за помощью. Понятия «ябеда» и «стукач» я усвоил ещё с детского сада.
![](https://image.mel.fm/i/U/UsliEJ04IP/590.png)
Но скрыть от мамы разбитое лицо было невозможно. Она позвонила классной руководительнице. Та выяснила, кто меня травил, стала разбираться. Когда стало ясно, что произошло, рассказала директору, который был крайне нетерпим к подобным вещам. Одного из этих парней исключили из школы сразу, второй проучился ещё какое-то время, избегая столкновений со мной, а потом перевелся в другую школу. Мне кажется, что это довольно жёсткое решение — буквально исключить источник проблемы. Мне больше ничего не угрожало, дело закрыто. Эффективно, но похоже на заметание мусора под ковер.
Пытаясь вспомнить детали, я вспоминаю скорее ощущение беспомощности, когда тебя унижают только потому, что ты меньше и слабее
Возможно, было бы лучше, если тогда кто-нибудь выяснил всю историю и проработал её со мной — кажется, для таких вещей и нужны психологи. Психолога у нас в школе не было, со мной никто не обсуждал случившееся, разве что одноклассники сочувствовали и хвалили: стоял один против толпы, получил по лицу, но не плакал и не убежал. На самом деле я просто был в шоке.
После того, как меня побили, я сказал маме, что хочу заниматься карате. Она согласилась. Мне кажется, на неё произвело сильное впечатление, что, когда меня били, я просто стоял, не пытаясь ни защититься, ни убежать. Я был психологически совершенно не готов к столкновению с насилием. Думаю, мама поняла это и решила, что карате поможет мне в критической ситуации не впасть в ступор, а что-то сделать, хотя бы убежать. Занятия дали мне это, наряду с опасным заблуждением, что я умею драться. Едва изученные приёмы карате не очень работают против дворового бокса, к счастью, мне не пришлось это проверить на себе».
Анастасия:
«Я никогда не была общительным человеком, душой компании. Предпочитала общаться с парой близких друзей, сидеть отдельно и заниматься своими делами. Ещё в школе я нашла свои главные увлечения — книги и рисование. Как правило, они давали мне некоторый авторитет: меня часто просили что-нибудь нарисовать, а из-за любви к чтению признавали умной.
Травить меня начали в летнем языковом лагере в Англии, когда мне было 12 лет
Сначала всё было довольно спокойно, я общалась с парой людей, радовалась старому зданию школы и красоте вокруг. Ученики разбивались на группы по стране, из которой они приехали. Я много общалась с ребятами из России, они и начали травлю. Зацепились за мои рисунки, а после начали буллить в связи с сексуальной ориентацией. На моих рисунках все выглядели достаточно женственно. Это привело их к мысли, что мне нравятся девушки. Я объясняла, что это просто стиль рисования, но было уже неважно.
То, что поводом для нападок стала именно сексуальность, было для меня страшным по двум причинам. Во-первых, мне было всего 12 лет, секс был табуированной, постыдной и «грязной» темой. Во-вторых, я начала замечать, что мне действительно интересны девочки.
Я пыталась со всем справиться самостоятельно. Мне даже не приходила мысль попросить помощи, это было признаком слабости. Старалась объяснить другим детям, что история с рисунками — это просто забавное недоразумение, а когда смешки превратились в откровенные издевательства, делала вид, что меня это совсем не задевает. Получалось плохо, я сильно краснею от любого волнения, плохо притворяюсь. Пыталась начать противостояние, но и это не мой конёк — в конфликтах я теряюсь, не могу связать двух слов и от избытка переживаний даже начинаю плакать.
![](https://image.mel.fm/i/0/0X4KHEsR2J/590.png)
Ближе к концу смены я всё-таки рассказала взрослым о происходящем. Сотрудники школы поговорили с детьми и их родителями, что остановило травлю, хотя агрессоры порой ещё портили мне жизнь исподтишка.
Сразу после того, как с ними поговорили, вся группа меня назвала слабачкой и ябедой
Я никогда не говорила об этом опыте. Эпизод почти стёрся из памяти и воскрес только когда я начала искать в прошлом причины появления тревожного расстройства, низкой самооценки и склонности к депрессиям. Оказалось, именно тогда я впервые ярко ощутила свою ущербность, неправильность, стала подозрительной по отношению к окружающим людям, стала опасаться, что произойдёт что-то плохое, в любой момент. Стало очевидно, что с этим нужно что-то делать, только года три назад. Получается, я всё ещё справляюсь с последствиями травли.
Сейчас я понимаю, что львиная доля ответственности за буллинг и то, как он повлиял на меня, лежит на взрослых. Учителя школы, сотрудники администрации, кураторы должны были следить, чтобы дети спокойно уживались. Они обязаны были вовремя обращать внимание на травлю, разрешать проблемы, а не оставлять детей наедине. Они не должны были ждать, пока я сама к ним приду. При всей моей любви к родителям, я не понимаю, почему они не отвели меня к психологу, как только я прилетела в Москву. Они же знали, что я тихий и впечатлительный ребёнок, так просто последствия травли не пройдут. Конечно, в то время походы к психологу не были распространенной практикой, но это был отличный повод, чтобы начать».
Юля:
«В школе я пережила довольно жестокую психологическую травлю. Меня не били, не окунали головой в унитаз, но придумывали обидные прозвища и изводили ими каждый день. У меня воровали и прятали вещи, мне писали злые сообщения, надо мной постоянно смеялись. И на уроках, и на переменах, я чувствовала себя очень одиноко. Я вообще была зажатым ребёнком и из-за травли становилась всё более и более отстраненной и озлобленной.
Буллинг привёл к тому, что у меня сформировался комплекс самозванца и комплексы по поводу внешности и моей неуклюжести. Когда я пошла на терапию и начала с этим работать, мне стало легче, но я помнила про травлю. Долгие годы я считала, что мои одноклассники — ужасные люди, которые издевались надо мной от злобы, из-за того, что их плохо воспитали. В ходе терапии стала думать, что, возможно, не все они злодеи.
По просьбе одного издания я встретилась с одноклассниками, чтобы поговорить с ними и написать об этом текст. Мне было страшно идти к ним
Не представляла, что я услышу. В конце концов я решилась и выяснила интересную вещь: у многих были серьёзные психологические проблемы, и сейчас, когда они выросли, они поняли это.
![](https://image.mel.fm/i/S/SUzOgcFAP1/590.png)
Например, мой одноклассник рассказал, что смеялся надо мной, потому что боялся, что я буду смеяться над ним. В какой-то момент ребята называли его толстым, и он решил, что лучший способ не дать себя в обиду, это присоединиться к большинству травить кого-то другого. Другая девушка рассказала, что хотела дружить с одноклассницами, в компанию которых не вписывалась и очень переживала из-за этого. Чтобы не стать лишней, она решила возглавить нападение на других, показав за счёт этого свой авторитет. Ещё одной девочке казалось, что она не слишком одарённая, и она встроилась в процесс травли. Она поняла, что если будет агрессором, то никто не посмеет напасть на неё.
Когда я поговорила с ними, почувствовала, что я стала намного сильнее. Я годами носила в сердце обиду и тревогу, гадая, что со мной не так, а оказалось, что дело было в них и во взрослых, которые часто задают детям слишком высокую планку, а потом не хотят вмешиваться в их проблемы, работать с их психологическим состоянием. В итоге многие дети живут в тревоге. Кто-то пытается решить проблемы самостоятельно, часто с помощью травли других. Ответ на загадку о причинах буллинга был очень прост: «С тобой всё в порядке, просто людям вокруг тоже очень плохо, и иногда важно увидеть это».
Понимаю, что том возрасте я не могла обсудить с ними их проблемы, спросить, зачем они меня травят, да они бы и не ответили. Я не виновата в том, что переживала буллинг. Теперь я воспринимаю школьную травлю как часть жизни. Этот опыт помог мне многое понять и стать сильнее».