В начале 80-х Полину Осетинскую считали самой одаренной юной пианисткой СССР: она с 5 лет давала концерты, собирала полные залы. А когда девочке исполнилось 13, стало известно: выдающихся результатов она добилась под давлением отца, который воспитывал ее в жестокости и унижениях. Рассказываем про детство пианистки по мотивам ее книги «Прощай, грусть», а сама Полина комментирует, как этот опыт повлиял на ее отношения с собственными детьми.
Станет великой
«Первое воспоминание детства — я лежу на полу в темной комнате и плачу» — с этих слов начинается книга Полины. Во время ее написания она уже сама была взрослой и перестала ассоциировать себя с ребенком-вундеркиндом, который собирал на больших сценах овации и параллельно терпел жестокость от родного отца, желающего сделать дочь с каждым днем лучше и успешнее.
Полина родилась 11 декабря 1975 года в Москве. За ее появлением на свет наблюдала группа студентов-медиков. Поэтому в своей книге Полина шутит, что с детства приучена к общественному вниманию и интересу. И говорит, что никогда не боялась сцены и публики.
Музыкальное образование пианистка начала получать, по сути, еще до рождения, поскольку дом Осетинских всегда был наполнен классической музыкой. Мать девочки, Елена Владимировна Мантурова, обожала слушать Моцарта, Баха и Шостаковича. Красавица и душа компании, она вместе с отцом Полины постоянно ходила в консерваторию.
Полина была третьей дочерью Олега Осетинского. К моменту ее появления отец был уже довольно заметной фигурой в московских богемных кругах. Журналист, писатель, сценарист фильмов «Звезда пленительного счастья» и «Взлет», он активно вращался в творческой среде, был близок с музыкантами группы «Аквариум» и Майком Науменко.
Олег с детства мечтал стать пианистом, но получил травму пальца и тогда дал себе обещание — его ребенок станет великим музыкантом. Сначала он попытался сделать звездой свою первую дочь, Наташу, но девочка не выдержала давления отца и сбежала из дома, получив пожизненный ярлык «дочь-бегунья»: «Вышел неприятный скандал — отец сказал дочке энное количество слов в не самой изысканной форме (не желая признать в этом поступке благородных внучатых порывов), после которых девочка сбежала из дома. Естественно, он ожидал ее скорейшего возвращения с повинной. Но Натали никогда не вернулась», — пишет в своей книге Полина.
У Олега Осетинского была еще средняя дочь, Маша, но ставку он решил сделать на самую младшую — Полину. И не прогадал.
Талант или цирковой номер
В пять лет Полину отдали в музыкальную школу — это решение с ней не обсуждалось. Ребенка это напугало, она не хотела туда ходить и однажды даже устроила протест: встала в центре дороги и сказала, что не сдвинется с места, пока ее не собьет машина, поскольку музыкой заниматься не хочет. Правда, меньше чем через минуту девочке все же пришлось отпрыгнуть в сторону на тротуар. А потом и пойти на занятия.
«Далее класс, выкрашенный по традиции масляной краской в невнятный зеленый цвет. Клавиши. Ноты. Длительности. Полый кружочек и черный кружочек, завитушки и хвостики, крючочки и точечки. Ощущение беспомощности и безысходности. Черное пианино и линейка, которой бьют по рукам при каждой неминуемой ошибке. В это время я уже довольно долго жила с матерью, и она сидела со мной неотлучно, следя за выполнением упражнений, данных отцом», — вспоминает Полина.
Через год Полина попробовала поступить в подготовительный класс Центральной музыкальной школы (ЦМШ), но провалила экзамены. Отец пошел выяснять что-то к учительнице, обучавшей ранее Полину начальной нотной грамоте, после чего женщину вывезли из кабинета на скорой. Что именно тогда произошло, до сих пор неизвестно.
После провала на экзаменах Олег Евгеньевич увез Полину в деревню на Куршской косе — и каждый вечер заставлял садиться за пианино. Он подгонял ее, чтобы она постоянно разучивала ноты все быстрее и быстрее. Ребенку это первое время казалось даже забавным. Как будто она пытается проверить себя на прочность. Там же состоялся ее первый концерт.
Следующий был уже в Вильнюсе — и тоже по инициативе отца: «Выйдя на сцену, я поняла, что тут, знаете ли, не киноклуб поселка Прейла. В зале сидели самые что ни на есть настоящие музыканты, профессора и доценты и с изумлением взирали на шестилетнюю пигалицу, бодро выскочившую на сцену… в шортиках и маечке! Пигалица играла все тот же „Романс“ Моцарта и прелюдии Скрябина. Публика, недолго думая, разразилась горячими аплодисментами. Мне кажется, что профессора так до конца концерта и не определились, как к этому относиться: как к проявлению способностей или как к цирковому номеру».
Уксус и таблетки на завтрак
Десятки частных уроков с работниками ЦМШ — и Полина поступает, становится ученицей школы. Про то время она позже напишет в книге: «Вскоре после начала учебного года отец забрал меня жить к себе, и я, разом лишенная маминых сырников и кашек, иногда теряла сознание от голода. У Олега Евгеньевича было своеобразное представление о питании, ввиду чего мой завтрак мог состоять из стакана яблочного уксуса, наполовину разбавленного водой (это считалось крайне полезным), пяти витаминок и двадцати таблеток аскорбинки. Обед из куска засохшего сыра с ложкой меда — оба этих продукта, как назло, я люто ненавидела; иногда куска полусырого антрекота. (В дальнейшем откорм полусырыми антрекотами приобрел ритуальный, почти первобытный характер: поймав кусок мяса с шипящей сковородки и впившись в него зубами, я возвращалась к роялю, почти рыча.) Ужин предусматривался далеко не всегда, и им запросто мог быть стакан кефира или буквально корочка хлеба. На еду отводилось две-три минуты: все, что я успевала заглотить за это время, и было моим рационом».
Олег Евгеньевич посещал почти каждое музыкальное занятие Полины в ЦМШ, чтобы контролировать успехи дочери
Это раздражало Анаиду Степановну Сумбатян, педагога девочки, поэтому довольно быстро их занятия прекратились. Педагоги Полины (а это были исключительно именитые, заслуженные люди) вообще менялись друг за другом, потому что Олега Евгеньевича не устраивали их методы. В какой-то момент он понял, что лучше его самого дочь никто не обучит.
В книге Полина привела в пример его цитату: «Я перечитал горы литературы, разобрал несколько старых фортепьяно и роялей, чтобы понять тайну их работы. Я изучил устройство руки ребенка как врач, устройство тела и физиологию — как спортивный тренер, устройство рояля — как настройщик. Кроме того, я с детства имел уникальный слух и память и уже в самом раннем детстве не пропускал ни одного интересного концерта в БЗК. Опытные педагоги с ненавистью бросали мне:
— Вы дилетант! Она никогда не будет играть на рояле. Вы ничего не знаете о постановке руки, о методике, о правилах, о контрапункте.
Но я презирал их — и презираю сейчас».
Дубль-стресс
Олег Евгеньевич начал учить Полину по методике под названием «дубль-стресс». Ее авторы полагают — наш организм начинает использовать полные возможности мозга только в стрессовых ситуациях, а до этого задействует лишь 15–20% его мощности. Поэтому отец решил занять буквальную каждую минуту жизни своей дочери разными занятиями. Например, Полина должна была играть разные симфонии, исполнять этюды, а в перерывах прыгать 25 раз, высоко поднимая колени. Или по 100 раз поднимать руки вверх. Не отдыхать. Не расслабляться. А пить воду только под Четвертую инвенцию Баха и никак иначе.
Иногда отец все же устраивал свободные дни. Их он планировал так, чтобы Полине это казалось наградой за старания.
Матери Полины он писал заметки, чтобы в ее отсутствие она все выполняла: «Бег с высоко поднятыми коленками — спасение Полины! Следи за ее осанкой и животом. Давай ей больше любви и ласки! Сильней люби доченьку и старайся не утерять ничего из того драгоценного, что дал ей Бог и воспитание. Не давай ей себя бояться и врать. Развивай в ней драгоценный дар сочувствия, сияния и внимательности. Четко следи за ее обязанностями, сделай их железно контролируемыми, но не утеряй справедливости. Апеллируй к ее чувству справедливости! Борись с эгоизмом и вялостью — дорого заплатим! И — железно выполняй расписание».
Когда Полине было 8 лет, в ее репертуаре было около 10 часов музыкальных произведений. Правда, многие композиции девочка себе облегчала, например играла только крайние ноты в октавах с «начинкой», то есть нотами внутри. Это замечали все люди, причастные к музыке, и, конечно, знала сама девочка. Но этого не видел Олег Евгеньевич. Ему казалось, что Полина играет превосходно.
На кону была мировая слава
Концертов у Полины становилось все больше и больше. Ее отец, кажется, был готов на все, чтобы сделать дочь еще более популярной. Он, например, просил ее под диктовку звонить именитым музыкантам и предлагать им устроить совместное выступление. На обычную школу у девочки времени было мало, занятия музыкой вытесняли даже общение с родной матерью.
В девять лет Полина дала концерт с оркестром Одесской филармонии под управлением Георгия Гоциридзе, собрав полный зал. И примерно тогда же ушла из ЦМШ — опять же из-за отца. Он хотел нарушить официальный устав школы, чтобы вместо одной отведенной части концерта Полина сыграла всего Моцарта, и даже тайком договорился об этом с дирижером. Но ЦМШ такая выходка не понравилась, случился скандал. Олег Евгеньевич забрал дочь из музыкальной школы, переведя ее в соседнюю — рядом с домом.
Полина успешно гастролировала по Прибалтике. У нее брали интервью американцы, про нее писали в The Washington Post. Министерство культуры начало выплачивать Полине 18 рублей 15 копеек в месяц как взрослому исполнителю-солисту. В 1988 году пианистку пригласили в тур в США.
В 11 лет по скорой Полина попала в больницу, где у нее было диагностировано 25 хронических заболеваний ЖКТ в стадии обострения.
«Позади остались времена, когда я тайком съедала суп из собачьей миски, предназначенный̆ нашей собаке Джульке, от которого та воротила нос. И еще мама в свои поневоле редкие визиты жарила котлеты и перед уходом тайком заносила мне парочку в спальню — иначе мне бы не досталось. Теперь меня кормили по расписанию, пареным и вареным. На гастролях в каждой гостинице по утрам заказывалась каша, а днем какая-нибудь специально поставленная на службу советской культуре сердобольная женщина либо приносила кастрюльку из дома, либо водила меня к себе на плановый покорм. Ведь на кону была мировая слава и миллионы и нельзя было допустить сбоя системы», — пишет в своей книге Полина.
«Я — мыльный пузырь»
Поездка в Америку стала еще одной возможностью для отца, который стремился выжать из дочери максимум. Теперь он решил прибегнуть к шантажу — заявить прямо перед выступлением, что девочка отказывается выходить на сцену, чтобы им удвоили гонорар.
Полина чувствовала себя подавленно. Мама говорила ей, что после турне нужно бросать музыку. В один день девочка даже написала письмо матери, в котором говорила, что планирует побег.
«Наши американские друзья, видевшие его обращение со мной, знали, что, если он попадется на этом в законопослушной, блюдущей личную неприкосновенность Америке, ему выдадут restraining order и запретят приближаться ко мне. Но я тогда об этом ничего не знала. Мне было невыносимо думать, что, когда все раскроется, когда все увидят воочию отца, поймут, что я — мыльный пузырь, у меня больше не будет никаких шансов на жизнь и профессию. Играла я к тому моменту невозможно плохо, руки болели, никакого желания выходить на сцену не было».
И все-таки Полине удалось сбежать от отца — это случилось за три недели до предполагаемого американского турне. С собой она взяла самые необходимые вещи из московской квартиры, немного денег, собаку и спряталась в квартире у маминой знакомой напротив храма на «Рижской». Отец расставил по всему городу своих «агентов», которые следили за местами, где девочка могла появиться. Жизнь в четырех стенах тоже оказалась непростой, поэтому Полина перебралась в подмосковную деревушку. Там ее спрятал отец Владимир, который служил в церкви на «Рижской», напротив квартиры маминой подруги, где пряталась девочка.
Потом Полина уехала в Ленинград к своей знакомой Кире Мержевской. У женщины было уже трое своих взрослых детей, но она очень трепетно относилась к юной пианистке и хотела ей помочь. Там девочку нашел отец. Он ломился в дверь, пока семья Мержевских пытались защитить 13-летнюю Полину и дозвониться до милиции, тогда спасти девочку удалось.
А потом к пианистке приехал журналист Александр Невзоров. Для передачи «600 секунд» он записал интервью с девочкой, где она попросила больше не ассоциировать ее с отцом и рассказала о его жестокости. В кадр попало и заявление в полицию, в котором Полина сообщала о побоях. Это вызвало широкий общественный резонанс. Кто-то поддержал девочку, но были и те, кто встал на сторону ее отца.
Теперь для Полины находиться в Москве было небезопасно: на нее был озлоблен не только отец, но и его поклонники. Полина с мамой хотели уехать в Америку. Но отец сказал, что, если они уедут из страны, он подожжет себя на Красной площади.
Полина переехала в коммуналку на Старо-Невском, где переночевала одну ночь. А дальше — в интернат при консерваторской школе-десятилетке: «В интернат с родителями нельзя, но для нас после визита М. В. Вольф к директору все-таки сделали исключение и поселили в комнате для гостей. Временно. Маме дали сроку два месяца».
Скромно и чисто
После переезда от отца жизнь Полины сильно изменилась. Во-первых, бояться Олега Евгеньевича нужно было теперь вдвое больше. Во-вторых, было непонятно, что делать с музыкальным будущим. «Некоторые известные профессора поперву облизывались, как кот на сметану, однако и кололось: девочка безнадежно испорчена, возни будет много, да и отец может выкинуть штуку, а выйдет ли толк, предсказать не мог никто».
Учиться к себе школьницу взяла педагог Марина Вениаминовна Вольф. Она заполняла все пробелы в ее знаниях, которых отец не замечал. Полина была ей искренне за это благодарна. Олег Осетинский в это же время подсылал к близким Полины людей с подкупами — хотел, чтобы дочь вернулась к нему. А иногда добирался до девочки сам.
«Он упросил Киру уговорить меня встретиться. Я пришла, села за рояль. Он велел Кире с мужем выйти. Кира категорически отказала. „Вернись немедленно, мерзавка“, — сказал он. Не бывать этому, нет. Тогда он подошел, плюнул мне в лицо, прокричав: „Будь ты проклята!“ — и бросился на меня. Тут ему в ногу вцепился бульдог Торик, Володя оттащил отца и спустил с лестницы, я билась в истерике. После этого встречаться как-то расхотелось», — пишет Полина.
Парадоксально, но при этом любовь к музыке Полина не утратила
Ей нравилось быть ученицей, заниматься с настоящим педагогом. Теперь она должна была сама нести ответственность за все свои действия, победы и поражения. За ней больше не стоял отец, который диктовал, что говорить, и разбирался, если случались проблемы. Она больше не могла выбежать на сцену в маечке и шортиках и пару раз не попасть в ноты. Теперь она была самостоятельным музыкантом, на которого пристально смотрело профессиональное сообщество. А поскольку имя Полины было на слуху, к ней было вдвое больше внимания.
С того момента на концертах Полина играла скромно и чисто и только тот репертуар, который она разучивала с педагогом. Отец, глядя на это, был убежден, что без него девочка потухла, стала никем. И даже требовал, чтобы дочь сменила фамилию — иначе она позорит род Осетинских.
Сама же Полина стойко и честно боролась за свое место под солнцем. Она говорила маме: «Мама, ты не волнуйся. Я все равно стану настоящим музыкантом. Только тебе придется немного подождать. Пожалуйста, подожди».
Олег Евгеньевич тем временем набирал себе учениц, которые давали концерты под его фамилией. И пытался расторгнуть некоторые договоренности, приглашения, которые предназначались его дочери, тем самым лишая ее множества возможностей. Он так и не смог смириться с тем, что девочка перестала ему подчиняться.
27 сентября 2020 года Олег Осетинский скончался.
Жизнь Полины сегодня
Сегодня Полине Осетинской 46 лет. За её плечами множество наград и выступлений. Она не закончила свою музыкальную карьеру и продолжает давать концерты. У неё трое детей.
В интервью «Мелу» Полина рассказала, что влияние родительского воспитания на детей может привести к двум сценариям: либо мы записываем этот паттерн в свой мозг и душу и несем дальше по отношению к своим детям, либо мы осознаем его, прорабатываем и пытаемся использовать другие подходы.
В семье Полины исключены физические наказания и унижения: «Если вдруг какие-то вещи кажутся обидными ребенку или взрослому, мы стараемся о своих чувствах говорить и объяснять, почему это неприятно и болезненно, пытаемся договориться. И взрослые, и дети имеют право на гнев, агрессию, просто проявлять их нужно учиться экологично». Для этого, например, у сына Полины есть боксерская груша — с ее помощью он выплескивает эмоции.
Что касается музыки, то Полина поставила себе условие: она никогда не будет делать из детей профессиональных музыкантов против их воли и желания. «Я хотела, чтобы они занимались музыкой для удовольствия, так и было. Старшая дочь играла на рояле, средняя — на арфе до тех пор, пока ей это приносило удовольствие. К сожалению, публичные выступления, зачеты и экзамены приносили ей такой сильный стресс, что от этого пришлось отказаться».
Полина хочет, чтобы у ее детей было счастливое и спокойное детство
«Если говорить о профессиональной деятельности, то никакого удовольствия, как правило, в профессиональной парадигме нет. Это сразу с 6 лет тяжелая работа, большой труд, конкуренция, изматывающая дисциплина и так далее и так далее».
Конечно, как матери Полине порой хочется, чтобы ее дети объяли необъятное, чтобы в их жизни были и спорт, и музыка, и искусство, и литература. «Но тем не менее я считаю, что нельзя заниматься чем-то через силу, ненависть, — подчеркивает наша героиня. — Особенно если у тебя это не получается хорошо. Если получается отлично, но тебе сложно себя заставить, тогда, возможно, надо предпринимать какие-то мотиваторские подвиги и попытаться со своим ребенком это пройти, но если получается плохо и ты видишь, что он страдает, то какой в этом смысл?»
Фото на обложке: РИА Новости / А. Козьмин
ИСТОРИИ
Сон на морозе, алгебра в 4 года, равнодушие к слезам: как воспитывали детей советские педагоги Никитины
ИСТОРИИ
Мальчик, не знавший границ: человек, который переписал математику ХХ века и стал пастухом
ИСТОРИИ
В 10 опубликовал научную статью, в 19 был признан гением, но не дожил до 30: история вундеркинда Паши Коноплёва