Один из 50 лучших в мире. Как педагог из Казани прошёл в финал «нобелевской премии для учителей»
Один из 50 лучших в мире. Как педагог из Казани прошёл в финал «нобелевской премии для учителей»
Один из 50 лучших в мире. Как педагог из Казани прошёл в финал «нобелевской премии для учителей»

Один из 50 лучших в мире. Как педагог из Казани прошёл в финал «нобелевской премии для учителей»

Анастасия Никушина

2

23.09.2021

«Учитель года» — конкурс уже довольно известный даже среди тех, кто никак не соприкасается с педагогикой. А вот про Global Teacher Prize в России слышали даже не все педагоги. Преподаватель математики из Казани Алмаз Хамидуллин прошел в финал конкурса, став одним из 50 лучших учителей мира. Мы поговорили с ним о работе в мужском лицее-интернате, спортивном азарте и планах на будущее.

«Даже не думал, что работать будет тяжело»

Алмаз Хамидуллин работает учителем чуть больше десяти лет: за это время у него получилось создать успешный курс математического образования в гуманитарном лицее-интернате, стать «учителем года — 2017» и пройти в финал самого престижного педагогического конкурса планеты, Global Teacher Prize 2021. Но Алмаз никогда не мечтал о карьере учителя.

Родом из Нижнекамска, третьего по величине города в Татарстане, Алмаз постоянно участвовал в олимпиадах. Особенно хорошо шла математика. В 11-м классе он занял 2-е место на республиканской олимпиаде и поступил в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики. Фактически без экзаменов. Алмаз думал стать программистом или бизнесменом — в Москве ему советовала остаться и мать, сама учительница по профессии. Но юноша решил получить еще один диплом и поступил на факультет педагогического образования, где проучился 2,5 года.

«Когда я учился в школе, у меня были молодые и веселые преподаватели, которые не просто вели уроки, а посвящали нам свое время: мы вместе играли в футбол, устраивали пикники, — вспоминает Алмаз. — У меня сложился образ учителя как молодого активного человека, который любит заниматься тем, что он делает. Наверное, этот образ остался где-то в подсознании, так что, когда мне предложили работу учителя, я даже не думал о том, что работать будет тяжело».

На последнем курсе с Алмазом связалась администрация его нижнекамского лицея и предложила работу: «В Москве я уже проходил двухнедельную практику в московской школе, так что, когда мне предложили поехать домой, я был уже готов к этому». Забавно, что решение Алмаза не слишком-то пришлось по душе его матери, тоже педагогу. Но через полгода она приняла, что сыну преподавать в школе нравится больше, чем работать в одном из московских офисных небоскребов.

«Сейчас я стою позади учеников и двигаюсь с их скоростью»

Сначала Алмаз легко находил контакт с учениками: разница в возрасте была совсем небольшой, и он хорошо понимал, чем увлекаются дети. «Мне самому было интересно то, что интересно им. Тогда одной из главных проблем моих ровесников-учителей было сохранение дистанции, но мне оно давалось легко: я сам по себе строгий учитель. В 34 года я уже чувствую разрыв», — рассказывает педагог.

Поначалу главной проблемой была не коммуникация, а скорость, с которой Алмаз вел детей по программе: «Я думал, что, если хорошо и красиво все объясню, всем сразу все будет понятно. Со временем я понял, что, пока человек сам не пройдет этот путь, он спокойно может кивать весь урок, ничего при этом не понимая». Постепенно темп преподавания замедлился, Алмаз стал больше времени уделять проработке качества знаний учеников: «Я перестал куда-то спешить. Если раньше я был впереди учеников, тащил их за собой, то сейчас я стою позади них и двигаюсь с их же скоростью».

Проблем с дисциплиной на уроках Алмаза почти никогда не было. Тем не менее он замечает: «Учителя должны быть ближе к детям, ставить себе меньше ограничений.

Если детям интересен футбол, нет ничего страшного, если учитель немного поговорит о нем с детьми на уроке

Сейчас у школы самая главная задача — чтобы ученики ее вновь полюбили, чтобы им было приятно в ней находиться и они понимали, что их принимают и понимают. Если появится доверие к учителям, к школе, то придут и образовательные результаты. Это главная задача, а не формальное достижение целей. Потеряется связь — потеряется и уважение к учителям, и об образовательных результатах говорить будет совсем тяжело».

«В Татарстане есть такое слово „абый“»

Переехать из Москвы обратно в Нижнекамск было, с одной стороны, интересно, а с другой — тяжело. «Когда я приезжал из Москвы в Казань во время учебы, скорости замедлялись в два раза. Возвращаясь в Нижнекамск, я чувствовал, что время становится медленнее уже раза в четыре».

Через пять лет преподавания в родном лицее Алмаз понял, что хотел бы переехать из Нижнекамска. «Вариантов особо не было — только в Казань. Кроме того, знакомый директор предложил работу, — вспоминает учитель. — Да и не просто работу, а целый проект математического развития гуманитарного лицея-интерната № 2. Он всегда славился гуманитарными предметами, а математика была, мягко говоря, не сильной его стороной. Сейчас он входит в топ-3 математических школ города».

«Есть много фильмов про старые британские школы только для мальчиков. Вот наш лицей примерно такой и есть», — рассказывает Алмаз про лицей-интернат № 2, из которого он недавно ушел на пост директора в новое учебное заведение. В лицее-интернате — не загородном, а вполне городском — дети проводят в школе значительно больше времени, чем их ровесники. В лицее они находятся с 8 часов утра и минимум до 15–16, а большинство и вовсе до 18 часов вечера. Возвращаясь в интернат, мальчики проходят самоподготовку, участвуют в мероприятиях с воспитателями.

Алмаз замечает, что существует определенный стереотип об умении учеников лицея общаться с противоположным полом. Он сам же опровергает миф: «Я сам учился в таком же лицее: у меня семья, двое детей». В раздельном обучении, считает педагог, есть вполне явная польза: «Когда в классе присутствуют только мальчики, они не отвлекаются. Во-первых, дети взрослеют по-разному. Девочки раньше, а мальчики позже. Во-вторых, мальчики перед девочками все время хотят себя показать, и мысли начинают в другую сторону сдвигаться, тем более в период взросления, когда это вообще выходит на первый план». Иными словами, лицейская дисциплина обеспечивается отчасти и тем, что девочек в заведении просто нет.

Один из главных принципов общения в лицее-интернате — уважительное отношение к старшим, причем не только к учителям, но и к ученикам. Тем более что старшеклассники иногда становятся помощниками воспитателей. «У нас в Татарстане есть такое слово „абый“, уважительная приставка. Младшие дети не обязаны всецело прислушиваться к старшим — они могут иметь свою точку зрения на что угодно, — но к старшим они должны относиться уважительно, — поясняет Алмаз. — Когда в лицей приходят гости, они удивляются тому, что с ними здоровается каждый учащийся и учитель. Раньше я не понимал, что в этом странного, а сейчас ощущаю, насколько это бросается в глаза».

В лицее, помимо русского и иностранных языков, преподают татарский. За последние годы его преподавание сильно поменялось — теперь упор делают не на грамматику и правила, а на культуру и песни. При этом национальный состав лицея неоднороден: «Нам же постоянно жить вместе: татары должны понимать русских, русские должны понимать чувашей. Это культурный и уважительный диалог».

В остальном географическое положение не накладывает на преподавание, методики никакого следа. Алмаз добавляет: «Единственное — у всех в Татарстане есть желание быть первым во всем, поэтому и с олимпиадами у нас все хорошо: Москва, Питер, а потом обязательно Казань. Но здорово, если есть такая соревновательность. Появляется какая-то жизнь».

Спортивный азарт и умение проигрывать

«У меня нет особой страсти к профессиональным конкурсам, но с рождения был спортивный азарт. Мне важно побеждать, не просто участвовать», — делится педагог. Алмаз участвовал не только в «Учителе года», но и в конкурсе «Лидер России», созданном для управленцев, любительском футбольном чемпионате.

«Мне важно все время находиться в тонусе, я не могу монотонно и долго работать над чем-то одним. Олимпиады и конкурсы для учителей меня поддерживают — иначе мне стало бы скучно, я не смог бы продолжать работать. Можно сказать, что это такое лекарство от выгорания», — говорит Алмаз, добавляя, что уже потом понял, что, помимо побед, конкурсы хороши и общением с лучшими педагогами России.

Несмотря на желание побеждать и стремление к победе, Алмаз совершенно спокойно относится к проигрышам. Этому же он учит детей: «Не умея проигрывать, человек быстро ломается, становится неэффективным в долгосрочной перспективе. Поэтому, когда мы готовим олимпиадников, первое, чему мы их учим, — учим проигрывать, анализировать результаты и становиться лучше». В конкурсе «Учитель года» Алмаз выиграл только с третьего раза, а заявку на Global Teacher Prize подавал несколько лет подряд.

«Конечно, я не ожидал попасть в топ-50, но готовился, максимально полно отвечая на все вопросы и консультируясь с коллегами. В тот же год я параллельно открывал новый лицей, где сейчас работаю директором, так что мне даже было немного не до конкурса. Все сделал, отправил и забыл. А потом попал на видеоинтервью, получил дополнительные вопросы, прошел второй и третий этапы и включился в работу», — вспоминает Алмаз.

Миллион за победу

«Учитель года России» совсем не похож на Global Teacher Prize. Это принципиально разные конкурсы: на всероссийском конкурсе победа зависит от того, умеет ли учитель выступать публично, может ли провести открытый урок. На международном конкурсе оценивается общая успешность педагога: проекты за последние 10 лет, их результаты, результаты учеников. Все данные проверяются консалтинговой компаний PricewaterhouseCoopers.

Когда Алмаз узнал, что попал в финал международного конкурса, он, естественно, удивился и, кроме того, почувствовал ответственность. «Я еще по конкурсу „Учитель года“ понял, что вся эта история не про то, что ты один раз побеждаешь, и все. Потом меня пригласили в жюри конкурса, я стал его представителем. Так же и с Global Teacher Prize: в топ-50 вместе со мной попали еще четыре учителя из России, на нас лежит ответственность за его популяризацию в нашей стране. Есть страны, где это вообще главный конкурс, все только о нем и говорят».

Алмазу не нужно будет активно готовиться к последнему этапу конкурса: победителя жюри выбирает на основе предыдущих этапов. В октябре объявят тех, кто вошел в топ-10, а в ноябре — победителя. Ему в течение нескольких лет будут выплачивать приз в миллион долларов. «Если у меня есть хотя бы маленькая вероятность победить, я всецело надеюсь на это», — говорит Алмаз.

Если выиграть не получится, педагог все равно не расстроится: «Нужно развиваться в разных направлениях: если не получится в одном, все сложится где-то еще. Параллельно с конкурсом я запускал школу, так что, если бы выиграть не получилось, я бы не расстроился: дел бы хватало».

Банкиры, владельцы казино и игроки на уроке математики

Одно из достоинств методики преподавания Алмаза, которое отметили и жюри международного конкурса, — практикоориентированность его занятий. «Математику нужно давать как практико-ориентированный предмет, потому что, в отличие от физики или биологии, где есть экспериментальные работы, математика как будто наука в чистом пространстве, сама по себе».

На своих уроках Алмаз обращается к материалам, которые бесплатно публикуют в сети популяризаторы математики, например Николай Андреев и Алексей Савватеев. Сам учитель тоже разрабатывает интересные уроки, на которых едва ли бывает скучно.

Изучение параболы

«Одним из наглядных примеров применения параболы в реальной жизни является солнечная печь. Таких устройств в мире две: одна в Узбекистане, другая на юге Франции. Печи имеют параболоидную форму. Я показываю детям фотографии, спрашиваю, что это. Они не знают, и тогда мы начинаем постепенно разбираться в том, как работает солнечная печь, с помощью темы из школьной математики. Постепенно становится ясно, что параболическая форма позволяет собрать в одной точке солнечные лучи, за счет чего растет градус внутри печи, повышается ее эффективность».

Алмаз подчеркивает, что, несмотря на абстрактность, математика отличается от других наук тем, что ее можно связать практически с любым предметом — и музыкой, и лингвистикой. Тем более с экономикой: «На одном из уроков мы провели мастер-класс: разделились по ролям на банкиров, владельцев казино и простых игроков. На старте у каждого была определенная сумма, ее нужно было сохранить или увеличить. Урок прошел, у кого-то осталось 100 тысяч, у кого-то — 800. Мы изучали теорию вероятностей. Я надеюсь, что, кроме этого, дети параллельно осознавали, что лотереи, казино, ставки — ненадежный способ заработка, который скорее наносит материальный ущерб, не говоря о психологическом».

Новая цель — управление большой школой

Алмаз Хамидуллин закончил преподавать в лицее-интернате № 2 летом этого года: проработав 5 лет, он выпустил последний класс и откликнулся на предложение о директорстве в новой школе «Лицей „Унбер“». Алмаз говорит, что по своей натуре он вообще скорее управленец, нежели учитель, и радуется новому вызову: «Я закрыл страницу с лицеем-интернатом и теперь иду дальше. Самое страшное, что может случиться с учителем, — апатия, скука от работы. В олимпиадном движении в Казани мы преодолели определенную высоту, и теперь мне интересно другое — управлять большой школой, где есть не только мальчики, но и девочки».

В учреждении, где Алмаз стал директором, нет отбора, сейчас в него принимают всех детей, в том числе по прописке: «Мы не можем быть однонаправленным лицеем. Позиционируем себя как многопрофильное заведение, где удовлетворяются все запросы учеников, чтобы им было комфортно и полезно находиться в лицее». В планах — развитая система персонализации. Сейчас у «Лицея „Унбер“» уже есть мобильное приложение, доступное каждому родителю и показывающее индивидуальный трек ребенка. Алмаз не думает, что на этом стоит останавливаться: «Будем думать, как на методическом уровне развивать персонализацию».

Фото на обложке: город Казань KZN.RU / CC BY-SA 4.0

Комментарии(2)
Просто великолепно, браво! Побольше бы таких педагогов. Полная противоположность обучению в подмосковных школах. Это просто средневековье, атавизм, заскорузлое видение и стагнация, а не современные школы.
Имя, сестра, имя! В смысле, номер школы, где царят «просто средневековье, атавизм, заскорузлое видение и стагнация»
Больше статей