Почему я не работаю в школе? Потому что я — мужик!
Зарегистрировался как-то в педагогической соцсети. Просматриваю список участников. Извините, но сплошное бабье царство. Вот на пятой странице мужчина вклинился. Ага, физкультурник, идём дальше. Вот коллега-историк, приятно познакомиться. И комментируют меня женщины. Уже даже слово «учитель» употреблять не хочется. Учительницы кругом, училки.
Ещё не умея читать и писать, я исполосовал школьные тетради своего старшего брата «отметками», в пятом классе в день самоуправления проводил уроки, в шестом — работал вожатым в отряде, в седьмом — помогал учительнице проверять тетради и подтягивал неуспевающих, в восьмом — был единственным парнем на профиле вожатых в УПК, в девятом — возглавил учебную комиссию школьного комитета комсомола, в десятом — замышлял реформу школы и организовывал, возможно, первую в истории школьную забастовку учеников (время было перестроечное). В 11 классе участвовал в «августовском педсовете», даже получил слово и попал в газету. Уже был просмотрен фильм «Наше призвание» и зачитан до дыр «Дневник Кости Рябцева». Наверное, часто школьные бунтари и приходят работать в школу.
В четвёртом классе я увлёкся новым предметом — историей, к седьмому — знал, кем буду по профессии. В старших классах, в самый разгар перестройки, заразился акцией «Комсомольской правды» «Выбери деревню на жительство», надумав после вуза ехать на село строить свою школу.
На четвёртом курсе университета проходил педпрактику в родной школе, там и остался. До сих пор вспоминаю свои первые «девятые», с которыми больше воевал за дисциплину, чем учил. А в 10 «В» встретил девушку, которая семь лет спустя стала моей женой, матерью наших двоих детей. Это всё было — благодаря. А теперь расскажу про вопреки.
Я пришёл работать в школу в 1994 году на восьмой разряд. Коллеги утешали-напутствовали: через год аттестуешься на десятый. Я спросил, какая разница в деньгах.
Оказалось, что с десятым разрядом, что сейчас на восьмом, я — одинаково нищий
Мужиком перестал себя чувствовать, комплексовал беспощадно, с девчонками не знакомился (что я им, молодой парень, могу дать?). Да тут ещё безденежных лузерами стали называть, а с экранов всякие «спортивные и позитивные» сверстники учили жизни.
В общем, решил: аттестовываться не буду, лучше уйду из системы образования. Директор школы, бывший мой учитель информатики Михаил Александрович Падуков напутствовал на прощание: «Ты ещё пожалеешь, что ушёл из школы».
Ушёл я в журналистику. Были лихие девяностые. А у меня был уход из школы, освоение новых специальностей, бесконечная учёба, метание с одного места на другое, вкалывание на трёх работах. Но по совместительству продолжал учить, не бросал преподавание. Через несколько лет по направлению из центра занятости едва не вернулся в школу. Предложенная директором школы зарплата оказалась меньше моего пособия по безработице.
Через восемь лет после ухода из школы пришёл в вуз старшим преподавателем без степени на 13 разряд. Ещё десять лет пролетели в погоне за призрачным. Основная зарплата (оклад) в декабре 2012 года была 4715 рублей. Все остальное — за дополнительные часы, за рейтинг, баллы, интенсив и другие надбавки. В итоге потолок в зарплате был -10500. Снова гонка, снова часы, смертельная усталость от 30 и более пар лекций и семинаров в неделю. Снова безденежье, хватание всего, на чём могу заработать. Диссертация была заброшена, роста никакого. За десять лет работы в вузе заработал только на бедность. Впрочем, уважаемый мной Илья Семенович диссертацию тоже не защитил и жил одиноко, с мамой.
Через двадцать лет после первого ухода из школы не могу найти в себе сил и признаться: прав ли оказался мой первый работодатель? Чего бы я на сегодняшний день достиг в образовании, останься работать в родной школе в далеком 1995 году? Наверное, ждал бы выслуги.
А какие ещё преимущества даёт нам эта профессия? То, что целая четверть — каникулы? И летом! Что в этом удобного для мужика, кормильца семьи?
Всего несколько раз из своего уже большого педагогического стажа я использовал летние каникулы для отдыха. Однажды летом работал охранником на водоканале, два года — в приемной комиссии на вступительных экзаменах. За работу организатором в пункте ЕГЭ за час мне заплатили даже больше, чем за лекцию.
Чтобы съездить куда-нибудь в отпуск, приходилось (помимо отпускных!) брать кредит. В последнее лето перед увольнением из вуза ушел в отпуск с 15629 рублями. На 56 дней! Живи, как можешь, с семьей из четырёх человек. Пришлось идти продавцом в продуктовую сеть. Преподавательские шабашки, сами понимаете, кормят только до июня. Зачем мне отпуск 56 дней, думал тогда. Я с ужасом ждал отпуска. Для меня он был равнозначен состоянию временной безработицы, вынужденному простою. Кому нужен неработающий и не зарабатывающий мужик?
Из дневниковых записей:
Как же всё-таки неуютно мужику в школе! Подхожу однажды к учительской (в этой школе я подрабатывал по совместительству). Слышу, что-то уж очень громко две немолодые учительницы между собой обсуждают. Захожу, разговор сразу обрывается: «Вы кто?». Вместо приветливости — подозрительность. Эх, не посидеть перед уроком. Беру скорее журнал и ухожу.
Ещё больше напрягают учительские, считай женские раздевалки. Предпочитаю раздеваться в ученическом гардеробе. А то прямо в учительской учительницы переодеваются, едят тут же из дома принесённые котлетки, принимают лекарства, по ходу дела перемывают косточки нелюбимым ученикам. Женские междусобойчики, перешёптывания. Честное слово, поговорить мне с ними не о чем.
Мой старенький отец иногда вспоминает свои школьные годы и учителей. Это было в конце 40-х прошлого века. В школах было много мужчин-фронтовиков. Вот я, воспитанный на положительных советских кинообразах педагогов-мужчин и на не совсем положительных героях вроде Беликова, ловивший каждое слово педагогов-новаторов, открытых благодаря перестроечному телевидению, и думаю: когда же в нашей стране началась феминизация педагогической профессии, почему это произошло, какие имело последствия? И склоняюсь к тому, что это было едва ли не инспирировано: то ли хрущевским волюнтаризмом и «уравнительным» социализмом, то ли желанием использовать гендерные различия из-за политических соображений и извечным стремлением государства сэкономить.
Учитель — одна из самых малооплачиваемых профессий. Нам говорят: что так было всегда. Учителя всё время жалуются на приниженность социального статуса — достаточно посмотреть сегодня фильмы про учителей и почитать беллетристику. «Принесла же его нелёгкая в нашу школу <…> Наверняка, он был большим неудачником. Иначе бы не пошёл в учителя. Учителями работают либо те, кто выбрал эту профессию давным-давно, когда педагогом быть считалось круто, либо те, кто больше никому нигде не нужен. Очевидно, историк относился ко второму сорту» — вот о чём читает моя дочь в современных подростковых повестях. Я подозреваю, что то же самое она думает и про своего папу.
Дело дошло до того, что сами учителя культивируют свою бедность. Я бы даже сказал, смакуют: мы вот такие, мы особенные, мы за длинным рублём не гонимся, не хлебом единым. И тому подобное
«Кто добросовестно и много работает — тому некогда зарабатывать деньги. Настоящий педагог и высокий заработок — понятия несовместимые» — читаю на одном из учительских форумов. Помните, как над молодым учителем года, который с трудом выговорил президенту свою зарплату, даже смеялись в зале? Или кому-то, возможно, показалось хамским предложение главы правительства: «идите в бизнес». Разве оно не согласуется с общепринятым стереотипом: не зарабатываешь — значит не мужик?
Вот так и я не могу позволить себе в своей стране жить на бюджетную зарплату. Мне стыдно, я комплексую из-за этого всю сознательную жизнь. Мне кажется, что властям выгоднее вытолкать меня в «теневую экономику», нежели допустить, чтобы я пялился в зарплатный квиток и проклинал их или, того хуже, пошёл на Болотную. Это благо, что есть альтернатива официальной занятости, а, значит, безработице и низким зарплатам. И я жалею, что годами держался за бюджетные государственные места. Нужно было по примеру многих мужиков уходить давно и работать на себя.
Слово «государственное» уже вызывает одни только отрицательные коннотации. Проглатываю любую информацию о том, как люди устраиваются в неформальном секторе. Оказывается, нас десятки миллионов. Мы создаём параллельную экономику России.
Мне 44 года. Карьера в госсекторе прошла мимо. Высокооплачиваемой работы никогда не было. Но есть еще потенциал поработать на себя. И при этом продолжать учить. Учитель-бизнесмен, а? Звучит вполне по-мужски. Привет Дмитрию Анатольевичу. Я уже ушёл в бизнес.
Что однажды сказал мне десятиклассник, умненький мальчик, к ЕГЭ по обществознанию со мной готовился:"У учителей мозги — как их зарплата». Покоробило, потому что принял на свой счёт, но я задумался и ответил ему, что нет связи между умом и материальным статусом человека. Огромное количество знаменитых и талантливых учёных, писателей, художников умирали в нищете. Он понял бестактность и свернул тему.
Но, уважаемые коллеги, то, что говорят нам наши ученики вслух — совсем не то, что они про нас думают.
Учитель сегодня не Учитель жизни, а прямо противоположное — наглядная иллюстрация того, как жить нельзя
Поэтому не на учеников надо обижаться за оскорбления, а на себя посмотреть, свое положение в обществе переосмыслить. Помните похожую ситуацию в фильме «Доживем до понедельника»: «Дураки остались в дураках». «Кого он, ученик, имеет в виду?» — спрашивает Илью Семеновича завуч. «Надо полагать, это мы с вами», — отвечает он. И далее: «И если он не прав, у нас ещё есть время доказать, что мы лучше, чем он о нас думает». Каждый день, каждый урок!