Святославу Кулебякину 31 год. Он живет в городе Полевском на Урале и работает сварщиком. Сам себя он называет «простым парнем из деревни». Год назад у Святослава умерла жена, и он остался один с тремя дочками. «Мелу» он рассказал, как смог пережить трагедию вместе с детьми и каким правилам в воспитании дочек следует сегодня.
«Мамочку увезли, ложитесь спать»
Впервые я встретил Ирину на дискотеке в 2008 году в нашем родном Полевском — мне было тогда 16 лет. Мне сложно сказать, что именно мне в ней понравилось, но я ее сразу выделил из толпы. Просто в одну секунду возникла мысль: «Это мой человек». Я подошел к ней и спросил, сколько ей лет. Ей было 19. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы не портить первое впечатление, и я вскрикнул: «Серьезно? Какое совпадение! Мы с тобой практически одногодки».
Мы практически сразу начали встречаться, а спустя четыре года, в 2012 году, поженились. Я сделал предложение, а уже через неделю мы поженились. В декабре 2013-го у нас родилась первая дочка, в 2017-м — вторая, в 2022-м — третья. Все беременности были незапланированными: как дал бог, так и получилось. Девочек назвали Аня, Маша и Даша.
Когда родилась первая дочка, Аня, мы жили в съемной квартире, а буквально через полгода взяли ипотеку. Так и переехали в свое жилье. Я работал на основной работе, сварщиком, а супруга трудилась 1–2 дня в неделю. Она была мастером маникюра и педикюра в салоне красоты.
После третьей беременности у Ирины начались осложнения
На 12-й день после родов у нее начала подниматься температура. Мы сразу обратились в больницу. На 13-й день супругу увезли в больницу в Екатеринбург, где она пролежала 10 дней. Я в это время взял больничный и сидел с детьми.
Когда жену выписали из больницы, я ее встретил. Мы приехали домой, и она потеряла сознание, пока мы поднимались по лестнице. Я помог ей прийти в себя и дойти до квартиры, а сам параллельно вызывал скорую. Ирина вошла в квартиру, увидела девочек, легла на кровать, и через 50 минут ее не стало.
Дети ничего не видели: у нас трехкомнатная квартира. Я наказал старшим дочкам ни в коем случае не выходить из комнаты. Приехала скорая, врач метнулся в комнату с Ириной, попросил меня выйти, а спустя несколько минут вышел и сказал: «Супруга скончалась».
Что было дальше — помню смутно. Я позвонил младшей сестре Ирины и попросил приехать посидеть с детьми. Я проводил скорую — с минуты на минуту должна была приехать полиция и ритуальные услуги. Детям я не сказал, что мама лежит мертвая в соседней комнате. Я сказал: «Мамочку увезли, ложитесь спать». И они легли на тихий час.
Через какое-то время, когда я уже позвонил ближайшим родственникам, я разбудил девочек. На часах было пять вечера. Я сразу же сказал, ничего не утаивая, что мама умерла. Они начали плакать, задавать вопросы: «Почему мама умерла?», «Как так случилось?» Я мог ответить им только одно: «Я не знаю, я не знаю. Но я знаю вот что: либо мы будем вместе жить дружно и пойдем с вами вместе до конца, либо мы всех и вся будем ненавидеть и жить плохо».
Ирина умерла 29 июня 2022 года, в среду. Я никогда не вникал в причину смерти супруги, потому что это меня только злобит. Да и ничего эта информация уже не изменит. Знаю, что кровь из матки после третьего кесарева сечения до конца не вышла и пошло воспаление.
Мы хоронили ее в субботу, чтобы побольше людей пришли проститься — мы из маленького города, и практически все знали Ирину. Супругу я закапывал сам. Дочки были на похоронах от начала и до конца. Я считаю, это правильно. Похороны — последний чин прощания с человеком, и не важно, сколько тебе лет. Меня в детстве родственники тоже всегда брали на похороны.
«Делай что можешь, и этого достаточно»
Жизнь после трагедии кардинально изменилась, и поначалу это шокировало меня. Все казалось вдвойне сложным: быт, воспитание, попытки успокоить детей. Собственное разрушенное состояние тоже никуда не ушло. Я просто жил одним днем — не думал, что буду делать завтра, и просто на автомате выполнял домашние и рабочие дела, которые от меня требовались. Я жил по принципу «делай что можешь, и этого достаточно».
Сложнее всего мне давались вечера, когда надо было укладывать девочек спать. Они плакали, хотели к маме. Я не знал, что делать, и в какой-то момент просто начал петь дочкам молитвы. Пел и зажигал ладан — это успокаивало детей. Так мы засыпали в течение первых 2–3 месяцев после трагедии.
Священник, у которого я регулярно исповедуюсь сейчас и исповедовался тогда, порекомендовал мне сводить девочек к психологу. Я отвел их, с ними поговорили. Потом сходил к специалисту сам. Это помогло и мне, и дочкам. Я считаю, что, когда происходит трагедия, обязательно нужно поговорить с психологом. Потом так получилось, что мы с психологом — Ириной Васильевной — подружились. Сейчас она иногда заезжает к нам домой, разговаривает с девочками, дарит подарки.
«Я не могу требовать от детей чего-то, чего сам не выполняю»
Старшей дочке Ане в декабре исполнится десять лет — она учится в третьем классе. Маше шесть лет, она ходит в подготовительный класс садика. Даше год и четыре месяца, я каждый день вожу ее в ясли. По характеру девочки сильно друг от друга отличаются. Старшая пытается быть во всем лидером, средняя более податливая и надеется на помощь Ани, а младшая упорная и любопытная — ей везде надо залезть и все потрогать.
Старшая дочка любит рисовать, средняя — тоже рисовать и, кроме того, лепить. Я стараюсь их не загружать домашними делами. Главное, чтобы уроки сделали, а потом пусть занимаются тем, что нравится. Но, конечно, я прошу посильно помогать по дому — прибрать за собой, пропылесосить. Самая необходимая помощь — присмотреть за маленькой Дашей, когда мне нужно куда-то отойти.
Утром и перед сном мы с девочками стараемся провести время без гаджетов. Мы вообще пытаемся использовать их минимально — только при необходимости. Я бдительно слежу, кто что смотрит. Пока это дается легко — у Ани нет интернета. В дальнейшем нужно будет научить ребенка пользоваться им правильно. Интернет — это инструмент, который может как помочь, так и навредить. Поэтому в первую очередь я буду следить за тем, как пользуюсь им сам. Я не могу требовать от детей чего-то, чего сам не выполняю.
Для меня важна традиция семейной трапезы. Когда мы едим, никогда не играет музыка и выключен телевизор — у нас на кухне его вообще нет. Во время еды мы стараемся поговорить по душам, хотя иногда я так устаю на работе, что просто ставлю девочкам поесть, а сам иду отдыхать.
Что касается воспитания, то я хочу донести до девочек, что важно всегда говорить правду
Я повторяю: «Ань, если ты мне скажешь правду, я не буду ругаться». Я склоню голову, скажу, что не надо было так делать, но ругаться не буду — за правду нельзя. Она всегда горькая, всегда неприятная, но если ребенок сказал правду, он сделал большой подвиг. Если его отругать, он закроется.
Так что и за оценки я не ругаю — для меня они не важны, я не зациклен на пятерках. Я всегда говорю так: «Тройка — тоже хорошая оценка». Если ты действительно постарался, если приложил все усилия и оценка три — это не плохо, это нормально.
На мой взгляд, самое главное в воспитании — вырастить хорошего человека. Я переживаю, боюсь, как бы не вырастить нечестных, недобрых, плохих людей или, наоборот, передавить в воспитании, потому что это девочки, а я мужчина с жестким характером.
«Я не стесняюсь перед ними проронить слезу»
Сейчас я работаю практически круглосуточно, и мне очень тяжело. Мы с девочками встаем часов в 6, молимся, завтракаем. Потом я отправляю детей в школу, сад и ясли. Весь день я работаю до 5 часов в мастерской. После работы нужно что-то приготовить на ужин, постирать, помыть — посидеть мне точно некогда.
Вечером я стараюсь уделить время себе, например за чтением. Я люблю читать книги по воспитанию и считаю это необходимым. Мне нравится Екатерина Бурмистрова, Джеймс Добсон, книга Александра Ткаченко «Трудно быть папой». Благодаря книгам о психологии я многое узнал об отцовстве. Мне всегда было интересно, кто такой отец. Сам я вырос с мамой: мой папа погиб, когда мне было три месяца, а отчим не принимал участия в воспитании. Мне кажется, необязательно беспрекословно применять все, что написано у психологов, но рациональное зерно для себя выносить точно нужно.
Конечно, иногда мы с дочками плачем. Дети бывают жестокие, и в школе Аню могут спросить: «А почему у тебя мама умерла?» или «У тебя что, нет мамы?» Поэтому бывает, что дочка приходит в слезах.
Когда детям тяжело, я просто обнимаю и говорю: «Да, я вас понимаю, мне тоже тяжело без мамы». Просто обнимаю, глажу по голове и слушаю.
Я не стараюсь ничего объяснить. Если меня самого накатывает, я не стесняюсь перед детьми проронить слезу: у меня тоже есть чувства, и я не стесняюсь их показывать дочкам.
Слезы время от времени не значат, что жизнь не продолжается. СМИ пытаются сделать из меня бедолагу, вызвать жалость у читателей. Мой посыл в другом: никогда не время опускать руки. Надо работать и идти дальше, как бы ни было тяжело и плохо. Всё преодолимо.
Мне помогли бог, молитвы и, конечно, дети, которые не дают опускать руки. Я понимаю, что, что бы ни случилось, мне нужно идти вперед и не сдаваться. На меня смотрят девочки — я не могу проиграть и должен быть примером.
Фото: личный архив Святослава Кулебякина
