«Родительское беспокойство — страшная движущая сила». Правила воспитания политолога Екатерины Шульман

О том, как воспитывать детей, написано множество книг, но при этом едва ли найдется родитель, который будет следовать им четко, как инструкции. Екатерина Шульман, политолог и мама двух дочерей и сына, тоже считает, что никаких гайдов для родителей не существует. Мы попросили ее поделиться не правилами, но размышлениями о жизни с детьми.

1. Выращивание собственного ребенка — это самое интимное дело в жизни. Но одновременно это и социальная функция: потому что общество действительно рассказывает нам, как мы должны себя вести, что должны чувствовать и как быть правильным родителем. Если вы задаетесь вопросами о правильности своего родительского поведения — вы, скорее всего, хороший родитель. Если вам кажется, что все отлично и вы просто педагогический идеал, — стоит к себе приглядеться. Если вы сомневаетесь, достаточно ли вы хороши, — вы уже достаточно хороши.

2. Мне трудно считать родительство своим основным занятием. Я выросла в семье, где все взрослые были заняты: было понятно, что у них есть важные взрослые дела, которые обращены вовне, к обществу, а не внутрь, в семью. И мы, дети, учились уважать это.

Сейчас мы все можем видеть темную сторону той крайне распространенной и не вызывающей возражений нормы, согласно которой семья — самое главное, что есть у человека, его безусловный приоритет, а все остальное вторично. Этим оправдывается много нехорошего. У взрослого человека должен быть баланс между его социальной личностью и его частной жизнью. Если частная жизнь оказывается наиважнейшей, то каждый его социальный акт начинает вызывать подозрение.

Есть ли у этого человека моральные обязательства по отношению к кому-то другому, кроме своего ребенка? «Семья и дети — самое главное» звучит очень мило, но если ты не ребенок последователя этой моральной нормы, а его ученик, клиент, избиратель, подзащитный — кто угодно еще, — хочется верить, что у него все-таки есть иные цели и обязательства, кроме обеспечения благополучия своей ближайшей родни.

3. Само собой разумеется, что у взрослых есть дела, а дети в это не лезут. Но для обеспечения этого священного принципа нужны другие взрослые. У меня вот есть отец детей, который уведет их в другую комнату, чтоб они вокруг меня не прыгали во время нашего разговора. А потом я договорю и пойду укладывать их спать.

Но этот баланс достигается, только когда у вас есть партнер, который готов взять на себя часть обязанностей, когда есть деньги, когда все в семье психологически благополучны. А есть люди, которые такого не могут себе позволить. Есть те, у кого высокочувствительные, тревожные, беспокойные дети, которым нельзя сказать «мама занята», они всё равно будут рыдать под дверью — и не оттого, что они какие-то невоспитанные. Так что, прежде чем радоваться своим родительским успехам, как говорится, проверь свои привилегии — или порадуйся, как тебе повезло.

4. Я была специфическим ребенком и не жду, что кто-то из детей будет на меня похож — может, и не надо. Поэтому мне легче справляться с тем, что психологи называют проекцией родительских желаний на ребенка. Конечно, бывают порывы как-то перелить в ребенка любовь к тому, что любишь ты. Когда он отвергает твою любимую книгу, кажется, что он отверг не только ее, но и тебя заодно. Но в таких случаях нужно понимать, что это проблема не детей, а родителей. Есть другой тип родительского невроза: «У меня не получалось, а у ребенка пускай получится. Я мечтал играть на скрипке, танцевать в балете — пусть ребенок исполняет мои мечты». Но у меня нет несбывшихся мечт (разве что докторская степень, но это трудно — заставить писать кого-то из детей, так что, видимо, придется самой), так что я стараюсь ничего не навязывать своим детям.

5. Наименее вредные родители — те, которые сами заняты. Родитель, который вьется над ребенком, «как орлица над орленком», и ждет мгновения, чтобы причинить ему добро и нанести пользу, — довольно невыносимый родитель. Например, может казаться, что сын или дочь хронически не читает, не рисует — вообще ничего не делает, только в телефон залипает. Но дайте ребенку время. Мне тоже казалось, что старший мой ребенок ничего не читает, а потом оглянулась — а он уже прочитал и это, и то, и еще что-нибудь неожиданное («Республику ШКИД», вообразите! Я сама-то ее не читала). Нужно держать себя за руки и давать ребенку пространство для собственного роста. Атмосфера ускоренного развития и разговоры о том, что ребенок, как паровозик из Ромашково, все время опаздывает на целую весну, способны привести в уныние самого бодрого ребенка. Так что, если вы высокоэффективный мультизадачный успешный родитель, дайте, как это называется по-русски, и себе, и деточке своей продыху.

6. Ребенку необходимо пространство и условия для формирования чувства базовой безопасности. О формировании такого чувства психологи говорят нам как о главной задаче первого года жизни ребенка. Это неформулируемое, но стойкое убеждение, что мир в целом благожелателен. Что все будет хорошо. А если будет плохо и трудно, всегда есть кто-то, кто тебе поможет.

Почему дети из бедных семей, по статистике, медленнее развиваются и хуже учатся?

Не потому, что они природно тупы, а потому что живут в нестабильной и небезопасной обстановке. Они реже могут быть уверены, что завтра у них будет еда, а мама с папой не подерутся, дома будет кто-то из взрослых, готовый помочь и выслушать, а не только замученный добытчик пропитания, возвращающийся домой поздним вечером. Да и тех самых «возможностей» — книг, дополнительных занятий, устойчивого доступа в интернет с собственного компьютера, да просто отдельной комнаты со столом и лампой — у них может не быть.

7. Если родители хотят прививать ребенку любовь к чтению, без книги в доме им будет затруднительно это сделать. У ребенка должен быть доступ к инструментам развития. Правда, в наше время проблема бывает скорее противоположной: только ребенок заикнется, что его что-то заинтересовало, его тут же закидывают всевозможным инструментарием для воплощения мечты. Он только накарябал ромашку на картонке, а его уже записали в художественную школу и купили набор акварели, и мольберт, и многотомную энциклопедию истории живописи. И тогда ребенок уже сам не рад, что проявил интерес к чему бы то ни было.

Родительское беспокойство — страшная движущая сила. Ее эксплуатирует огромная индустрия ухода за детьми: она ежедневно внушает родителям, что они чего-то недоделали, недодали, что их драгоценный ребеночек что-то недополучил, а вот если они заплатят деньги тому или иному тьютору, тренеру или образовательной структуре — драгоценный ребеночек все дополучит. Это чудовищно, поэтому родителям нужно выстраивать собственную систему фильтров, быть настороже и не дергать ребенка за уши для ускорения его личностного роста.

8. Мне не нравится идея раннего развития. Не нравится по той же причине, по которой не нравится изобилие дополнительных занятий, занимающих весь день ребенка. Охотно допускаю, что рационализирую собственную родительскую лень, но кажется, что за этим стремлением стоит невротический страх конкуренции: «Вдруг мой ребенок будет недостаточно хорош? Вдруг он что-то не успеет, а другие успеют, и он их не догонит?»

Жить в таком ощущении неприятно. Кроме того, оно передается ребенку — он начинает нервничать на пустом месте. Как показывает социальная практика, неконкурентоспособными по сравнению с другими людьми нас делает не отсутствие каких-то навыков, а скорее наша собственная тревожность, утомляемость и разнообразные неврозы. Если человеку что-то понадобится, он научится делать это довольно быстро — но для этого у него должен быть тот самый ресурс роста, то пространство внутреннего покоя, в котором только и возможно обучение.

9. Светлая сторона родительства: родившись, ребенок еще не знает, как надо и как положено. Он попадает в некую обстановку, которую он не выбирал и которую ему не с чем сравнивать. Все воспринимается как должное, так что у родителя есть пространство для маневра: он может не следовать внешним стандартам, а создавать свои.

Злоупотреблять этим не стоит, но помнить полезно. И уж точно не стоит заморачиваться, что у кого-то есть айпад и велосипед, а у кого-то нет, и он от этого непременно вырастет депривированным и несчастным. Это всё вторично и третично.

Если у ребенка вообще есть родитель, который заботится о нем, — всё остальное опционально

Он не будет вас ни с кем сравнивать — вы для него альфа и омега, Адам и Ева. Как скажете, так и будет.

Осознание этого факта помогает немного снять ту родительскую тревожность, распространенность которой сейчас трудно не заметить. А потом, как говорит моя подруга-психотерапевт, дети всё равно найдут что предъявить: если родители всё время присутствовали и нависали или если они вечно отсутствовали и их не хватало.
Кажется, я внезапно проповедую какое-то педагогическое либертарианство, что называется, laissez-faire — живи и жить давай другим.

10. О чем сложно говорить с детьми? Сложно объяснять те ситуации, в которых происходит разлом между тем, что должно, и тем, что есть. Такие трудности возникают на границе между семьей и обществом: о проблемах, которые переходят эту границу, говорить сложно. А правду говорить если и не всегда приятно (вопреки Булгакову), то хотя бы не трудно. Сложно говорить другое: «Вот это — правда, но этого нельзя сказать вне дома. Да, я считаю, что это правильно, но другие люди так не считают, поэтому мы не будем так говорить. Правильно было бы поступить так, но мы поступаем иначе, потому что…» По счастью, последнего делать пока не приходилось.

Разговоры, которые касаются естественных, природных явлений, могут быть грустными, неловкими, но вести их не так тяжело. Может быть, мне легче, потому что я преподаю в вузе и объяснять сложное максимально понятным образом — моя работа. А может, действительно сложных вопросов мне ещё не задавали.

Моей старшей деточке 13 лет, и понятно, что в ее голове естественно возникают мысли о неизбежности смерти — мало кто повзрослел, не размышляя об этом. И, как Роскомнадзор ни старайся закрыть целые аспекты человеческой жизни, ребенок все равно будет думать и о смерти, и о болезнях, и о преступлениях, и о самоубийствах. Ребенок может пугаться — важно родителю не пугаться вместе с ним.

Можно объяснить, что бояться — нормально, грустить — тоже, нормально чувствовать уныние и безнадежность

Через это нужно пройти, пересекая, по выражению Толстого, «пустыню отрочества». «Да, это нелегко, но потом станет легче» — вот сообщение, которое мне кажется важным передать ребенку.

11. Не знаю, откуда взять столько самомнения, чтобы считать, что я вправе кого-то наказывать. Может быть, у меня не возникало ситуаций, когда это необходимо. А может, оттого, что я постоянно сталкиваюсь с запретами, санкциями и ограничениями в качестве своего предмета исследования, у меня вызывает отвращение сам дискурс наказаний. Еще не хватало тащить домой Уголовный кодекс и Кодекс об административных правонарушениях.

Обычно младенческие проступки вредят прежде всего самому младенцу. Но у родителей есть постоянное ощущение, что, если они в этот момент не слишком сильно запугают ребенка, тот будет снова и снова поступать нехорошо. Поэтому мы, взрослые, считаем своим долгом как-то затерроризировать своего ребенка («чтоб запомнил и больше так не делал!») за то, на что в поведении взрослого даже не обратим внимания.

Худшие родительские поступки совершаются от страха: ты за ребенка боишься, а это случается часто. Выросшие дети часто вспоминают, как на них кричали, даже били — и часто это случается в ситуации, когда родитель очень сильно испугался за ребенка.

12. Есть люди, которые говорят: «Меня били — человеком вырос». Человеком-то вырос, но, судя по всему, не самым разумным. А есть те, кто понимает, что с ними в детстве происходило что-то не то, и стремятся, чтобы на них это и закончилось.

«За мной не занимать» — пусть очередь в эту кассу, где выдают насилие и унижение, на мне закончится

А мои дети не будут стоять в этом хвосте: вот смелое и разумное решение. Никто не обязан переносить плохое в следующие века — что было, того не изменишь, но пусть на вас это закончится.

13. Главный принцип семейной жизни: мы все хорошие люди, иначе зачем мы бы жили друг с другом, и мы стараемся друг другу жизнь улучшить, а не испортить. Мне повезло: у меня достаточно мирные, спокойные дети — мы пока друг другом довольны. Но именно по этой причине советчик из меня не очень полезный: все мои рекомендации подозрительно напоминают экспертное заключение, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Так что нам лучше не гордиться своими достижениями, а быть благодарными за своё везение — в семейной жизни так уж точно.