«Надо быть круче, чем Поперечный». Учитель истории — о том, как влюбить в себя класс

Еще одна отметка на нашей карте учителей — на этот раз из Якутска перемещаемся в город Белорецк Республики Башкортостан. 38-летний Иван Разин не просто преподаватель истории, но и друг своим ученикам. Он рассказал «Мелу», как учителю перебить авторитет блогеров, зачем говорить с детьми на сложные темы и почему он не считает себя молодым педагогом и через несколько лет собирается на пенсию.

«Для учителей я был не коллегой, а Ваней или Ванюшей»

Помню, как в седьмом классе делал конспект по истории, чертил схему то ли Куликовской битвы, то ли Чудского побоища и думал: когда вырасту, обязательно стану учителем истории. Когда окончил девятилетку, то перешел в школу № 5. Там моим классным руководителем стал Василий Степанович Искив. Он преподавал историю и окончательно утвердил меня в моём намерении. Когда пришёл на собеседование в институт, то декан Юрий Дмитриевич Коробков сказал: «Ну, с фамилией Разин только к нам на истфак».

Родился я в поселке Тирлян Башкирской АССР в 1982 году. Учился там же. В 1999-м поступил в Магнитогорский — тогда еще — педагогический институт (через год его статус изменился, и оканчивал я уже Магнитогорский государственный университет). По специальности я учитель истории.

В 2004 году после окончания университета вернулся в Тирлян, в родную пятую школу — к педагогам, которые сами меня учили. С одной стороны, это напрягало, потому что для них я был не коллегой, а Ваней или Ванюшей. С другой — мне очень повезло с ними как с сильными наставниками. Лариса Николаевна Дорош, завуч по учебной работе, в первый год работы постоянно посещала мои уроки. У начинающих учителей всегда возникает вопрос «Как провести урок?». Поэтому подобная практика с подробным разбором ошибок и удач была весьма важна.

Первый день работы в школе я никогда не забуду, потому что 1 сентября 2004 года случился теракт в Беслане

У меня на полке фотография стоит, которую сделали после первой моей линейки в статусе классного руководителя пятиклашек. Всегда, когда смотрю на нее, вспоминаю тот день. Радость новой жизни и горечь пустоты. Я тогда после классного часа пришёл домой, включил телевизор и увидел, что происходит… Поэтому из года в год рассказываю ученикам о тех событиях. О том, что вещи, которые порой тебе кажутся невыносимыми, просто мелочи по сравнению с тем, с чем столкнулись педагоги и дети, оказавшиеся в заложниках. Об этом важно говорить, чтобы дети понимали — если они живы, если они в безопасности, все остальные проблемы можно решить.

События в Беслане и поведение учителей там еще раз показали, что служить родине можно на любом рубеже. И школа один из таких рубежей, очень важных.

«Психологическая поддержка нужна и самому учителю»

Психология — важный момент в педагогике. В институте учителей не учат, как, например, разговаривать с ребенком, который собирается покончить с собой. Не объясняют, как успокоить девчонку, которую предал парень. Или как реагировать, когда ты приходишь в семью ученика и видишь, что там дети примерзли в собственной моче к железной кроватке, а родители греются у печки-буржуйки. Человека, который идет работать в школу, надо предупреждать, что его может ждать и такое, чтобы это не было шоком.

Больше скажу: психологическая поддержка нужна и самому учителю! Пусть такая служба будет одна на район, республику или субъект Федерации, но важно, чтобы она была. Хорошо бы сделать группы быстрого реагирования из опытных педагогов, психологов, администраторов. Возникла в школе проблема — они приехали и помогли ее решить. Объяснили, как выбраться из психологической ямы, в которой учитель или школьник, а то и целый класс оказался. Идея про группы быстрого реагирования не моя, ее высказал Дмитрий Быков, и я полностью с ней согласен.

Если хочешь подружиться с классом, в первые же дни знакомства веди всех в лес

Когда мне дали классное руководство у пятиклассников, мы в первые же выходные пошли на родничок в Тирляне. Разожгли костер, пожарили сосиски, чай вскипятили, попили. Всё! Я перестал быть для них чужим, а стал человеком, с чьей руки они, условно говоря, ели. Вы друг друга иначе чувствовать начинаете.

Когда в 2011 году я перешёл работать в белорецкую гимназию № 17, мне дали замечательный девятый класс, где я был совсем не нужен. Потому что ученики хорошо контактировали друг с другом, все дружили. Когда я пришел, было понятно, что они думают: «Кто ты вообще? Зачем здесь? Нам и без тебя нормально». Поэтому и предложил: «Ребят, ну что, давайте неделю отучимся и пойдем на Малиновку». Это у нас здесь гора такая. Ученики согласились, многие, как выяснилось, там и не были никогда. Мы пошли, забрались на скалы, под горой поиграли в мячик, опять же вскипятили чай, пирожками поделились. И вот идем мы обратно, а один из мальчиков подходит и говорит: «Ну что, дядь Вань…» Они меня дядей Ваней стали звать! После этого похода я стал для них своим, и мы дальше замечательно работали. Поэтому ведите детей в поход. Пусть они там мозоли натрут, а вы поможете, дадите свою бандану девчонке, которая кепку забыла. И все будет хорошо.

«Ты накосячил — иди исправь»

Самое сложное в моей работе — не врать себе, потому что мы все люди, мы иногда ошибаемся. Но когда ты ошибся и сам себе говоришь: «Ну, ладно, бывает же», — но не извиняешься перед человеком, которого обидел, идешь дальше спокойно — это самое страшное. Ты накосячил — иди исправь. В этом смысле на данный момент школьный учитель, возможно, вообще одна из самых честных профессий. Честных в том плане, что ты работаешь с детьми, а они зачастую мир делят на черное и белое. И ты вместе с ними. У нас не бывает сереньких полумер.

Читайте также:

«Иногда общаюсь с учеником и понимаю: ему 15 лет, а он, блин, умнее меня»

А самое радостное в моей работе — это улыбки учеников, глаза искрящиеся. Когда ребенок к тебе на урок с удовольствием идет. В Тирляне я вел историю в классе детей с ЗПР (задержкой психического развития). А это дети, которые с трудом что-то воспринимают, не запоминают информацию. Им можно было каждый урок рассказывать одно и то же, а можно было ничего не рассказывать, они все равно ничего не запомнят. Но им очень нравилось слушать про рыцарей, героев различных. В общем, в конце года спрашиваю: «Народ, расскажите, что запомнили за этот год?» И они вдруг по очереди начинают вставать и рассказывать про Жанну д`Арк, причем с таким вдохновением. И когда видишь вот эти искры в глазах, это так здорово!

Иногда с работы приходишь — падаешь вниз лицом и встать не можешь, а иногда приходишь, и у тебя душа поет. Вот эти ребята, они мне этим одним уроком, когда вдруг взяли и рассказали про столетнюю войну, про подвиг Жанны, они мне год сделали! Раз они запомнили про девчонку, которая Францию спасла, значит, я уже работал не зря.

«Педагог должен быть интереснее, чем блогеры»

Историю как не знали, так и не знают. На самом деле, это очень сложная наука. Иногда у меня как у учителя возникает соблазн преподнести историю как череду интересных захватывающих событий. Порой в пятом-шестом классе про охоту на мамонта расскажешь или какую-нибудь страшилку об инквизиции. И они потом это запоминают. Приходят через несколько лет выпускники и говорят: «А помните, мы с утра выключили свет и вы нам рассказывали, как правильно на кол человека насадить!»

Но история — это ведь про причинно-следственные связи. Про то, что один поступок неизбежно приводит к другому, а вот это объяснить гораздо сложнее

Запомнить какой-то исторический факт легче: например, Куликовская битва была в 1380 году или на Куликовском поле Дмитрий Донской бился с Мамаем. Ладно, год не помнят, но Дмитрия Донского, который с Мамаем там где-то бился, худо-бедно процентов 30–40 населения помнят. Но ведь ключевое не то, что они бились, а почему они бились и к чему это привело. И если у человека сформируется понимание причинно-следственных связей, то ничего страшного нет в том, что он через Google узнал какой-то факт.

Легенда о том, что история не наука, потому что мы не знаем, как было на самом деле, а значит, все придумали, очень сильно подпитывается ютьюбом, интернетом. Самый яркий пример — это когда Поперечный выдал ролик о том, что татаро-монгольского ига не было. Он его публикует, и в классах начинается просто бешенство полное. Дети приходят и говорят: «Иван Александрович, вы нам чего тут дичь-то втирали? Ничего же не было. Мы вот послушали, там все аргументировано». И единственное, что может перебить это, — это факты, которые ты должен знать, потому что если ты просто скажешь: «Да он же блогер, он же ничего не понимает», — так не прокатит! Включаешь прямо на уроке ролик и начинаешь разбирать его. Во-вторых, тебе самому надо быть круче, чем Поперечный, интереснее рассказывать, какую-нибудь такую загогулину выдать, чтобы дети сказали: «Ух, ничего себе, откуда это?» И ты такой: «Читайте „Сокровенное сказание монголов“ и „Повесть о разорении Рязани“, там все есть». И тогда есть шанс победить.

«Школе нужна молодая кровь!»

В классе всегда будет ученик, который умнее тебя. А может быть, их там будет даже больше, чем один. Умнее в том плане, что он знает пока меньше тебя, но интеллект у него лучше работает, ум — живее. И это круто. А твоя задача — сделать так, чтобы даже этим ребятам с тобой не было скучно.

Детям иногда надо давать подискутировать, не бояться задавать им сложные вопросы. Про аборты, например, по теме «Демографическая политика государства» на обществознании. Страшно, конечно, потому что мы сейчас еще сталкиваемся с давлением религиозного характера. Но говорить с ними на сложные темы надо. Потому что если ты с ними на эти темы не поговоришь, то с ними поговорит интернет или улица.

Учительское дело — не ждать благодарности по умолчанию. Будут ли дети, которые тобой недовольны? Да обязательно будут!

Более того, могут быть недовольны даже те, кто у тебя на уроках пятерки получал. А какой-нибудь двоечник, которого ты из подвала с пакетом клея на голове вытаскивал и который тебя ненавидеть должен за то, что ты его костерил на чем свет стоит, будет к тебе через всю улицу бежать и орать: «Иван Саныч, стой!» Не жди благодарности, и тогда дело будет благодарным.

Я очень надеюсь, что, когда я вдруг пойму и осознаю, что вот — все, я уже не тяну, не могу заинтересовать класс, у меня хватит мужества оставить любимую работу. И в этот очень сложный момент я признаюсь себе и уйду, чтобы потом не сидеть и не ворчать на то, что «теперь-то дети не такие, как раньше; вот мы в их годы…» Современной школе катастрофически не хватает молодых педагогов. Школе нужна свежая кровь! Когда мне говорят, что я молодой учитель, это, конечно, ужасно: мне же через два с небольшим года будет 40 лет. По-хорошему, меня уже скоро надо на пенсию отправлять… Потому что детям, хотим мы того или не хотим, интереснее с молодыми! Ин-те-рес-нее.