Средняя школа, с одной стороны, простой, а с другой — сложный период в жизни ученика. Простой потому, что адаптация к началке уже позади, а до ОГЭ и ЕГЭ еще далеко. Но сложность в том, что именно в это время даже бывшие отличники часто теряют мотивацию к учебе. Сооснователь и директор академии Le Sallay Сергей Кузнецов размышляет, почему так происходит и можно ли с этим что-то сделать.
Несколько лет назад мы опросили наших знакомых, спросив, какие у них остались воспоминания о средней школе. Ответы поразили сходством: почти у всех приятные воспоминания были не связаны со школой как таковой — кто-то вспоминал друзей, кто-то — каникулы, кто-то — кружки, в которых занимался, в крайнем случае — какого-нибудь одного учителя. Но почти все были готовы подписаться под предложенной кем-то формулировкой «эти годы для меня как в тумане, почти ничего не могу вспомнить».
К этому моменту мы понимали, что это не ошибка выборки: международные исследования, проводимые последние 30 лет, показывают, что в первый же год средней школы учебная мотивация большинства учеников критически снижается, а к концу пребывания в средней школе желание учиться остается, как правило, только у тех, в ком его поддерживали родители.
Еще одно подтверждение этому я получил на круглом столе летних математических лагерей, проходившем два года назад в Стоуни-Брук, США: почти все жаловались, что, какие бы программы и разнообразные занятия они ни развивали, какую бы материальную помощь ни предлагали детям из недостаточно привилегированных семей, все равно оказывалось, что у подавляющего большинства тех, кто едет в их лагеря, оба родителя не просто окончили университет, а еще и защитили диссертацию по каким-нибудь наукам.
Что мы делаем не так?
Такой вопрос задавали себе организаторы этих лагерей. Вероятно, они все делали правильно, но просто к тому возрасту, когда дети могли к ним поехать, средняя школа уже убила у них желание учиться — а чтобы оно не умерло, нужны были такие усилия, что приложить их готовы только родители с двумя PhD на семью.
Почему же пребывание в школе приводит к тому, что дети перестают хотеть учиться? И что можно сделать, чтобы этого не происходило? Второй вопрос был для нас особенно важен — ведь несколько лет назад мы запустили международную среднюю школу Le Sallay Academy, а в прошлом году открыли ее филиал в России, Le Sallay Диалог. И мы, конечно же, хотели избежать ошибок, которые допускают обычные средние школы.
Наш собственный опыт и исследования, с которыми мы ознакомились, указывают на две основные причины. Первая из них связана со школьной программой, а вторая — с тем, как устроена социальная жизнь детей в обычной школе.
Почему раньше таких проблем не было
Сегодня поговорим о программе, а социально-эмоциональное развитие детей оставим на следующий раз. Часто говорят, мы живем во время перемен, когда неясно, чему следует учить в школе — ведь когда дети вырастут, появятся новые профессии, исчезнут старые, да и вообще неясно, в каком мире они будут жить. В ответ мне всегда хочется сказать, что в этом нет ничего нового — средняя школа как часть обязательного образования появилась в конце XIX века, и весь ХХ век было примерно то же самое: мир менялся, профессии исчезали и появлялись… Но до какого-то момента это не мешало среднему школьному образованию быть достаточно эффективным.
Что же случилось? Почему именно сейчас оно перестало работать?
Во многих странах средние школы возникли как ответ государства на церковно-приходские школы. Мол, там вас будут учить только Библии, а в государственных школах мы дадим базовые научные знания. Все оказывались в выигрыше: подконтрольное государству светское образование воспитывало граждан страны, а не прихожан той или иной церкви, а дети, изучившие основы наук, получали возможность сначала продолжить учебу в университетах, а потом — найти работу лучше той, чем была у их необразованных родителей. Иными словами, средняя школа работала как мощнейший социальный лифт.
Сегодня это давно уже не так: знания, полученные в средней школе, явно недостаточны для успешной карьеры, в лучшем случае средняя школа может быть ступенькой к хорошей старшей школе, которая приведет в хороший университет. Иными словами, ребенку в 10–12 лет надо уметь планировать свою жизнь на десять лет вперед — скажем честно, такой «зефирный тест» пройдет не каждый взрослый (а из тех детей, кто его пройдет, у большинства, скорее всего, будут высокообразованные родители).
Сто лет назад ребенок понимал, что он прямо сейчас в школе узнаёт то, чего не знают его родители, и поэтому будет жить лучше них. Сегодня ученик средней школы чувствует, что учит либо всем известные вещи, либо то, что ему никогда не понадобится. До университета много лет, да и вообще не факт, что он так нужен, этот университет! Половина гигантов из Силиконовой долины университет так и не окончили — и ничего, вполне преуспели в жизни! А зачем я буду стараться?
При чем тут школьная программа
Что же может заставить ребенка учиться, если он не видит прямого смысла в учебе? Ответ очевиден — и всегда был очевиден: любопытство. Ученику должно быть интересно. Он должен узнавать новое. Он должен решать задачи и получать удовольствие оттого, что справился.
Иными словами, школьная программа должна будить любопытство и содержать интеллектуальный вызов.
Еще лет тридцать-сорок назад с любопытством было не так уж плохо: большую часть того, что ученики слышали в школе, было трудно узнать в другом месте. Но с появлением интернета, образовательных подкастов и лекций на YouTubе все изменилось: не случайно родители часто рассказывают, что, хотя ребенок не учится, он может часами изучать в интернете то, что ему интересно (конечно, не всегда это «интересно» относится к школьной программе). То есть свое любопытство можно удовлетворить множеством разных способов, большинству из которых школа проигрывает.
При этом начальная школа по-прежнему ставит перед учениками сложные задачи — читать, писать, считать, правильно вести себя на уроке и так далее. Если бы за четыре года средней школы дети узнавали столько же, сколько за четыре года началки, то к старшим классам они бы, наверное, могли брать интегралы и свободно обсуждать, чем государство в Древнем Риме отличалось от государства Нового времени. Этого, конечно, не происходит — программа средней школы гораздо менее интеллектуально насыщена, чем программа началки. Более того, с каждым десятилетием она становится всё проще и проще.
Почему это происходит?
Любители теорий заговора обычно говорят, что государству не нужны умные граждане
Оно, вероятно, так и есть, но я слабо верю в злодеев, которые, собравшись в высоких кабинетах, придумывают, как испортить программу средней школы «в целях дальнейшей дебилизации населения». Более того, я подозреваю, что все эти изменения происходят благодаря людям, которые хотят как лучше.
Начать стоит с того, что в шестидесятые громко заявили о себе идеи гуманистического образования: уважение к ученику и его свободе, инклюзия, диалог, а не диктат, и т. д. В результате старая модель школы, построенная на давлении и угрозе репрессий, была изменена — и часть учителей стали сетовать, что лишены инструментов, которые позволили бы им заставить учеников учиться. В ответ на сетования и была упрощена программа — плюс к тому всегда находились желающие сказать: «А зачем нужно изучать вот это и вон то? Оно же не пригодится в жизни! Не надо мучить детей! Лучше дать им полезные для жизни навыки» (сразу скажу, что навыки — хорошая штука, но получение навыков не должно вступать в конфликт с получением знаний — в конце концов, это связанные вещи!).
Итогом стало упрощение программы, от которого в первую очередь страдают дети — как я уже написал выше, им становится скучно. И да, это относится ко всем детям, в том числе нейроособенным и просто особенным: ведь если у ребенка СДВГ или расстройство аутистического спектра, это еще не значит, что ему нельзя давать интересный и сложный материал.
Думать «правильно» или просто думать
При этом надо сказать, что изначально программа средней школы была проще, чем программа для старших классов: когда она формировалась, пубертат приходился именно на эти годы и педагоги считали, что детям, переживающим гормональный шторм, все равно не до новых знаний. Однако за последние сто лет время наступления пубертата сдвинулось на более поздний срок. Обычно об этом говорят в терминах «инфантилизации», но лучше вспомнить о том, что чем дольше у животных период детства, тем дольше они могут обучаться новому. То есть «инфантилизация» на самом деле означает удлинение периода обучения — а значит, в средней школе сейчас можно проходить более сложные вещи, чем сто лет назад (а не наоборот, как это часто происходит).
Подведем итог. Современная средняя школа не нацелена на то, чтобы дать ребенку знания
Она гораздо больше нацелена на навыки и идеологическую прокачку. В разных странах и в разных школах эта идеологизация может происходить в противоположных направлениях — но в любом случае в большинстве школ задача «научить ребенка думать правильно»» вытеснила более важную задачу просто научить ребенка думать.
В лучшем случае сегодня среднюю школу понимают как место, где ребенок может разобраться, что ему интересно, и уже в старших классах продолжить обучение. Но как можно полюбить математику или историю, если программа по ним предельно упрощена? Вот и получается, что на выбор детей влияют либо стереотипы («Ты девочка, зачем тебе математика?»), либо то, с каким учителем им больше повезло.
Что делать?
Ответ, на самом деле, всем известен: необходим персонализированный подход, для этого нужно обучение не в классе на 35–40 человек, а в малых группах. К сожалению, без существенных инвестиций в систему образования невозможно сделать такой подход по-настоящему массовым, но отдельные школы могут двигаться в этом направлении.
В нашем случае — в школах Le Sallay Academy и Le Sallay Диалог — мы отказались от идеи классов, вместо этого поделив детей на небольшие (3–6 человек) мультивозрастные группы. Это означает, что дети, в зависимости от стартовых знаний и интереса, попадают в разные группы и двигаются с разной скоростью. Благодаря малому размеру групп мы можем двигаться чуть быстрее, чем в обычной школе, так что даже те ученики, у которых в начале возникают проблемы с тем или иным предметом, успевают решить эти проблемы в естественном темпе и потом уже догоняют своих сверстников из обычных школ. Благодаря той же системе более сильные ученики получают более глубокие знания по тем предметам, которые им важны и интересны, так что можно сказать, что мы еще на уровне средней школы даем им то, что обычно достается только в старших классах спецшкол.
Разумеется, это не единственное возможное решение проблемы: другие школы используют другие инструменты, чтобы обеспечить достаточную персонализацию, хотя у мультивозрастных групп есть большие преимущества в том, что касается социально-эмоционального развития. Как я уже сказал, пренебрежение этой темой — вторая причина того кризиса, который переживает средняя школа. Но об этом — в следующий раз.
Иллюстрация: Shutterstock / StonePictures
ПСИХОЛОГИЯ
4 небанальных способа показать ребёнку, что он не зря что-то учит (и даже ходит в школу). Пятёрка или похвала — для детей, увы, не показатель
ШКОЛА
10 типов детей, которым не рады в нашей школе ни учителя, ни одноклассники
ТЕСТ
Сколько весит гусь на одной ноге? Проверьте, прошли бы вы отбор в первый класс. Попробуйте справиться с заданиями для дошкольников
Увы, там тоже много проблем и одна из них — очень низнкий академический уровень в средней школе. Даже если сравнить с Францией.
Что касается того, что то, что мы делаем — это решение для избранных, то с этим трудно спорить. Да, у нас есть стипендии, да, мы берем детей бесплатно, но любая хорошая школа — не для всех, потому что все в одну школу не влезут. Значит ли это, что не надо разрабатывать другие модели? Мне кажется, нет. Двести лет назад любая школа была для избранных. В конце концов, стоимость обучения в нашей школе Ле Салле Диалог примерно раза в два больше, чем тратит РФ на обучение одного ученика в государственной школе. Не в десять, не в сто.
То есть узкое место сделать много таких школ как наша — это не деньги, а нехватка хороших учитилей и нежелание государства это делать.
Это, простите, как мобильные телефоны. В девяностые были только у бандитов и новых русских, а теперь у всех. Если мы хотим делать что-то новое, то оно в начале всегда оказывается «для избранных» — но если не делать нового, то ничего и не измениться, правда?