«Мамой и папой он не называет нас до сих пор»: честная история приёмного родительства

В обществе есть целый список устойчивых представлений о приёмных родителях и приёмных семьях. Но мало кто понимает, как это устроено на самом деле и зачем всё же люди берут в семью чужих детей. Рита Вестфалл для блога фонда «Арифметика добра» рассказывает историю семьи Ольги и Александра.

1. Сережа

Было лето 2014 года, июль. Мы были на даче, моя мама смотрела телевизор, программу «Пока все дома» — там показывали сюжет о детях, которым нужны родители. Мама позвала меня к телевизору: «Смотри, какой хороший мальчик!». На экране я увидела мальчика с завораживающей широкой улыбкой. Было видно, что он стесняется. Мальчика звали Сережа, ему было 12 лет.

Вечером я показала видео с Сережей мужу, он сказал, что готов знакомиться. Мы подготовили пакет документов и приехали к Сереже 1 сентября. К нам вышел мальчик: худенький, маленький, ему можно было дать максимум 9 лет. Сережа вел себя осторожно, но было видно, что рад нам.

На тот момент Сережа жил в детском доме 3,5 года. Над ним издевались другие ребята, заступиться было некому, защитить себя самостоятельно он не мог. Эти несправедливость, горе, обида очень сильно на него повлияли. Долгое время Сережа просто молчал, ни на что особо не реагировал, замкнулся в себе. Ему поставили задержку развития.

Мы решили, что хотим взять Сережу под опеку, а пока проходим школу приемных родителей, будем брать его на гостевой режим — выходные и каникулы. Уже 2-го сентября мы пошли учиться, а первый раз в гости Сережа приехал 8-го сентября.

11-го ноября мы окончательно забрали сына домой, его рост был 130 см, в любой момент он мог замолчать и не реагировать ни на что. Так могло продолжаться 2 часа, а могло день. Это было очень тяжело. Но нейропсихолог, которого мы пригласили домой, сказал, что умственной отсталости у Сережи нет, есть только педагогическая запущенность и тяжелая психологическая травма.

За 1,5 года жизни у нас он вырос на 25 см, но боль, которая была внутри, так никуда и не ушла. До сих пор ему тяжело говорить о раннем детстве, о том, что происходило в кровной семье.

Мамой и папой Сережа не называет нас до сих пор, хотя прошло почти 7 лет, как мы вместе. Но это наш сын, абсолютно наш ребенок. Я никогда не забуду, как он бежал к нам, раскинув руки, когда мы приезжали за ним в детский дом. Мы были ему нужны тогда и сейчас, как и он нам.

2. Влад

Весной 2015 года мы с мужем были на концерте, посвященном 9-му мая, там были ребята из детских домов, показывали видео. Меня зацепил мальчик из московского детского дома. Когда глубоко погружаешься в эту тему, понимаешь, как страшно то, что происходит с этими детьми, и хочется помочь кому-то еще. Я туда позвонила, нас пригласили приехать. Оказалось, что мальчику уже 16 лет, и мы, конечно, не стали даже знакомиться, такого взрослого парня мы бы не потянули.

Но директору мы понравились и нас стали уговаривать познакомиться с мальчиком, которому 6 лет. Мы согласились, и там, в группе, еще не зная об этом, увидели нашего второго сына — Владика. Худенький, с огромной головой и косыми глазами — так он тогда выглядел. Мы напряглись, конечно. Муж был против — волновался из-за здоровья.

Читайте также:

«Государство видит решение в том, чтобы детей усыновляли только „правильные“ люди»

Из семьи Влада забрали в младенчестве: мама злоупотребляла алкоголем, а ребенком занимались бабушка и тетя. Оформить опеку на себя они не могли — жили в одном доме с мамой, лишенной прав. Но бабушка навещала Владика еженедельно. Сначала считала, что жить в приемной семье ему не надо: «Он общительный ребенок, ему и тут хорошо». Но когда мы впервые забрали Владика на выходные, я пригласила её к нам. С тех пор мы стали родными людьми. Она очень благодарна нам за все, что мы делаем для ее внука.

Владик переехал к нам в августе, и наша квартира превратилась в сумасшедший дом. Сереже было очень тяжело — вот родители, а вот ребенок, который их ни во что не ставит. Бесконечные истерики, ор. Мы совершили ошибку и отдали его в первый класс. Конечно, надо было подождать, но все «специалисты» говорили, что он готов.

В школе творился кромешный ад. Он не воспринимал спокойный тон, считал, что все вокруг ему должны, не понимал критических замечаний и был в бешенстве, если у него что-то не получалось. Он до сих пор нарушает чужие границы, ревнует к другим детям. А как его мотало по кровати, когда он ложился спать! Эти самоукачивания, сосание пальца, слезы. Владику 12,5 лет, а он до сих пор укачивает себя, это не прошло.

Было тяжело. Я читала все доступные книги по приемному родительству, мы с мужем поддерживали друг друга и верили в лучшее. При этом я понимала, что Владу куда сложнее, чем нам. Он очень ласковый, добрый парень, готов всегда прийти на помощь. Где-то через месяц совместной жизни я поняла, что полюбила его.

Сейчас Влад играет на саксофоне, фортепьяно, учится в музыкальной школе. Есть проблемы со зрением, ведем войны за то, чтобы всегда носить очки. Еще он занимается с психологом из «Арифметики добра», это огромная поддержка для него. Для всех нас. Влад легко вступает в контакт с окружающими, но его быстро становится много, из-за этого в школе друзей у сына нет. Его никто не обижает, но вот так, чтобы общаться, играть постоянно вместе, такого тоже не сложилось.

3. Настя и Паша

Очень долго у нас не было ресурса взять кого-то еще. Мальчики занимали все время. Но в 2019-м году я захотела дочку. Сначала ни муж, ни ребята не поддержали — были уверены, что будет тяжело, не справимся. Но постепенно пришли к согласию со всех сторон.

Владик учился в одном классе с мальчиком Пашей, которого взяли вместе с сестрой под опеку москвичи, довольно молодая пара. Через год они развелись, дети остались с приемной мамой, хотя детьми больше занимался отец. Маме было сложно, она часто жаловалась на ребят, они много времени были одни, пока мама работала.

В конце 2018 года я узнала от нашей службы сопровождения, что приемная мама собирается от детей отказаться. После занятий в «Арифметике добра» я понимала, что нет ничего страшнее для детей, чем возвращение в систему из семьи.

Я договорилась о встрече с этой приемной мамой, пыталась убедить, что надо обратиться за помощью, старалась поддерживать. Но лучше не становилось. Мама работала сменами, по ночам ее дома не было, днем она спала. Мы с мужем предложили взять на дачу Настю на несколько недель, в итоге она осталась у нас на все лето — приемная мама сама об этом попросила. В мае мы забрали к себе Настю, а в конце июня и её брата Пашу.

Я позвонила Римме Лаптевой, руководителю проекта «Ресурсные родители» из «Арифметики», рассказала всю ситуацию, узнала, что надо делать, чтобы оформить опеку. «Арифметика» сопровождала передачу Насти и Паши нам под опеку, минуя детский дом. Окончательно все документы были подписаны 18 сентября, дети написали, что хотят жить с нами. Бывшая приемная мама с ними не общается, везде заблокировала.

Сейчас Настя учится в 8-м классе, Паша в 6-м. Оба занимаются с психологами из «Арифметики добра». Недавно Настя стала называть меня мама. Это было чудо! Потому что и Настя, и Паша говорили, что так обращаться ко мне не будут. А тут вдруг слышу из комнаты: «Маааам». Даже не поняла сначала. Оказывается, они на занятии с психологом прорабатывали, что Настя очень хочет мне говорить «мама», но стесняется.

Паше сложнее, для него важна безопасность. Он был в таком состоянии, когда не понимаешь, зачем вообще жить. Сейчас оба изменились, у них даже лица другие. Видеть это, знать, что ты к этому причастен — огромное счастье.

Самое важное в приемном родительстве — это работа над собой. Потом поиск фонда, который будет помогать, государственное сопровождение не дает ничего. У нас есть клуб приемных семей, психологи, литература — это наш ресурс. Когда только появляется ребенок, важно, чтобы он оказался на первом месте, чтобы привязанность появилась, чтобы он привык. И только потом все остальное, на учебу не нужно тратить силы в самом начале.

Нужно помнить, что наши дети особенные. С ними все индивидуально, с каждым нужно искать подход и постоянно верить в лучшее. А потом сидишь с ними за столом, шутишь, общаешься — это бесценно!