Жизнь благородных девиц: какие шалости могли себе позволить институтки
Бабушки часто говорят: «В наше время образование было лучше!» А как учились бабушки наших бабушек? Наш блогер, детский писатель, школьный библиотекарь и учитель английского языка Анна Ремез, рассказывает, как жили воспитанницы институтов благородных девиц.
Какие проказы и шалости могли себе позволить институтки? Почти никаких. Институт был учреждением с очень суровыми порядками. Нынешним школьникам полезно было бы изучить дневники благородных девиц: наши школы по сравнению с институтами — просто увеселительные заведения. Из толстенного тома «Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц» («Новое литературное обозрение», 2001 год) удалось выделить лишь пару случаев проказ.
История учебных заведений для девочек началась при Екатерине II, с Санкт-Петербургского Смольного института, который впоследствии разделился на Александровскую и Николаевскую половины, затем к нему прибавились Патриотический и Екатерининский институты в Санкт-Петербурге, учебные заведения в Москве, Иркутске, Астрахани и Харькове, созданные по образу и подобию Смольного. Сейчас мы бы назвали их интернатами или школами с полным пансионом.
Порядки там царили суровейшие и казарменные, никаких прав у институток не было, за малейшую провинность жестоко наказывали, особенно в то время, о котором пишет в своих воспоминаниях Елизавета Водовозова — воспитанница Смольного института, учившаяся там до и после реформ российского образования, проведённых Ушинским в 50–60-е годы XIX века.
Девочек плохо кормили, унижали, иногда били. О порядках тех времён многое рассказывает пример: девочек, которые по слабости нервной системы после поступления в институт начинали писаться в кровать, заворачивали в мокрую простыню и ставили в столовой на всеобщее обозрение, чтобы на них обрушился шквал дразнилок.
Родных воспитанницы не видели по много месяцев, их корреспонденцию распечатывали и читали классные дамы
От настроения последних, по большей части истеричных и жестоких старых дев, зависела вся жизнь институтки. Тут уж не до шалостей. Т. Г. Морозова, воспитанница харьковского Института благородных девиц в начале XX века, в своих воспоминаниях в главе «Пугало» описала шалость:
«В нашем рекреационном зале на полках одного из высоких застеклённых шкафов стояли великолепно сделанные в натуральную величину из папье-маше бюсты представителей разных рас. Укреплённые на деревянных резных подставках, они, очевидно, предназначались как наглядные пособия для наших занятий. Но нам их никогда не демонстрировали. <…> И вдруг мы с Олей обнаружили, что шкаф с этими выразительными фигурами не заперт. И у нас возникла озорная мысль извлечь из шкафа особенно понравившуюся нам фигуру индейца с его коричнево-красным лицом и, задрапировав его плечи в простыню, поднять его высоко над головой и явиться с ним вечером в дортуаре. <…> Под простынёй я подняла его во всю высоту вытянутых вверх рук. Фигура получилась гигантской высоты и фантастически страшной. Дружный вопль ужаса огласил дортуар. Задержавшись в дверях несколько секунд, я резким движением сбросила своего индейца с вытянутых рук, завернула его в простыню, быстро подбежала к своей кровати, сунула под неё злополучную фигуру и улеглась в постель. Была полная тишина, когда дежурная классная дама показалась в дверях дортуара. Она недоумённо оглядела тихо лежащих в своих постелях девочек и безмолвно удалилась».
Фрагменты воспоминаний Татьяны Морозовой можно почитать здесь. В более ранних по времени воспоминаниях Анны Николаевны Энгельгардт, выпускницы Екатерининского института в Москве, читаем:
«Вообще же нужно сказать, что институтки как-то не умели шалить. По крайней мере, в моё время крупных шалостей почти не случалось. Помню только две из них, выходивших из ряду обыкновенных проступков против институтской дисциплины. <…> Несколько удалых головушек вздумало тайком от других нарядиться привидениями и ночью отправилось по дортуарам пугать спящих девиц. Пришли в один дортуар второго отделения и произвели переполох. Все спали, конечно, им пришлось толкать и будить воспитанниц; те сразу и не поняли, в чём дело, а пока они толковали и разбирали, что такое случилось, привидения пробрались в другой дортуар второго отделения, там тоже произвели сумятицу и ускользнули. Но, на беду, вздумали заглянуть на возвратном пути в первый встревоженный дортуар. Там после переполоха никто ещё не засыпал, и когда наши привидения показались в дверях, тридцать голосов крикнули разом во всё горло. Можно себе представить, что произошло: все классные дамы вскочили с постелей и со свечами в руках показались у дверей, расспрашивая, в чём дело; привидения хотели было ускользнуть, но не тут-то было; им перерезали пути к отступлению, захватили в плен и отпустили только после того, как удостоверились, кто они такие».
Наказание за эту, не особенно страшную шалость, было очень суровым: воспитанницы на три месяца были лишены права видеть родных, кроме того, у них отобрали все заработанные до этого знаки отличия.
В том же сочинении можно найти и критерии хороших учителей. К теме шалостей не относится, а всё же упомянуть стоит:
«Что же нужно было учителю, чтобы заслужить уважение воспитанниц? А во-первых, серьёзное, ровное и, главное, справедливое отношение к ученицам.
Беда, коли учитель начнёт отличать кого-нибудь, да ещё чего Боже упаси! — за хорошенькое личико, ну и провалился в общественном мнении! Во-вторых, учителю нужны были ум, знания и уменье передавать их занимательно. В-третьих, известная доза независимости в сношениях с высшим начальством, джентльменская, неподобострастная манера держать себя с ним; и наконец: в-четвёртых, широкая, так сказать, натура, бескорыстие, отсутствие жадности к деньгам, которое определялось хотя и оригинальным способом, но тоже почти всегда безошибочно. Кто из учителей подходил под одну какую-нибудь категорию из этих четырёх, того уважали и любили, или, лучше сказать, поклонялись ему. Таких, конечно, было немного».
Вы находитесь в разделе «Блоги». Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
