«Но посуду я мыть не буду!». Почему вовлечённое отцовство во многом остаётся мифом

Часто говорят, что отцы стали ответственнее относиться к детям и к своей роли в семье, которая сегодня выходит за рамки «Я же зарабатываю». Но так ли это на самом деле? Публикуем отрывок из книги «Право на гнев. Почему в XXI веке воспитание детей и домашние обязанности до сих пор лежат на женщинах», автор которой, психолог и журналист Дарси Локман, исследует причину сохраняющегося в семье и обществе неравенства.

В конце 2015 года Newsweek опубликовал опрос, в котором приняли участие двести пар из штата Огайо, под названием «Мужчины делают половину дел по дому — до появления первого ребенка». Опрос показал, что в парах с двумя работающими партнерами каждый партнер до рождения детей уделял домашним обязанностям по 15 часов в неделю. Как только появлялись дети, женщины добавляли к этому 22 часа ухода за ребенком, а мужчины только 14, причем мужчины при этом урезали время на домашние дела на 5 часов (а женщины так и тянули свои 15 часов).

Молодые отцы, выросшие в более позднем эгалитарном обществе, вели себя не лучше. «Мужчины-миллениалы оказались совсем не такими отцами, как они надеялись», — написала The New York Times в июле 2015 года, цитируя социологическое исследование Калифорнийского университета. Оно продемонстрировало, что мужчины в возрасте 18–30 лет на словах демонстрируют более современное отношение к гендерным ролям в браке, чем старшее поколение, но «им тяжело реализовать его в собственных семьях».

Опрос Исследовательского центра Пью в том же году показал: мужчины считают, что выполняют не меньше работы по дому, чем женщины, но их жены придерживаются иного мнения. 64% матерей утверждают, что заботятся о потребностях детей гораздо больше, чем их мужья. 41% отцов и 31% матерей считают, что домашние обязанности в их семье делятся поровну. Опрос журнала The Economist в 2017 году, охвативший родителей из восьми западных стран, показал схожие результаты (46% отцов и 32% матерей считают, что домашние обязанности у них делятся поровну).

Выводы многочисленных наблюдений в социологических публикациях можно резюмировать статьей, опубликованной в Journal of Marriage and Family: «В силу потенциальной выгоды равного разделения домашнего труда, а также стремительного роста числа работающих женщин и активной популяризации идеалов равноправия в браке, многие прогнозировали, что разделение домашних обязанностей станет более гендерно нейтральным. Однако опросы не подтверждают это предположение. Исследователи так и не смогли ответить на важный вопрос „Почему мужчины не делают больше?“».

Именно этот вопрос мучил матерей, с которыми я познакомилась, — причем даже тех, чьи мужья называли себя профеминистами и предполагали, что их идеология автоматически отразится на образе жизни. Как правило, этого не происходило. Моя подруга Лиза, в ярости на то, что ее муж вечно отсутствует и не принимает участия ни в каких домашних делах, порезала себе руку, нарезая овощи, — после чего руку пришлось перевязать и отложить длинный список домашних дел на несколько недель. Моя подруга Бэт отказывалась рожать второго ребенка, потому что ее муж не мог пообещать, что на этот раз будет активнее заботиться о детях (второго они все равно родили; по ее словам, на этот раз она, по крайней мере, знала, во что ввязывается. Говоря об этом, она тяжело вздыхала и пожимала плечами). Моя подруга Сара, чтобы добиться от мужа равного участия после рождения второго сына, разработала целый план, согласно которому никто из них не должен оставаться один с мальчиками. Ради этого обоим супругам пришлось изменить график работы и пожертвовать всеми выходами в свет. Нуждаясь в помощи мужа по утрам перед работой, моя пациентка Андреа составила расписание в Google-календаре, в котором был установлен будильник для ее мужа на всю неделю, а в те многочисленные дни, когда он все равно не просыпался вовремя, ей приходилось готовить обед на всю семью, пока ее полуодетый малыш висел у нее на юбке. Другие женщины, которых я знала, справлялись как могли, пока не выбивались из сил, и тогда скандалили с отцами своих детей — и все равно почти ничего не менялось. В конечном итоге все их усилия были напрасны. Так уж сложилось… Причем никто из участников драмы не знал почему и не мог направить свою жизнь по более сбалансированному и справедливому пути.

Почему же мужчины не делают больше?

«Думаю, этому есть биологическое объяснение, — заявила моя мама, когда приехала к нам в гости и мы гуляли с моими дочками на детской площадке во дворе Нью-Йоркского зала науки. — Женщины инстинктивно лучше понимают потребности своих детей». Я поморщилась от ее предположения. Оно возмутило мою интеллектуальную чувствительность. Моя мама — социальный работник, когда-то участвовала в марше за Поправку о равных правах (Поправка о равных правах (ERA) — предлагаемая поправка к конституции Соединенных Штатов, гарантирующая равные юридические права всем американским гражданам независимо от гендера, впервые предложена в 1923 году, процесс ее ратификации продолжается до настоящего времени. — Прим. авт.).

Всю мою молодость она мне внушала, что была бы намного счастливее, если бы пошла работать, когда я и моя сестра были маленькими. С недавних пор мама стала называть себя консерватором и говорить, например, такое: «Жаль, что я раньше не понимала: мои дети — самое важное, что у меня есть в жизни».

Но сердилась я ещё и потому, что мысль про природу и неизбежные предрасположенности тоже приходила мне в голову

Моя сверхбдительность по отношению к потребностям дочерей зачастую казалась мне качеством, не подвластным контролю, — будто сопротивляться ей было не легче, чем не дергать ногой, когда по колену бьют резиновым молоточком.

Если после долгой семейной прогулки мы с Джорджем приезжали домой поздно с двумя уставшими детьми, муж мог сразу же направиться в ванную — чистить зубы. Себе. Я же должна была, прежде чем задуматься о своих нуждах, переодеть девочек и отправить их умываться. «Я бы сам все сделал, если бы ты немного подождала», — упрекал меня муж, когда девочки уже лежали в постели. Но я так просто не могу.

«Все дело в личности, — сказала Эллен Седман из Нью-Джерси, писательница, редактор и мать троих детей, чей пост о „суперзрении“ (материнский эквивалент умения перепрыгивать с одного небоскреба на другой) привлек мое внимание на Facebook (принадлежит Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена на территории РФ. — Прим. „Мела“). — Как показывает и мой опыт, и опыт моих подруг, женщины более дотошны и внимательны к деталям, когда речь идет о доме и детях». Так Седман высказала менее детерминистскую версию хвалебной оды врожденным способностям, которые воспевала моя мама. Затем она добавила: «Я, к примеру, особенно дотошная. Я замечаю все. У меня на все есть своя система. Я знаю, что нужно позвонить врачу на следующей неделе и записать детей на сдачу анализов в школе, а еще нанять фотографа, который раз в год делает наши семейные фотографии. Я держу списки на бумаге и в голове. А мой муж нет. Это не в его привычках». Женщин нельзя назвать от природы более организованными, чем мужчины, и Седман также признает, что эту склонность — быть внимательной к потребностям других людей — она осознанно в себе развивала, чтобы облегчить жизнь мужу.

Называя себя успешной, она подчеркивает, что гордится своими способностями и тем, как хорошо заботится о своей семье. Как же мне это знакомо! К тому же это смягчает ее недовольство статусом, который она занимает дома, — статусом человека, который должен обо всех заботиться. «Мы наблюдали, как наши матери занимались домом, а наши отцы это пассивно допускали, — сказала она, добавив, что своей дочери она желает другой жизни. — Это гендерные стереотипы, которым нас учат. И они никуда не денутся только потому, что теперь оба партнера работают. Это замкнутый круг. И я понятия не имею, как его разорвать».

«Мужская привилегированность», — сказала моя тогда еще бездетная лучшая подруга из колледжа, когда я спросила ее, что она думает по этому поводу. Патриархат, пережиток прошлого, которого, как мне казалось, я ухитрилась избежать, поскольку я родилась в нужном месте и в нужное время. (Ха!)

Прописная истина — материнство делает многих женщин феминистками

Как написала Джейн О’Райли в главной статье дебютного издания журнала Ms. еще в 1971 году: «В конечном итоге все мы домохозяйки — и именно к нам обращаются, когда нужно сделать что-то неприятное, неудобное или непонятное». В современной жизни ничто не соответствует этому описанию больше, чем родительские обязанности — вся эта бесконечная стирка, завтраки… И, вероятно, на вопрос, почему мужчины не делают больше, лучший ответ предложил мужчина — гость на ужине, который дала О’Райли перед выходом ее статьи: «Кое с чем я согласен, равная оплата за труд равной ценности — это справедливо… Но не говорите, что движение за равноправие женщин обязывает меня мыть посуду!»

«Это структурная проблема, — сказала мне по телефону социолог Государственного университета Нью-Йорка Вероника Тиченор, специализирующаяся на разделении труда в семьях. — Рабочая среда не изменилась. Мужчины-сотрудники до сих пор ведут себя так, словно у каждого из них жена — домохозяйка. Никто не отпрашивается домой, если заболеет ребенок. Когда одна семья не может наладить быт, это их личное дело. Но когда страдают все семьи, это уже социальная проблема».

Конечно, Тиченор права, как и авторы статей и книг, которые объясняют изъяны нашей системы, препятствующие благополучию семьи в XXI веке: начиная с непомерных требований многих компаний (чуть ли не 24-часовой рабочий день) и заканчивая негласным неодобрением (или риском потерять работу), с которым сталкиваются работники, ставящие семейные обязанности на первое место, и мизерными государственными пособиями для родителей в США и во многих других западных странах. Мужчины не делают больше, потому что мир усложнил им эту задачу. «Рабочую структуру необходимо изменить», — подчеркивает Тиченор. Но если справедливости для женщин в быту можно достичь только через кардинальные изменения в политической и экономической системах, вряд ли мои дочки этого дождутся, как и мои внучки.