Почему Иисуса и Деву Марию изображали как мужа и жену

«Страдающее Средневековье» — это паблик «ВКонтакте» для тех, кто любит историю и ещё больше любит про историю пошутить и сделать пару мемов из средневековых картин. Теперь в издательстве АСТ выходит книга «Страдающее Средневековье», где трое историков Сергей Зотов, Михаил Майзульс и Дильшат Харман рассказывают о парадоксах священной иконографии. «Мел» публикует фрагмент книги «Сын-жених и мать-невеста».

В центральной апсиде церкви Санта-Мария-ин-Трастевере в Риме находится мозаика, выполненная в 1140–1143 годах. На троне восседают Дева Мария и Иисус, причём Иисус одной рукой обнимает мать, а в другой держит книгу, раскрытую на словах Veni electa mea, ponam in te tronam meam («Приди, избранная моя, и я положу мой трон в тебе»), которые читались во время службы на праздник Успения Богородицы. Богоматерь, одетая как царица, разворачивает свиток с цитатой из Песни Песней (8:3): Leva eius sub capite meo et dextera illius amplexabit me («Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня»). Чем объяснить такую любовную тему в изображении матери и сына?

Чтобы понять смысл этого образа и символику Христа-жениха и Девы Марии-невесты, которая в нём заложена, необходимо вернуться к истокам христианского богословия. Апостол Павел писал о том, что Иисус — это «новый Адам», ведь он искупил первородный грех, который предок всех людей сотворил в Эдеме:

Ириней Лионский во II веке назвал Деву Марию «новой Евой», поскольку она исправила грех своей прародительницы. Как смерть овладела родом людским после того, как Ева ослушалась Бога, так и спасение человечества стало возможно после безусловного послушания Богоматери воле Божьей.

Эти аналогии довольно рано приводят к тому, что мать и сын — Мария и Иисус — начинают символически изображаться как муж и жена. Ведь Адам и Ева были супругами, а Иисус и Мария — новые Адам и Ева. Кроме того, Церковь часто олицетворяли в образе Богоматери. А Церковь, как говорил апостол Павел в Послании к эфесянам, есть невеста Христа. Это вновь подводит к идее любовного союза Иисуса с его матерью.

Первым, кто прямо назвал Деву Марию «невестой Христовой», был христианский богослов и поэт Ефрем Сирин (306–373):

Наконец, тут важна ассоциация Девы Марии с персонажем одной из самых эротически насыщенных книг Ветхого Завета — Песни Песней. В этом тексте любовник, описываемый как Царь или как Соломон, ищет и находит свою возлюбленную Шуламиту (Суламифь), а она, в свою очередь, тоже ищет, теряет и находит его. Песнь Песней прославляет красоту, чистоту и плодовитость Невесты.

Богословы издавна интерпретировали эту историю, рассказанную языком снов и видений, как развёрнутую метафору любви Бога к своему народу, которая была описана как супружеская любовь, чтобы сделать текст понятней и ближе читателю. В этом христианское толкование опиралось на иудейское. В соответствии с ним, Песнь Песней повествовала о любви Бога к Израилю (потому эту книгу в синагогах читали во время праздника Песах, посвящённого освобождению евреев из египетского рабства).

Уже в IV в. Амвросий Медиоланский, миланский епископ и один из учителей Церкви, сравнивал Деву Марию с Шуламитой:

Эта идея получила новую жизнь в сочинениях Бернарда Клервосского, крупнейшего цистерцианского богослова и мистика, пламенного почитателя Девы Марии. В своих 86 проповедях на Песнь Песней он постоянно идентифицирует Христа с любовником из этой книги, а Марию — с его невестой и женой.

Первые попытки проиллюстрировать брак Иисуса и Марии делались исключительно в манускриптах, предназначенных для монашествующих, то есть для самой образованной части общества (до XIII в. большинство рукописей изготавливалось в монастырях и хранилось в их библиотеках).

Чаще всего изображение влюбленной пары появляется в первой главе Песни Песней, в инициале «О», с которого начинается фраза Osculetur me osculo oris sui, то есть «Да лобзает он меня лобзанием уст своих!».

На некоторых иллюстрациях кроме Марии-Церкви появляется и вторая женская фигура — олицетворение Синагоги. Если Церковь — общность всех верующих во Христа, Синагога — общность всех верующих иудеев, оставшихся в рамках Ветхого Завета.

В самом тексте Песни Песней, написанном задолго до появления христианства, ни Церковь, ни Синагога, конечно, не упоминаются. Все эти истории про соперничество, принятие и отвержение были созданы средневековыми богословами-комментаторами. В частности, Амвросий Медиоланский полагал, что именно Синагога произносит слова «Дщери Иерусалимские! Черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня: сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, — моего собственного виноградника я не стерегла» (1:4-5). По его мнению, «чернота» означает черноту неверия Синагоги. В то же время она красива, так как ей был дан ветхозаветный Закон, и, если она обратится ко Христу, то красота к ней вернётся. Григорий Великий (ок. 540–604), папа римский и один из учителей Церкви, был уверен, что Синагога не только возвратится ко Христу, но и станет такой же прекрасной, как Церковь.

Это одна из сложнейших иллюстраций к Песни Песней, где, вероятнее всего, Христос изображён одновременно с Девой Марией-Церковью и Синагогой. Внутри укреплённого города сидят Жених (Sponsus) и Невеста (Sponsa) — оба они коронованы и окружены нимбами. Жених правой рукой обнимает Невесту — рядом с её плечом написано «Правая рука обнимает меня» (2:6 или 8:3). У груди женщина держит книгу, где читается первый стих Песни Песней. Оба персонажа находятся в полном согласии. Однако левая рука жениха, из которой льётся кровь, проникает в маленькое окошечко и ласкает третью фигуру, находящуюся за стенами города. Это и есть Синагога. Чтобы у нас не осталось сомнений в том, что здесь происходит, рядом с окном помещены слова «Левая рука его у меня под головою» — это первая часть стиха, который написан рядом с Девой. На свитке второй женщины видны слова «Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и нутренность моя взволновалась от него» (5:4). Поблизости растёт высокое дерево, на котором развевается последняя надпись: «Под яблоней разбудила я тебя» (8:5). Вся эта сцена иллюстрирует текст Гонория Августодунского (1080–1154), который, комментируя Песнь Песней, придумал поразительную историю об императоре-Христе, его жене-Церкви и наложнице-Синагоге. И Церковь, и Синагога приносят Христу наследников, но Синагога в состоянии сделаться равной Церкви только тогда, когда обретёт «сокровище послушания».

Инициал Р, открывающий текст Pulchra es arnica mea suavis et decora sicut Hierusalem («Прекрасна ты, возлюбленная моя… любезна, как Иерусалим»). В этом комментарии на Песнь Песней рассказывается о том, как в будущем Синагога (символ общины иудеев) будет обращена в христианство. На изображении Христос-Жених обнимает свою вторую невесту — Синагогу, у которой даже появляется нимб. Из отверженной любовницы она превращается в законную жену — такую же, как Церковь.

Итак, мы видим, что в рукописях появляются изображения Христа-жениха и двух его невест, из которых одна является его матерью! Правда, если смотреть только на иллюстрации и подписи к ним, о «кровосмесительном» союзе можно и не догадаться. Для того, чтобы разобраться в символизме женской фигуры рядом с Христом, требовалось прочитать комментарии к Песни Песней.

Возможно, эти странные и богословски насыщенные образы никогда бы не вышли за стены монастырей. Но после того, как святой Бернард Клервосский, комментатор и популяризатор Песни Песней, посетил Рим, папа Иннокентий II, вдохновлённый его визитом, заказал для церкви Санта-Мария-ин-Трастевере огромную мозаику. Это была первая попытка донести образ Марии-невесты-супруги не только до учёных клириков, но и до масс верующих.